Преступления, совершенные в 1888 году в Восточном Лондоне в районе Уайтчепл пресловутым Джеком Потрошителем, настолько потрясли тогдашнее английское общество, что это потрясение не прошло до сих пор, дав начало своеобразному культурному феномену - «рипперологии» (от ripper - потрошитель). Энтузиасты-рипперологи вот уже более ста лет пытаются раскрыть личность убийцы, и среди кандидатов то и дело называют некоего русского доктора. О том, как возникла эта абсурдная легенда, я расскажу в этот раз.
В середине октября 1923 года вышла книжка известного беллетриста и британского шпиона-любителя Уилльяма Тафнелла Лекью «Вещи, которые я знаю о королях, знаменитостях и мошенниках». Среди прочих «вещей» была и такая «вещица»:
Я думаю, хорошо известно, что после убийства лже-монаха в Петрограде правительство Керенского передало мне по секрету большое количество документов, которые были найдены в сейфе в подвале его дома, чтобы я мог бы написать отчет об удивительной карьере этого негодяя. Я сделал его по документальным свидетельствам, под названием «Распутин», и он встретил большой интерес во всем мире. Тогда среди той огромной массы писем, телеграмм, и компрометирующей корреспонденции от императрицы и других - ибо Распутин был вымогателем в равной мере как и священником - я нашел большую часть рукописи, которую он, сам преступник, очевидно намеревался издать, озаглавленную «Великие русские уголовники». Она была на французском, на языке, который монах знал лишь чуть-чуть, и была напечатана на машинке, очевидно под диктовку. В ней я нашел, к своему изумлению, настоящую правду о преступлениях «Джека Потрошителя»!
Я не издал ее в моей книге, потому что я не мог, до недавнего времени, проверить какой-либо из утверждаемых фактов. Я, однако, процитирую собственную рукопись Распутина, которую, прежде чем я возвратил ее революционному правительству, я скопировал:
«Лондон пришел в ужас от злодеяний таинственного преступника, известного как «Джек Потрошитель», который убил и изувечил множество женщин плохой репутации в Ист-Энде столицы. Повторение этих ужасных преступлений озадачило мир. Подлинный виновник этих злодеяний был раскрыт русским, хорошо известным в Лондоне, по имени Нидероэст, шпионом нашей тайной полиции, который был членом Клуба на Джубили-стрит, анархистского центра на востоке Лондона. Однажды ночью в клубе личность «Джека Потрошителя» была раскрыта ему старым русским анархистом Николаем Зверевым. Таинственным убийцей был доктор Александр Педашенко, который находился в штате родильного дома в Твери и проживал на третьем этаже на Миллионной, но уехал в Лондон, где он жил со своей сестрой на Уэстморленд-роуд в Вулворте. Оттуда он отправлялся в ночь, садился на омнибус через Лондонский мост и пешком шел в Уайтчепл, где он совершил свои тайные преступления.
Александру Педашенко, согласно Звереву - чьи данные появляются в донесениях тайной полиции - помогал его друг по имени Левитский и молодая портниха по имени Вайнберг. Последняя приближалась к жертве и удерживала ее разговором, а Левитский следил за полицейскими патрулями, пока происходили преступления и увеченья. Левитский, который был уроженцем Лондона, написал предупреждающие открытки в полицию и прессу, подписанные «Джек Потрошитель». Именно через Левитского Зверев знал правду.
Донесение об открытии Нидероэста весьма развлекло нашу тайную полицию, ибо, фактически, они знали все детали еще в то время, и сами активно помогали и
поощряли эти преступления, чтобы выставить миру некоторые изъяны английской полицейской системы - тогда между нашей собственной полицией и британской имелись некоторые разногласия и соперничество. Именно по этой причине Педашенко, величайший и самый отчаянный из всех русских сумасшедших-уголовников, был подстрекаем отправиться в Лондон и совершить тот ряд зверских преступлений, в которых агенты нашей полиции помогли ему.
В конечном счете по распоряжениям министерства внутренних дел тайная полиция контрабандой вывезла убийцу из Лондона, и как граф Луисково он высадился в Остенде, и был препровожден агентом секретной службы в Москву. Находясь там, несколько месяцев спустя, он был пойман на месте преступления, пытающимся убить и изуродовать женщину по имени Вогак, и в конечном счете был послан в психиатрическую лечебницу, где он умер в 1908.
После возвращения в Россию Левитского и женщины Вайнберг тайная полиция посчитала мудрым скрыть их, и они были поэтому сосланы в Якутск. Таковы подлинные факты «Тайны Джека Потрошителя», которая все еще озадачивает целый мир.»
Я рискую дать эту цитату из незаконченной работы Распутина, потому что я только недавно обнаружил, что доктор по имени Педашенко действительно проживал в Твери, и его смертоубийственные склонности были хорошо известны. Опять же, я узнал, что человек по имени Нидероэст был членом Джубили-стритского клуба и был хорошо известен в связи с анархистским делом в Тоттнеме, а также в связи с Сидни-стритским делом.*
* Здесь имеются в виду события 1910-1911 годов, когда латышская анархистская группа пыталась произвести в Лондоне экспроприацию в одном из ювелирных магазинов, а в процессе преследования их через лондонский район Тоттнем полицией устроило стрельбу, приведшую к человеческим жертвам. Два связанных с этой группой анархиста позднее были подвергнуты в доме на Сидни-стрит осаде, которой руководил сам Уинстон Черчилль, тога министр внутренних дел Британии. Эту историю - обещаю, - я расскажу позднее.
Кроме того, нужно помнить, что во время войны Распутин составлял заговор с Протопоповым, министром внутренних дел, для сокрушения России, и поэтому он имел доступ ко всем секретным архивам этого департамента, из которых, очевидно, он и получил свои факты. А потому, не соглашаясь, что наша полицейская система является дефективной, я печатаю эти разоблачения среди «Вещей, которые я знаю».
Едва книга Лекью появилась на свет, она тотчас же была высмеянна и опровергнута газетой «Стар». Журналист Хол Ричардсон в своих мемуарах «От Сити до Флит-стрит» заявлял, что «полиция воспользовалась услугами «Стар», чтобы опровергнуть ее, и у меня есть все причины полагать, что это отчет - полуофициальный». Сама «Стар» охарактеризовала утверждения Лекью как чушью.
«Мы можем поверить во многие преступления царизма, но не в это, и уж конечно не из такого авторитетного источника, как какой-нибудь прохиндей вроде Распутина. Но мистер Лекью выпускает из мешка большого кота, когда он показывает, что разоблачения виновника этих злодеяний происходят от русского, хорошо известного в Лондоне, по имени Нидероэст, шпиона в русской полиции ....
Правда состоит в том, что Иоганн Нидероэст был вовсе не русским, а швейцарцем. Он был членом Русско-Латышского Социалистического Клуба в Ист-Энде, но старший инспектор Маккарти в 1909 дал показание, что Нидероэст не был анархистом, а продал в газеты информацию о бомбах, сделанных в Уайтчепле, которую полиция нашла «совершенной чепухой».
Мистер Лекью говорит, что он не включал этот анекдот о Джеке Потрошителе в свою книгу о Распутине, потому что он хотел проверить имеющиеся в нем обстоятельства. Теперь он добавляет такое изумительное доказательство: «Я только недавно обнаружил, что доктор по имени Педашенко действительно проживал в Твери».
Первый факт вообще ничего не доказывает; второй - то, что Нидероэст был известен в связи с Сидни-стритским делом, является чистой выдумкой, а ссылка на тоттнемских анархистов в январе 1909 вводит в крайне заблуждение.
Нидероэст не имел никакого отношения ни к этим анархистам, ни к стрельбе, но когда один из захваченных - Павел Гефельд - лежал в больнице, Нидероэст явился туда под вымышленным именем, притворяясь братом Гефельда.
Поскольку «преступное намерение» доказать было трудно, Нидероэст отделался судебным замечанием, но в июне 1915 он был судим на Боу-стрит и выслан как нежелательный иностранец.
В апреле 1916 он объявился в своей родной Швейцарию с историей о том, что он был пассажиром на «Суссексе» и, вместе с другими пассажирами, был незаконно заставлен британскими и французскими властями поклясться, что они видели, как «Суссекс» был торпедирован, тогда как в действительности он подорвался на мине.
На этот раз было доказано, что он бессовестный лжец, а факт, что теория мистера Лекью опирается на его же утверждение, достаточен для нас, чтобы расценить ее как беллетристику, не говоря уже о врожденных внутренних неправдоподобиях, которые мы упомянули.»
Уилльям Лекью (1864-1927) принадлежал к той категории людей, которые, не обладая, в общем, особыми талантами, умудряются оставить неизгладимый след в литературе. Он родился в Лондоне от отца-француза и матери-англичанки, получил домашнее образование в Англии и в Пагли (Генуя), затем изучал искусство в Париже. В 1891 году был назначен иностранным редактором журнала «Глоуб», в 1893 ушел с этой должности и посвятил себя свободной журналистике.
Сам он утверждал, что в 1888 году освещал Уайтчеплские убийства для «Глоуб» и вместе с Чарльзом Хендсом и Линкольном Спрингфилдом «практически жили как некое трио в Уайтчепле, и как только совершалось каждое убийство, мы подробно расписывали колоритные и зловещие детали, пока стояли на том самом месте, где произошла трагедия. Одним вечером Спрингфилд … публиковал теорию о том, как было совершено убийство…; на следующую ночь Чарли Хендс имел гораздо лучшую теорию, и затем я рассматривал еще одну теорию в «Глоуб».
Его обширное творческое наследие (около 130 книг) включало небрежно написанные романы, полудокументальные истории и сенсационные сплетни. Однако они пользовались успехом, что позволило ему широко путешествовать по миру. О методах его работы и о достоверности сообщаемых им сведений можно судить по следующим примерам:
К 1905 году Лекью зациклился вдруг на угрозе немецкого вторжения в Британию и стал бомбардировать британское министерство иностранных дел и военное министерство всякого рода реальными и воображаемыми сообщениями. В одном таком сообщении Лекью утверждал, что у него в Берлине был личный и очень близкий друг - ни много, не мало как вице-директор кайзеровского шпионского бюро, - который утверждал существование обширного немецкого шпионского аппарата в Великобритании. В другом письме Лекью утверждал, что получил расшифровку стенограммы тайной встречи кайзера и его военного руководства в Потсдаме. Кайзер якобы подробно говорил о завоевании Великобритании и иллюстрировал свои планы картами и диаграммами, а также домонстировал модели нового летательного аппарата и дальнобойных орудий. Когда у Лекью попросили сделать копию речи, он заявил, что это невозможно, так как ее выкрали немецкие шпионы прямо из офиса его издателя.
Еще в одном случае Лекью утверждал, что добыл некий перечень (который также вскоре исчез) британских предателей, которые были союзниками секретной немецкой организации под названием «Тайная Рука». «Я был ошеломлен при виде этого списка, - написал он позднее. - Было ужасно, что люди, которых нация считает высоко патриотичными и честными - попали в коварные щупальца гигантского германского осьминога.» Список, сказал Лекью, включал членов Парламента и двух известных писателей, а также должностных лиц Министерства иностранных дел, Министерства внутренних дел, Министерства по делам Индии, Адмиралтейства и Военного министерства. Однако британские власти и на этот раз, разумно полагая, что Лекью престал отличать факты от своих фантазий, проигнорировали его.
Однако Лекью не пожелал заткнуться, и в 1906 году взял на вооружение совершенно другую тактику. Он стал искать и в итоги добился соучастия фельдмаршала лорда Робертса - возможно самого известного и наиболее воинственного британского империалиста девятнадцатого столетия - в деле пропаганды своих представлений о завоевании Британии немецкими ордами. В лорде Робертсе Лекью нашел непоколебимого союзника. Национальный герой, в начале своей карьеры Робертс был награжден крестом Виктории за храбрость во время службы лейтенантом в Бенгальской конной артиллерии (в Индийской армии) во время сипайского восстания (1857-1858). Затем он командовал британскими силами в Афганистане (1881-1882), выиграв решающую британскую победу Второй афганской войны. Позже он стал главнокомандующим в Индии (1885-1893) и в южноафриканской войне (1899-1902) и, наконец главнокомандующий британской армии (1901-1904). Теперь, имея за пазухой лорда Робертса, Лекью мог представить свои фантазии совершенно в ином свете.
В начале 1906 года лорд Робертс и Лекью начали планировать беллетризованный рассказ о немецком вторженим в Англию в 1911 году. Однако дело это было сложное, и они обратились за финансовой поддержкой к лорду Нортклиффу, создателю первой британской массовой деловой газеты «Дейли Мейл». Честолюбивый и авантюрный человек, Нортклифф использовал свой гений публикатора и богатство, чтобы стать ключевым игроком в политике своего времени. Взамен своей финансовой поддержки, Нортклифф получал исключительные права на выпуск этой истории в своей газете в виде серии статей с продолжением до ее выпуска в виде романа.
Проект реализовывался как настоящая военная операция. Набрав дополнительно британских военных экспертов, Лекью и лорд Робертс совершили поездку по всей Восточной Англии, ища вероятный маршрут вторжения. Лорд Робертс поставил себя на место немецкого генерала и планировал марш на Лондоне, который будет гарантировать его захват при столкновении с наименьшим сопротивлением. Лекью потратил почти год, описывая эту историю в вымышленной форме прежде, чем гордо представить результаты Нортклиффу. К сожалению, лорд Нортклифф не был доволен. Направление марша, которое предложил лорд Робертс, проводило вторгающуюся немецкую армию через области, где обращение «Дейли Мейл» было минимально. Чтобы исправить эту оплошность, направление германской атаки было изменено, чтобы гарантировать разграбление тех городов, где возможности обеспечить увеличения тиража «Дейли Мейл» были наиболее высоки. Затем Лекью и Нортклифф ежедневно рекламировали эту историю с продолжением, публикуя в «Таймс», «Дейли Телеграф», «Иорнинг Пост», «Дейли Кроникл» и в самой «Дейли Мейл» список тех районов, на который германцы - если бы следовали «сценарию лорда Робертса» - напали бы следующим утром.
В Лондоне люди-сэндвичи с рекламой «Дейли Мейл» шествовали туда-сюда по лондонским улицам, одетыми в каски с пикой и прусские мундиры, в то время как премьер-министр, сэр Х. Камбелл-Баннерман, присоединялся к общественному негодованию, говоря в Палате общин, что Лекью был «пагубным паникером» и что вся эта история была «рассчитана на то, чтобы взбудоражить общественное мнение за границей и встревожить наиболее неосведомленное общественное мнение дома». Но, не смотря на премьер-министра, для Нортклиффа и Лекью все это дело было замечательным успехом. Обращение газеты «Дейли Мейл» взлетело, а в форме книги «Вторжение в 1910 году» было продано более миллиона экземпляров на двадцати семи языках. Через лорда Робертса Лекью добился некоторого доверия, а через Нортклиффа (и роман) он нашел способ обратить внимание огромного количество людей на опасность, исходящую от Германии. Более того, он мог одновременно делать на этом большие деньги. С этого момента два мотива - патриотизм и прибыль - стали неразрывно связаны в плодовитом уме Лекью.
Вдохновленные своим влиянием на британское общество, лорд Робертс и Лекью сформировали добровольный Отдел секретной службы. «Полдюжины патриотов тайно объединились друг с другом, - написал Лекью позже. - Оплачивая каждый свои собственные расходы, они принялись за работу, собирая информацию в Германии и в других местах, которая моглы быть полезной для нашей страны в случае надобности. Италия и Ближний Восток были регионами, назначенными мне, но мои путешествия заносили меня также в Россию, Германию и Австрию.» И, согласно Лекью, большую часть денег, которые он заработал на «Вторжении в 1910 году», он потратил на эту частную шпионскую работу:
Я расставался с моими деньгами свободно, ведя веселую жизнь, с одной идеей получить информацию на пользу Великобритании. Я был единственным англичанином, который когда-либо входил на оружейный завод Эрхардта в Дюссельдорфе, где они тогда строили большие пушки. Мое приключение стоило мне большой суммы на взятки, которые я заплатил некоему авантюристу в Константинополе, но я получил те сведения, которые хотел. Должным образом результаты моего приключения были мною сообщены, внесены в опись и положены в долгий ящик в Военном министерстве.
Свободное от шпионажа за границей время Лекью тратил на ниве контрразведки в Великобритании, снова забрасывая Военное министерство сообщениями о «германских офицерах в штатском» и делая фотографии гостиниц на британском восточном побережье с их немецкими владельцами и немцев, проживавших вблизи телеграфной конторы, «готовых нанести удар и захватить или уничтожить оборудование», когда вторгнутся германцы. Другие сценарии Лекью включали секретные немецкие арсеналы около Чаринг-Кросса, тысячи немецких шпионов, замаскированных под официантов, и таинственные ночные сигналы в Суррейских холмах. Но, сказал Лекью, его сообщения игнорировались. Это безразличие он приписывал апатии или, более вероятно, вмешательству немецких сочувствующих из «Тайной Руки».
При финансовой поддержке Д.К. Томсона, шотландской газетного и издательского магната, он путешествовал по Шотландии, разыскивая германских шпионов и публикуя отчет о поездке в томсоновской «Дейли Ньюс». Позже Лекью отредактировал эти статьи и в 1909 издал «Шпионов кайзера: заговор сокрушения Англии». Хотя он описал книгу как роман, он добавил, что она «основывалась на серьезных фактах, лично мне известных», результате двенадцатимесячного путешествия по Британии и «производстве личных расследований присутствия и работы здесь 5 000 немецких шпионов».
Выход этой книги поднял градус шпиономании в британском обществе на небывалую высоту, каковая не понижалась уже до конце Первой мировой войны. «Шпионы кайзера» представляли собой хронику обнаружения всего образа действий германских шпионов,начиная от наблюдения за береговой обороной Англии до попыток выкрасть чертежи новейших линейных кораблей, подводных лодок и летательных аппаратов. Чтобы усилить достоверность рассказа, Лекью отмечал во введении: «Когда я пишу, передо мною находится папка с удивительными документами, которые явно показывают лихорадочную деятельность, с которой действует этот авангард нашего врага». Позднее он утверждал даже, что перед Первой мировой войной кайзеровские агенты преследовали его до самого Лондона, где Скотланд-Ярду пришлось приставить к нему охрану, чтобы защитить от убийства. Однако во время войны британской контрразведке так и не удалось обнаружить сколько-нибудь действенную и многочисленную агентуру Германии.
В 1917 году Лекью был послан (или поехал сам) в Россию в качестве подкрепления в организованное там из известных литераторов и беллетристов Британское бюро пропаганды, ставившее своей целью отвращение русского общественного мнения от возможного сепаратного мира с Германией и недопущение большевистской революции. Ни того, ни другого этому бюро осуществить не удалось. Зато уже в июне-августе Лекью опубликовал в «Иллюстрейтед Санди Хералд» серию статей о Распутине, и позднее в том же году выпустил отдельную книгу «Распутин - монах-проходимец», в которой впервые говорилось о документах, переданные ему Временным правительством. Еще дважды Лекью возвращался к истории Распутина: в 1891 в «Посланце Зла: Тайной истории распутинского предательства России» (якобы тоже основанной на документах, полученных от Временного правительства) и в 1919 в полубеллетристической книге «Распутин в Лондоне».
Главным документом, на который ссылался Лекью в книгах о Распутине, был дневник личного секретаря и телохранитялся старца, некоего Федора Раевского. Надо полагать, именно ему диктовал по-французски «Великих русских уголовников» Григорий Распутин-Новых. От несуразностей, которыми наполнен «дневник Раевского», просто шевелятся волосы. Здесь описывается и первая встреча Распутина с августейшей семьей во время их поездки в Саров в 1904, специально организованная руководителем Распутина по его работе в тайной полиции генералом Куропаткиным (как известно, первая встреча произошла 1 ноября 1905 года в Петербурге, а Куропаткин в 1904 был военным министром и совершал поездку по Дальнему Востоку и в Японию, и никогда не служил ни в какой «тайной полиции»), и проведенная в строжайшей тайне встреча Распутина с кайзером Вильгельмом в Берлине во время Первой мировой войны. Мне неизвестно ни одного человека в окружении Рсапутина по имени Федор Раевский. При старце некоторое время отирался агент Департамента полиции Борис Ржевский-Раевский, кроме того, брат одного из входивших в ближний круг Распутина, Михаила Оцупа (Снарского), Георгий носил литературный псевдоним Г. Раевский. О том, как Лекью вляпался с упоминанием в «Великих русских уголовниках» Иоганна Нидероэста, я уже писал. Не лучше обстоит дело и с остальной частью этой выдуманной рукописи. В Твери улица Миллионная была образована двухэтажными обывательскими домами, и где там Педашенко мог проживать на третьем этаже - не понятно. Дома Распутина в Петрограде Лекью, судя по всему не видел, потому что его «сейф в подвале» свидетельствует, что англичанин полагал Распутина жившим в особняке, а не в квартире на третьем этаже в доме 64 по Гороховой улице, где подвалы, скорее всего, были заняты дровяными сараями и прачечной. И так далее, и тому подобное. Возможно, что мне удалось выяснить появление у убийцы фамилии Педашенко. Во время пребывания Лекью в Петрограде работала Чрезвычайная комиссия Временного правительства, которая занималась в том числе и деятельностью Заграничной агентурой Депратамента полиции, возглавлявшейся с 1884 по 1902 год Петром Ивановичем Рачковским.
Основным официальным справочником тогда был «Адрес-календарь Российской империи», который, без сомнения, был и в британском посольстве. Если посмотреть выпуск за 1888 год, то там без труда отыщется Петр Иванович Рачковский. Но это будет вовсе не руководитель политического сыска заграницей. Это будет акушер Енисейской врачебной управы (личность впоследствии довольно известная, преподаватель Красноярской повивальной школы и первый вице-президент Общества врачей Енисейской врачебной управы, жена которого послужила Сурикову моделью для нескольких персонажей в его картинах). А губернатором Енисейской губернии был генерал-лейтенант И.К. Педашенко! На той же странице или на ее обороте можно найти фамилии и Левитского, и двух Николаев Зверевых. Возможно, выдрав этот лист из спрвочника еще в России (а может и позже, в какой-нибудь библиотеке в Англии), Лекью использовал его в качестве источника русских фамилий для своих фантазий. Впрочем, это всего лишь предположение.