Первая часть
здесь.
В этой части я расскажу о том, как в 90-х политики как с левого фланга так и с правого начали применять идею свободы, теперь узко понимаемой как свобода рынка, ко всем остальным сферам общества. Никогда раньше эта идея не проводилась в жизнь. Основой же её является теория игр, система, сводящая людей к вычислительным роботам, единственная цель которых состоит в максимизации прибыли. Всякие же «сложные» понятия как «моральный долг», «альтруизм», «патриотизм» отметались как заведомо ложные, утопические. Результат, как нетрудно догадаться, был прямо противоположным свободе - новые формы контроля, власти возвращение жёсткого классового разделения общества на богатых и бедных и увеличения между ними разрыва.
Когда Джон Мейджер заменил Тэтчер на посту премьер-министра в 1990-м, он озаботился тем, что его советники называли «видением», короче, свежими идеями для своего правительства. Он объявил, что собирается сделать общество более справедливым и уменьшить неравенство и поэтому он реформирует госаппарат. Он сделает так, что у людей появится больше выбора, что чиновников и предоставляемые ими услуги можно будет выбирать и что сами чиновники будут соревноваться за лучшие показатели обслуживания. На самом деле это было продолжением воплощения идей Бьюкенена, который сильно повлиял на предшественницу Мейджера, Тэтчер. Бьюкенен утверждал что политики и чиновники ни в чём больше не заинтересованы, кроме как в извлечении личной выгоды в службе или занятии политикой, и таким образом «общественный долг», который они якобы выполняли был просто мифом - они в принципе не могли чувствовать чаяния народа так как на народ им было попросту наплевать. Это была в чистом виде теория игр, в которой предполагалось что никакой коллективной воли народа просто математически не существует, каждый «сам за себя и против всех», просчитывая стратегии против своих же соотечественников и ближних. Этому даже дали название - «Теорема о Невозможности». Только свободный рынок, не политика, способен на самом деле определить чаяния народа и решить что нужно людям, а что - нет. На него стали смотреть как на будущее демократии - совершенная демократия, беспредельный рынок, заменяющий политиков и выражающий истинную волю народа.
В 1992 году Клинтон обещал спасти американскую нацию реформированием медицинского обслуживания, расширением социальной помощи, инвестициями в создание рабочих мест и уменьшением социального неравенства, не в меру раздувшимся под Рейганом. Однако перед самой инаугурацией Клинтона посетили Алан Гринспан, глава Федерального Резерва (частного монополиста на деланье денег из воздуха, печатанье долларов) и Роберт Рубин, новый экономический советник. Они сообщили Клинтону, что он не сможет выполнить свои обещания, так как для этого ему потребуется занять ещё больше денег, а экономика этого не выдержит и сколлапсируется. Наоборот, Клинтон должен сократить государственные расходы и программы. Также ему посоветовали предоставить всё неограниченному рынку - пусть он сам создаёт богатство и реагирует на нужды людей. Клинтон согласился и первым делом сразу после вступления его полномочий фактически демонтировал систему соцпомощи, существовавшую с 30-х годов, и то же самое проделал с медициной. Зато он убрал многие ограничения на бизнес - как посоветовали.
Экономика поначалу действительно зацвела пышным цветом и к второму сроку Клинтон решился объявить конец «либеральной политики» - что мощь сильного государства способна изменить мир к лучшему. Взамен, в согласии с новым мировоззрением «люди получат всё что захотят» и это будет правильно и будет настоящей подлинной демократией. Корпорации заменили государство и на это уже не смотрели как на что-то плохое. Однако это не было, как большой бизнес утверждал, возвратом к золотому веку Laissez-faire-капитализма, существовавшем в XVIII-XIX вв. Тогда политики и философы различали разницу между погоней за прибылями, свободным рынком и другими сферами социальной и политической жизни - то что Адам Смит назвал «моральными сентиментами».
Свободу теперь переопределили как ничего боле, чем возможность индивидуумов получать от жизни всё что они не захотят. Эта новое упрощённое представление о людях как о рациональных вычислительных машинах, поведение которых можно анализировать с помощью ЭВМ, в которую запрограммирована теория игр, упрощённое изначально лишь для того, чтобы заработали математические модели, теперь считалось почти доказанным. Всё что люди делают и чувствуют было на самом деле в нас запрограммировано генами и все наши действия есть результат работы этой генетической программы по извлечению максимальной выгоды. Эта идея получила распространение среди генетиков в 70-х в результате изучения поведения животных и связи этого поведения с генетикой. Учёные видели в животных неких роботов, которые используются генами для выживания и размножения. Фактически это было просто приложением теории игр к генетике. Антрополог Наполеон Шагнон даже вызвался доказать то же самое про людей, выехав в джунгли Амазонки для изучения племени Яномамо, жизнь которого он подробно снимал на плёнку и членов которого основательно интервьюировал. Он открыл, что люди из этого племени, сознательно или бессознательно, чем родственнее друг к другу, тем сильнее защищают друг друга, и чем дальше родство тем выше вероятность агрессии и боевого столкновения. Итак, на людей теперь смотрели как на роботов, политически, экономически и биологически.
Такое «машинное» понимание человеческой природы привело к новой идее как изменить общество. Теперь психиатры и фармацевтические компании стали играть огромную роль в «подкрутке» этих «роботов». Появился новый мощный рычаг управления людьми с всё возрастающим потреблением таких препаратов как Прозак, которые уменьшали беспокойство и создавали видимость «нормальности». Некоторые психиатры стали задумываться, а не стараются ли они загнать людей в какие-то статические слишком упрощённые рамки этими препаратами, рамки, которые были определены всего лишь для простоты определения видимых симптомов и совершенно не учитывали внутренние сложные переживания людей, «не понимали их». Д-р медицинских наук Роберт Спитцер поднял вопрос о количестве неправильных диагнозов, когда ЭВМ принимали нормальные переживания счастья, печали, одиночества за психические отклонения. Вдруг неожиданно стала обрисовываться новая система, в которой люди не чувствовали печали, стали счастливыми (о
дивный, дивный новый мир!), но в то же время проще, легче в управлении - прямо как человек-эгоистикус в теории игр - более эффективный, но ... менее человечный.
Когда политики стали реализовывать новую машинную модель общества, результат оказался вовсе противоположным свободе - более жёсткое общество. Когда Новые Лейбористы во главе с Тони Блэром пришли к власти в 1997-м, они обещали сделать общество свободным от предрассудков старой элиты, которая доминировала в классовом обществе и тогда. Новый лейборизм был скопирован с клинтоновских демократов и когда они пришли к власти они сделали то же самое что и Клинтон - отдали власть банкам и рынку - стоит отметить хотя бы тот факт что первым же актом нового министра финансов Гордона Брауна было
устранение роли государства в формировании процентной ставки и полная отдача этой привилегии Банку Англии. Новые лейбористы тоже использовали матаппарат и методы, задействованные правительством Мейджера, даже расширив их область действия в беспрецедентном масштабе, полагая, что люди и в самом деле действуют согласно упрощённым математическим моделям. Показатели, цифры, цифры, показатели - всюду, даже в Совете Министров. Министерство финансов при Брауне начало создавать огромную компьютеризированную систему и придумывать как бы изощриться и чего ещё такого померять - даже то, что немыслимо было раньше представить как измеряемое - голод в пустыне Сахара уменьшить на 48 процентов, «мировые конфликты» - на 6 процентов. Все города Великобритании теперь отчитывались по индексу «интенсивности жизни общин и меньшинств». Стали бегать и измерять даже пение птиц - «на птичек спустили план» - больше петь на столько-то процентов.
В принципе, идея такой компьютеризированной системы состояла в том, чтобы уменьшить груз на старые методы контроля бюрократии и предоставить чиновникам свободу достижения показателей любым способом которым они пожелают. Однако, Новый Лейбористы вскоре обнаружили, что люди-то оказались похитрее и посложнее, чем предполагали их модели. Чиновники начали изворачиваться и придумывать такие конгениальные способы формального выполнения спущенных «планов», что всё это начало превращаться порою в какой-то маразм. Например, в бесплатной медицине докумекали до целого набора фокусов. Когда спустили план сократить среднее время ожидания пациентов в очереди (на простой рентген в Великобритании и поныне очередь по полгода, а на некоторые операции по несколько лет), менеджера насоветовавшись с разного рода консультантами придумали, что сложные операции, вроде лечения рака, теперь получают более низкий приоритет. В одной лечебнице докумекали названивать пациентам и спрашивать когда у них отпуск - а потом назначать им операции как раз на это время! В травмпунктах додумались - поставили «здрасьте-медсестру», которая ничем больше не занималась, кроме как встречала пациентов в приёмной и говорила им «здрасьте», после чего ставила галочку что эти пациенты «получили приём у доктора». Чтобы уменьшить среднее время ожидания пациентов в колясках, убрали колёса у колясок и переклассифицировали их в койки. А корридоры - в палаты. В полиции что удумали - переклассифицировали тяжёлые преступления в «подозрительные случаи», которые не попадали в статистику вообще. Несмотря на попытки государства отмахнуться от этих сигналов как единичных случаев, вскоре всем стало ясно что это не отдельные аномалии, а уже эпидемия аномалий.
Как на это отреагировало правительство? Ввело дополнительные уровни математического контроля. Сложные системы аудита контролировали чиновников и их отчёты по показателям. Общество становилось всё более математизированным и всё более жёстким. В образовании придумали таблицы рейтингов школ, чтоб родители могли видеть худшие и лучшие. По идее худшие школы получали меньше учеников, следовательно меньше денег от государства, так как деньги шли за учеником. Тогда бы все напряглись бы в соревновании и всем бы стало лучше, школы бы повсеместно стали лучше учить. Получилось всё наоборот. Богатые родители стали селиться возле хороших школ, цены на недвижимость росли и бедные семьи вытеснялись из района. Школы стали учить только как пройти тесты вместо полноценного образования. Из-за этого у детей стало ещё меньше шансов подняться в обществе. Серия отчётов в 2006-м чётко показала зависимость роста социальной сегрегации от образовательных реформ Новых Лейбористов. Социальная мобильность в Великобритании упала ниже плинтуса, бедным стало практически невозможно подняться вверх по социальной лестнице - положение наихудшее со времён Второй Мировой. Неравенство в общество достигло экстремальных значений. Неравенство в Британии при Блэре ещё даже больше чем было при Тэтчер, один процент самых богатых стал вообще неприлично богат, остальные ещё беднее. Начиная с 1997-го разница в средней продолжительности жизни и детской смертности между разными регионами тоже возросла.
В Америке 90-х экономическая модель демократии привела не только к росту неравенства, но и к финансовой и политической коррупции в огромном масштабе. Клинтоновские цифры экономического бума не говорили правды - гигантские аудитные фирмы были насквозь коррумпированы и манипулировали цифрами как хотели. Манипулируя показателями прибыли максимизировались персональные бонусы и выплаты. Попытки остановить коррупцию упирались в миллионы долларов «пожертвований» в предвыборную кампанию, выплаченные коррумпированными корпорациями и аудитными фирмами и в мощное финансовое лоббирование. Потом мыльные пузыри стали не выдерживать и лопаться - Энрон, Уорлдком, ...
Клинтоновская администрация выставляла экономический бум как триумфальный успех несмотря на растущее число доказательств коррупции. Эта «демократия рынка» якобы делала так, что всем было хорошо, но это было на самом деле не так. Доходы низкостатусных стабильно падали начиная с 70-х. Средний класс стал жить лишь слегка лучше, зато те кто наверху получили просто неприличные надбавки.
Так как политики отдали власть рынку, у них не было теперь полномочий исправить ситуацию, их власть ослабла, погрязла в коррупции. Миллионы людей тыкались в невидимые стены как котята. Даром что демократия! Если денег нет в кармане... Положение людей в среднем ухудшалось, они с ещё большим страхом смотрели в будущее, ещё чаще теряли свои работы в новой беспредельно рыночной системе, таким образом облом получался двойной - и в политическом смысле, государство уже ничем не может помочь, и в карьерном.
Наконец учёные стали задумываться, а не слишком ли простую картинку они нарисовали относительно человеческой природы. В генетике идея что ДНК контролирует программу нашего выживания заменили на более сложную модель. Наука показала, что клетка способна сама выбирать какие участки ДНК. то есть «программы» будут использоваться а какие - нет, в зависимости от условий внешней среды. И даже выводы Наполеона Шагнона, сделанные им из наблюдений над племенем Амазонки, поставили под сомнение. Там вообще показали, что очень вероятно что сама съёмочная группа, то есть наблюдатели, повлияли на чистоту эксперимента - из-за того что разнёсся слух что они привезли «подарки западной цивилизации» - ну, бусы, там, зеркальце. Прибежало какое-то соседнее племя и спутало все прежние данные. Прямо как в квантовой физике - наблюдатель влияет на наблюдаемый объект. Даже Нэш стал сомневаться в правильности своей теории и адекватности её применения к таким сложным существам как люди - как раз к этому времени он стал оправляться от шизофрении. Идея сверхэффективного свободного рынка, эдакого супер-компьютера, составленного из миллионов единиц-роботов, людей-эгоистикус, в единую «нейронную» сеть тоже попала «под раздачу» и новые исследования в этой области показали что рынки вовсе не создают стабильность и порядок. Было доказано, что политика очень сильно влияет на рынки. Новая наука, бихевиористская экономика,
начала проверку гипотезы о соответствии математических упрощений с реальным поведением людей. Её выводы выявили, что только две категории людей во всех экспериментах на самом деле вели себя как предполагают модели, то есть как абсолютно рациональные вычислительные машины. Одна из них это сами экономисты, а другая - психопаты.
Продолжение следует.
В следующей части планирую про «применение метода к России» - самое интересное.