ПРОЩАЙ, АРАВИЯ!
- У меня к тебе доверительный разговор, - сказала жена и посмотрела на дочь.
Та быстро вышмыгнула с кухни. Я положил себе вторую сосиску, помазал ее горчицей и уставился на жену.
- У тебя будет зять! - сказала жена таким голосом, каким на парадах диктор говорит «…на площадь вступают гвардейцы-танкисты!»
Я чуть не подавился своей сосиской. В принципе, я догадывался, что зять у меня когда-нибудь будет. Зять - это хорошо. Про зятя я хоть что-то понимаю. А то вон в деревне у меня есть родственник, так тот вообще, как оказалось, - деверь. Я не знаю, что это такое. А зять - нормально. Ему можно сказать: «Зять! Давай выпьем!» Он скажет: «А давай, тесть!» Мы с ним махнем по сто грамм и я поделюсь с ним сосиской. Или пельменями. Их я тоже мажу горчицей и ем.
Вообще, жена меня кормит, в основном, сосисками, но иногда дает пельмени. Ничего другого она не делает, говорит, что все время отдает ребенку. Ребенок, правда, шляется неизвестно где, дошло до того, что мне уже скоро зятя приведут, а я по-прежнему ем сосиски.
- У тебя будет зять, - повторила жена и достала из кармана кусок бумажки, - его зовут Абу.
- Как?! - не понял я.
- Абу, - повторила жена.
Я растерялся. Почему ж это моего зятя зовут Абу, если я хотел Диму. Или Петю. Или, скажем, Толю. Да хоть Семёна! Абу-то почему? Как я буду с ним говорить, когда мы станем втайне от жены и дочери выпивать на кухне? Как я ему, допустим, скажу «Абу, сынок…»?
- Вообще-то, - призналась жена, - Абу - это сокращенно. А полное имя вот тут.
И она пододвинула ко мне затертую бумажку. На бумажке было написано - АБУЭЛЬУАКАР.
- Ты хочешь, чтоб мы его так звали? - удивился я.
- Я ж не виновата, - сказала жена, - что у него мама и папа ненормальные. Кто ж так родных детей называет!
Она пригорюнилась:
- Господи! Растишь-растишь, а потом приходит какой-нибудь (тут она заглянула в бумажку) …Абу-эль-у-а… Черт! И не выговорить же… Что ей было не влюбиться в нашего русского пацана, а?…
Я почувствовал, как у меня за спиной расправляются крылья. У меня ни разу не расправлялись крылья, эти были первые, молочные. Они расправились и я заорал:
- Это все твое воспитание! Я уже сто лет ничего, кроме сосисок не видел, работаю как на каторге, думал, что хоть с дочкой все нормально. Так нет же! И тут дурдом с арабским уклоном! Доверил ей ребенка на свою голову. Имей в виду: раз уж ты все провалила, теперь хоть готовить научись!
- Зачем? - пролепетала жена.
- Надо! - бушевал я. - Еще спрашивает! - будешь передачи в гарем носить!
В общем, мы поругались, дочь куда-то ушла, а я стал думать. По идее, сказал я себе, это ничего, что он араб. Пушкин вообще негром был, а по-французски говорил, лицей окончил. Этот, наверное, тоже какой-нибудь язык знает. Может, он даже шейх или принц (там принцев много, я читал).
И возможно, у него есть нефтяная скважина. Можно будет нормально жить. Можно вообще туда уехать, там тепло и море есть. Чего нам в Москве мерзнуть! Ничего, что араб. Хорошо даже. Они не пьют, а здесь дочь могла бы и за алкоголика выскочить.
- Стоп! - сказал я сам себе. - А с кем мне тогда на кухне выпивать?..
И тогда я решил, что арабы тоже пьют, но немного. Меня это устраивало, я подумал, что пора бы мне уже и посмотреть на моего Абу. На моего Абуэля. На моего, не побоюсь это произнести, Абуэльуакара. И с четвертого раза действительно произнес.
Дочери я на следующий день сказал:
- Приводи. Только попроси, чтоб он пришел в арабской национальной одежде.
- Зачем тебе это? - не поняла дочь.
- Хочу, - сказал я. - Мне интересно. Моя родительская воля. Они там это понимают лучше, чем ты.
- Ладно, - сказала дочь, - я ему передам. Но вообще ты с причудами…
…Про их обычаи в интернете ничего не было, пришлось самому вспоминать все, что знал.
- Не вздумай кормить его пельменями, - сказал я жене, - там свинина, они этого не едят.
- А чем мне его кормить? - спросила она. - Сосисками?
- Сделай плов с бараниной, - с наивным видом предложил я.
Мне всегда нравился плов, но жена его делать, естественно, не умела.
- А как я его, интересно, сделаю? Я ж не умею! - возмутилась она. - Может он польских замороженных овощей поест?
- Учись делать плов, - отрезал я. - До субботы время есть. Он тебе устроит польские овощи! Абуэльуакар - это тебе не я. У них там женщина должна знать свое место. Позовут к столу - хорошо! Не позовут - тоже спасибо! Так-то…
И я снова почувствовал, как у меня расправляются крылья. На этот раз не молочные, а коренные.
…В субботу я сидел в комнате, оглядывая стол. Хотя, стола-то как раз и не было: стол я сложил и вынес на балкон. Еда стояла на полу, на ковре, а вокруг были живописно раскиданы подушки.
Жена на кухне, поминутно заглядывая в книжку, мешала что-то в кастрюле. Дочери не было. Она ушла за зятем. Я еще раз осмотрел ковер, уставленный салатами из магазина, сходил заглянул в кастрюлю и стал думать.
…Мне ведут зятя. Я попытался представить, что такое «ведут зятя» и получилось, что его тянут как корову на веревке, а он упирается и что-то орет. Так мне не нравилось. Может у него есть машина? Если есть нефть, то должна же быть и машина, так ведь? Значит, он сам приедет. Так получалось хорошо, и я стал прислушиваться к звукам во дворе.
- Открой дверь, - крикнула из кухни жена, - звонят, не слышишь, что ли?
Я выглянул в окно, но никакой незнакомой машины там не было. «Значит, на веревке», подумал я и пошел открывать дверь.
- Заходи, Абу, - сказала дочь. - Знакомься, это мой папа.
- Салям алейкум, - сказал я.
На зяте были наверчены какие-то ткани, на голове тоже было что-то непонятное, а на ногах сандали.
- Замерзли, наверное? - спросил я.
- Да уж не май месяц, - ответил Абу на довольно приличном русском языке. - Колотун ненормальный...
- Именно, - ответил я покровительственным тоном северянина. - Москва в феврале - это Вам не Аравия.
- И не говорите, - согласился араб.
«Покладистый» - подумал я и мы пошли в комнату.
Жене он поклонился. Та, тайком заглянув в бумажку, сказала: «Садитесь, Абуэльуакар, пожалуйста. Будьте как дома…» Все посмотрели на ковер.
Я сел быстро, потому что тренировался. Зять с дочерью тоже быстро. Им что! - она молодая, а он - араб. Жена садилась минут десять.
- Как вам в Москве? - спросил я.
- Нравится, - признался Абу.
- А где вы учитесь? - спросила жена.
- В «керосинке», - ответил Абу. - Университет нефти и газа…
«Точно, шейх!» - подумал я.
- А у родителей ваших, что же, - спросил я, - тоже нефть есть?
Араб задумался:
- Вообще-то, у папы в гараже всегда две полные канистры стоят, а больше нету.
- Вы кушайте плов, - сказала жена. - Я его по специальному рецепту делала. Мне теперь интересно, у вас на родине такой же или нет?
Он снова задумался, потом осторожно сказал:
- Вообще-то, я не знаю. Я дома плов не ем.
- А что вы там едите? - спросила жена.
Абу пожал плечами:
- Да то же, что и все… Картошку, селедку, супы всякие… Борщ с салом…
- Как с салом?! - подскочил я. - Почему с салом?! Вам же запрещено!
Зять посмотрел на меня как на больного:
- Кто это мне в родном Конотопе запретит есть сало?
- Подождите, - пробормотал я, сраженный догадкой, - вы что же, не араб?
- Да какой я араб?! - возмутился зять.
Жена открыла рот:
- А одежда эта вот?… Это как?
- Да я вообще ничего не понимаю, - сказал Абу, - Ленка говорит, отец велел придти в арабской одежде. Откуда я что знаю! Может, у вас тут карнавал с переодеваниями. Я ж одежду по всей общаге искал. А еще и сандали эти. Замерз с вами как цуцык. Прихожу - говорят «салям алейкум», еда на полу стоит… Шо за люди?..
- Подождите, - не сдавался я. - А имя ваше, Абуэльуакар?
- Так то ж не имя, то ж фамилия, - сказал зять, - это у меня от предков, запорожцы кого-то в плен взяли, я и понятия не имею, что оно значит. По паспорту-то я русский. Можно, я хоть с головы-то эту фигню сниму? - вроде, отогреваюсь уже…
Жена грозно кивнула дочери на дверь. Они поднялись и вышли. Я посмотрел на зятя.
- А звать-то тебя как?
- Звать меня Серёга.
Плакали мои нефтяные поля и дом в Аравии. Оно и к лучшему…
- Серёжа, сынок, - сказал я зятю, - давай выпьем!
- Давайте, - сказал Серёга.