Роман Барбюса построен в форме сборника рассказов - притч, в которых пересекаются герои сюжетов, даже есть некая хронологическая последовательность. Но не всегда. Мы скорее угадываем эту логичность и последовательность рассказчика, нежели видим ее. А объединяется все идеей возрождения нового Человека:
«Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие. Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух». (Ин. 3:3-6)
Обращаю ваше внимание - родиться от воды и Духа, воды и огня, как это происходит в романе Барбюса. Но рождение в Духе невозможно без смерти плоти «ветхого» человека.
И вот Барбюс в своем романе описывает умирание человека Модерна в условиях бессмысленной войны.
Вторая глава, как и еще несколько посвящена описанию смерти мира, созданного самим Человеком: культуры, цивилизационной общности. Кстати, есть гл. 13 «Грубые с лова» - об использовании слов войны, затрагивающая тему смерти языка. А в последних главах - после омывания человека и земли водой - происходит обретение общего языка: сцена с немецкими солдатами.
«Перед нами и за нами - люди с мертвенными лицами, лишенные дара речи и воли, люди, отягченные землей, облекшей их в черный саван, - все они похожи друг на друга, словно голые…» (гл. 24 «Заря»)
Несколько последующих глав, на мой взгляд, развивают тему утери ветхими людьми Модерна своей общности. Все что их способно объединить - условно, бывшее до Модерна, до культуры. Еда, сон, взаимовыручка. Проникновенно эта темы достигает своего апофеоза в гл. 11 «Собака». В ней солдат Фуйяд, обуреваемый жаждой забыться в вине, в конечном в бессмысленности существования итоге мало чем отличается от умирающей собаки Лабри.
«Фуйяд смотрит та Лабри; Лабри смотрит на Фуйяда…
У них один и тот же взгляд, с той разницей, что человек смотрит сверху вниз, а пес снизу вверх…».
В главе 3 мы встречаемся с Эдокси - женским образом, символизирующим потребность Человека в любви. И ее смерть, вернее встреча Ламюза с ее обезображенным трупом в гл. 17 «Подкоп» означает утерю и этой грани человеческого бытия на войне.
«Женская тема» звучит в романе еще дважды. В истории с отпуском Эдора (гл. 8 «Отпуск»), когда «плотскому» свиданию его с женой помешал все тот же дождь и новое, что внесло в жизнь - война. Они провели ночь как брат с сестрой, как бесплотные ангелы и были счастливы, несмотря на это.
Вторая история (гл. 12 «Портик») описывает посещение Перло своей семьи на оккупированной территории. Она вскрывает два аспекта.
Первый - разобщение или лучше сказать разрушения того единства, которое дает брак мужчине и женщине.
«…и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает». (Мф. 19:5,6)
Второй аспект, готовность солдата принять это разделение, объяснить его, даже оправдать его. Что дает ему на это право и силы? Новая реальность - война, в которой солдат выходит за рамки старого мира, становится выше его. Отсюда же и гимн весне, жизни и надежде из уст того же солдата на руинах разрушенного его родного города:
«Придется построить все заново. Что ж, построим. Дом? Погиб. Сад? От него ничего не осталось. Ну что ж, построим новый дом. Разобьем новый сад. Чем меньше осталось, тем больше сделаем. Ведь это и есть жизнь, и мы живем, чтоб строить заново, правда? Мы восстановим и нашу семейную жизнь, восстановим дни, восстановим ночи».
И снова эту тема подымается уже перед самым концом «ветхого» мира, в 19 главе «Бомбардировка»:
«- Тут все поля, все дороги, все деревни усыпаны снарядами…Спрашивается, что делать когда придет время сказать: «Надо опять пахать землю».
Это очевидное перекликание с ветхозаветными строками:
«Всему свое время, и время всякой вещи под небом:
время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить;
время войне, и время миру».
(Екклесиаст 3:1-8)
Но по-старому зажить в мире и согласии после войны Человек уже не сможет. Перло очень символически погибает:
«Вдруг на нас обрушивается чудовищный взрыв. … в это мгновение, когда, обезумев, я бессознательно искал взглядом моего брата по оружию, я увидел: он широко раскинул руки, его подбросило стоймя, он весь почернел, и вместо головы - пламя!».
В 6 главе «Привычки» мое внимание привлек эпизод, когда солдаты следят за детской игрой в куклы.
«мы видим девочку; она играет в куклы так серьезно, что Барк задумчиво говорит:
- Она права.
Для детей игры - важные занятия. Играют только взрослые».
Это буквально пересекается с Евангелием:
«Приносили к Нему детей, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же не допускали приносящих.
Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие. Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него.
И, обняв их, возложил руки на них и благословил их». (Мк. 10:13-16).
Еще одно такое же прямое пересечение я встречаю в 15 главе «Яйцо». В ней один из солдат в ответ на доброту товарища дарит ему ценнейший в условиях жуткого голода подарок:
«- …послушай - растроган говорит он, глядя себе под ноги, - ты подарил мне коробку спичек… Держи.
Он кладет мне что-то в руку. Ослепленный белезной, великолепием его подарка, я смотрю и не верб своим глазам…Яйцо!».
Я думаю, не трудно угадать в этой сцене аналогию с обменом пасхальными яйцами. Вариантов, чем мог бы отблагодарить один солдат другого, у автора было множество. Но выбрано яйцо. Очень символичный выбор.
Затем следует еще много различных притч - глав, который со страшной неумолимостью демонстрируют этот путь Человека к смерти. На нем люди цепляются за старые реалии. Как в сцене с чисткой женских туфелек (гл. 16 - «Идилия»).
(Продолжение завтра)