Е.А. Осокина. "В тисках социалистической торговли" - II
Продолжение
Одной из целей правительства в борьбе за хлеб являлось улучшение городского снабжения, однако, именно оно в первую очередь и пострадало в результате начавшегося разрушения внутреннего рынка. Даже в Москве государственно-кооперативная торговля работала с перебоями, обеспечивая не более трети потребности в продуктах30. Сводки ОГПУ свидетельствуют, что продовольственные трудности питали «политически нездоровые настроения»31. Это подтверждали и делегации от предприятий, которые приезжали в столицу. Требования рабочих улучшить снабжение становились все более настойчивыми. По признанию Микояна, плохо снабжались и поставщики технических культур, и сельская беднота. «Хвосты» за хлебом, хлебные карточки или их различные суррогаты к лету 1928 года существовали в различных концах страны32.
Карточки распространялись по стране стихийно в результате инициативы «снизу». Местное партийное, советское руководство и торгующие организации принимали решение об их введении под давлением социального недовольства и угрозы срыва производства33. Политбюро пока не вмешивалось в создание карточной системы. Карточки выдавались только горожанам с целью гарантировать их снабжение в условиях наплыва иногородних и сельских жителей.
Другим результатом репрессивной заготовительной кампании 1927/28 года стало сокращение крестьянством своего производства: «Несколько лет прошло тихо, а теперь опять начинают с нас кожу драть, пока совсем не снимут, как это было во время продразверстки. Вероятно, придется и от земли отказываться или сеять хлеб столько, сколько хватает для прожития»34.
Продовольственные трудности следующего года были предопределены. Урок 1927/28 года был ясен, государство не справлялось со снабжением населения. Новый удар по крестьянскому хозяйству и рынку грозил дальнейшим ухудшением продовольственной ситуации. Для нормализации положения было необходимо остановить развал внутреннего рынка: снизить заготовки, прекратить репрессии против частника. Необходимо было и контролировать рост «плановых потребителей», вместо того, чтобы подгонять его или пускать дело на самотек. Но в конечном итоге это означало признание намеченных темпов индустриализации невыполнимыми.
Казалось, что решения июльского пленума 1928 года, который четыре дня обсуждал политику заготовок и общее хозяйственное положение в стране, шли именно в этом направлении. В них говорилось о повышении государственных закупочных цен на зерно, о недопущении насилия и репрессий в новой кампании, о необходимости оживления местного рынка и частной торговли. По мнению Микояна, который делал доклад на пленуме, карточки должны были быть отменены: «Практика показала, что карточки не экономят хлеб, а наоборот, при наличии карточек каждый считает революционным долгом использовать полную норму. Надо будет решительным образом отказаться от этой системы. Там, где она введена, ее надо устранить»35. Комиссия Оргбюро ЦК, созданная специально для подготовки новой заготовительной кампании, в качестве мер для «оздоровления рынка» предложила дополнительное производство товаров для крестьянства и увеличение планов снабжения деревни. Комиссия признала целесообразным «завоз сверх импортного плана до 30 млн рублей товаров из-за границы для производственного и личного снабжения деревни»36.
Однако при этом никто не говорил о снижении темпов индустриализации. Напротив, отправной вариант пятилетнего плана был заменен еще более увеличенным вариантом. В ноябре 1928 года в своем выступ¬лении на пленуме ЦК Сталин выдвинул задачу догнать и перегнать в промышленном развитии передовые капиталистические страны. Пленум одобрил увеличение капиталовложений в промышленность в 1928/29 году на 25%. Львиная доля должна была пойти на развитие тяжелой индустрии. В результате сценарий хлебозаготовок прошлого года должен был неизбежно повториться, а кризисные явления в сельском хозяйстве и на внутреннем рынке усилиться.
По сообщению Центросоюза, к осени 1928 года запасы хлеба в рабочих кооперативах важнейших промышленных районов были использованы практически полностью. В ряде мест выпечка ржаного хлеба была приостановлена, многие рабочие кооперативы оказались перед угрозой закрытия37. Из-за нехватки зерна государство прекратило продавать населению муку. Домашняя выпечка, которая во многих районах была единственным источником обеспечения хлебом, сократилась.
Хлебный ажиотаж питали не только трудности хлебозаготовок, но и слухи о голоде и скорой войне. Люди, наученные горьким опытом войн и кризисов, заготавливали хлеб впрок - сушили сухари. Крестьяне кроме этого из-за отсутствия фуража и его дороговизны у частника пытались запастись хлебом на корм скоту.
К зиме 1928/29 года ситуация в городах продолжала обостряться. Объем заготовок выполнялся за счет кормовых культур (ячмень, кукуруза, крупяные, бобовые), в то время как по продовольственным (рожь и пшеница) государство явно недобирало по сравнению с прошлым годом. Страна встречала новый год длинными очередями за хлебом, разгромами хлебных будок, драками и давкой в очередях. По словам сводок ОГПУ «хлеб получали с боя». Трудовая дисциплина падала, рабочие бросали работу и стояли в очередях, недовольство росло. Агенты ОГПУ в своих донесениях сохранили для нас наиболее резкие высказывания, подслушанные в очередях:
«Жизнь дорожает. Нужда растет. Нет охоты работать, все равно толку от работы мало».
«Хлеб весь отправили за границу, сами сидим без хлеба, а наши партийцы кричат о достижениях. 8 часов работаем на промысле, да 4 - 5 часов стоим в очереди, вот и выходит 13-часовой рабочий день».
«Нам рабочим затуманивают головы. Советская власть не заботится о рабочих. Раньше при военном коммунизме нас душили, а теперь очереди душат. Погодите, придет военное время».
«Если не было бы частников, то совсем пропали бы».
«Если у нас нет больше муки, то пусть за границей закупают и накормят рабочих как следует. Ведь мы не шоколад просим».
«Правительство с ума сошло. Если так продолжится, то больше месяца оно не продержится».
«Правительство намерено превратить нас в живой скелет»38.
Хлебная лихорадка охватила даже столицу, которая снабжалась не в пример другим городам. Нахлынувшее немосковское население скупало хлеб, большие партии возами и багажом отправлялись за пределы Москвы. В городе выпекалось хлеба больше, чем раньше, но спрос не удовлетворялся. Рабочие в основном покупали дешевый ржаной хлеб, но длинные очереди - по несколько сотен человек выстраивались даже за дорогим белым хлебом. Пытаясь остановить «хлебную лихорадку», кооперативы ввели неофициальные нормы отпуска хлеба - по 2 килограмма ржаного и не более 3 килограммов белого в одни руки39.
Карточная система
В то время, когда в Москве только начинало вводиться нормирование продажи хлеба, во многих других городах к зиме 1928/29 года хлебные карточки уже существовали. Поскольку карточная система распространялась «стихийно» снизу, распоряжениями местных властей, то она носила разношерстный характер - нормы и группы снабжения отличались. Но одно правило соблюдалось почти везде: рабочие снабжались в первую очередь (если не считать самоснабжения руководства). Их хлебные нормы превышали нормы служащих, сельской бедноты, иждивенцев40.
Вялый ход хлебозаготовок и ухудшение хлебного снабжения промышленных центров требовали решительных действий. Как и в прошлом году, Политбюро не готовилось к трудностям заранее, а стало принимать меры в конце осени 1928 года после резкого спада хлебозаготовок. В «битве за хлеб» Политбюро вновь начало с экономических мероприятий41. По словам Микояна, к январю 1929 года было сделано все возможное для насыщения хлебопроизводящих районов промтоварами «при полном оголении, правда, на короткий срок, основных промышленных центров»42. Пытаясь стимулировать сдачу зерна, правительство вновь принялось выкачивать избыточную денежную массу из деревни, взимая недоимки, распространяя займы, повышая размеры самообложения. Но, как и в прошлом году чуда не произошло, экономические меры не давали быстрого результата, а ждать сталинское руководство не хотело. В ход пошли массовые репрессии против частных заготовителей, скупщиков, торговцев. В результате арестов и конфискаций доля частной патентованной торговли в товарообороте страны сократилась до 14%43.
С января 1929 года, когда заготовительная кампания приближалась к концу, начались «массовые мероприятия общественного воздействия» и репрессии против крестьян, державших хлеб. Они вновь испытали на себе методы хлебовыколачивания, однако репрессии давали только кратковременный положительный эффект. Крестьяне сдавали хлеб, но источники самообеспечения крестьянства и местный товарооборот при этом сокращались. Рассчитывать на государственное снабжение крестьянам особо не приходилось. Государство не выполняло своих обязательств даже по снабжению тех, кому давало гарантии. Введение карточек сокращало для крестьян и возможность покупать хлеб в городе.
Весной 1929 года появились донесения ОГПУ о локальном голоде в деревнях44. Страдало в основном бедняцкое население. «Продовольственные затруднения» охватили Ленинградскую область (особенно Псковский, Новгородский, Великолуцкий уезды), ряд губерний Центрального региона (Ярославскую, Калужскую, Тверскую, Нижегородскую, Иваново-Вознесенскую, Владимирскую, Рязанскую, Тульскую), Смоленскую губернию, южные округа Украины (Кременчугский, Запо¬рожский, Мариупольский, Одесский, Криворожский, Подольский и другие), ряд округов Дальневосточного края (Сретенский, Читинский, Хабаровский, частично Владивостокский и другие). В пищу употреблялись суррогаты хлеба. В муку добавляли толченые клеверные головки и сушеную березовую кору, отруби, жмыхи, мякину, овес, отруби, вику, пареный лук. Желудочные заболевания стали принимать массовый характер, начались опухания. Сводки ОГПУ отмечали и случаи голодной смерти, усиление эпидемии сыпного тифа. Семена интенсивно проедались и сев находился под угрозой срыва, распространялся убой и распродажа скота. Усиливалось отходничество, нищенство, воровство, стихийное переселенчество в более благополучные районы. Государственная помощь голодающей деревне была совершенно недостаточной.
Социальная обстановка в деревне накалялась. Беднота и бедствовавшее середнячество озлоблялись на «любимчиков» советской власти - городских рабочих. Середняки злились на бедноту, среди которой государство раздавало дармовой хлеб. Все вместе они косо смотрели на зажиточных, которые наживались на трудностях, скупали скот, заключали кабальные сделки под хлебные ссуды. Усиливались комбедовские настроения. Крестьяне резко выступали на сельских сходах, толпами собирались у райисполкомов с требованиями дать хлеб, допустить свободную торговлю и разрешить посылать людей для закупок в хлебные места. Увеличивалось количество ходоков «за правдой», избиений должностных лиц низового советского аппарата, членов комиссий по распределению хлеба, а также взломов и поджогов амбаров, краж хлеба, демонстративных выходов из кооперативов. Появились листовки. В одной из таких, сочиненной под «народную поэзию», крестьянин жаловался:
Ты устань-проснись, Владимир, встань-проснись, Ильич.
Посмотри-ка на невзгоду, какова лежит,
Какова легла на шею крестьянина-середняка...
В кооперации товару совершенно нет для нас.
Кроме спичек и бумаги, табаку, конфект,
Нет ни сахару, ни масла, нет ни ситца, ни сукна,
Загрузила всю Россию водочка одна
План заготовок 1928/29 года не был выполнен. По сравнению с прошлым годом, в целом зерновых заготовили немногим меньше, но доля продовольственных хлебов, пшеницы и ржи, в них уменьшилась на 20%46. Это предвещало большие трудности, если учесть быстрый рост состоявших на государственном снабжении плановых потребителей, сокращение частной патентованной торговли, разорение крестьянского хлебного рынка, а также принявшие лавинный характер крестьянские десанты в города.
В этих условиях зимой 1928/29 года Политбюро приступило к официальному оформлению всесоюзной карточной системы на хлеб. Фактически хлебные карточки уже существовали в регионах в течение всего 1928 года, и это решение Центра лишь служило унификации региональных карточных систем и узаконивало действия местных руководителей по регулированию снабжения. Как стало уже привычным в практике Политбюро, «наведение порядка» началось со столиц. 6 декабря 1928 года Советам крупных промышленных центров было разрешено ввести карточки на хлеб47. Постановление предлагало ленинградским властям первыми апробировать решение Политбюро48. Цели карточной системы были точно сформулированы: обеспечение потребления рабочих и служащих за счет сокращения расхода хлеба для снабжения «непролетарского населения», особенно крестьян. Городская торговля пока не была полностью закрыта для сельских жителей. Власть оставляла приезжим возможность покупать хлеб по повышенным ценам, но покупка нормировалась.
17 января 1929 года Политбюро, опасаясь оказаться к весне без запасов, приняло решение о сокращении плана снабжения хлебом по всем районам на вторую половину текущего хозяйственного года49. После этого Экономический Совет РСФСР распространил «ленинградский опыт» на всю потребляющую часть и часть производящей полосы Российской Федерации50. И, наконец, 14 февраля 1929 года карточная система на хлеб стала всесоюзной. Политбюро утвердило проект постановления, внесенный Наркомторгом, в соответствии с которым по всей потребляющей полосе Российской Федерации, Закавказья, Белоруссии и Украины хлеб населению должен был отпускаться по специальным заборным книжкам. Книжки получало только трудовое население городов. Постановлением был установлен предельный размер хлебного пайка. В Москве и Ленинграде для рабочих и служащих фабрично-заводских предприятий он составлял 900 граммов печеного хлеба в день; для членов семей рабочих, а также для служащих и членов их семей, безработных и прочего трудового населения - 500 граммов. В остальных промышленных центрах и фабрично-заводских поселках - соответственно 600 и 300 граммов. Карточки должны были быть введены не позже 1 марта 1929 года. Постановление повторило более ранее решение Политбюро о сохранении свободной продажи хлеба без карточек приезжему населению, но только из того, что оставалось после обеспечения основных потребителей и по двойной цене51.
В 1928/29 году в регионах в дополнение к хлебным карточкам стали стихийно распространяться нормирование и карточки на другие продукты: масло, мясо, сахар, крупу и прочее. Открытая продажа непродовольственных товаров в магазинах также постепенно сворачивалась из-за огромных очередей и эксцессов. Вместо этого вводилось их распределение на предприятиях и организациях по талонам и ордерам. Как и в случае с хлебом, нормирование и карточки на другие продукты и непродовольственные товары вначале «оформлялись» снизу решениями торгующих организаций и санкциями местной власти. Официальное признание карточной системы Центром растянулось во времени. Только в начале 1931 года, когда массовый голод стал реальной перспективой и карточки уже фактически существовали по всей стране, Наркомат снабжения по заданию Политбюро разработал единые принципы карточного снабжения основными продуктами и непродовольственными товарами для всей страны. Продовольственный кризис и введение в 1931 году всесоюзной карточной системы представляли закономерный результат отмирания частного предпринимательства в городе и насильственного обобществления крестьянских хозяйств. Процесс форсированной индустриализации и огосударствления экономики был на полном ходу, но население балансировало на пороге массового голода.
Примечания
30 РГАЭ. Ф. 5240. On. 18. Д. 116. Л. 173-179.
31 ЦА ФСБ. Ф. 2. On. 6. Д. 567. Л. 46, 56, 161.
32 РГАСПИ. Ф. 17. On. 2. Д. 375. Л. 1-22.
33 Механизм появления карточек на микроуровне хорошо виден на примере Акмолинского уезда. По сообщению председателя губернской контрольной комиссии, заготовка хлеба в уезде производилась методами продразверстки: ходили по дворам, отбирали, почти не оставляя на еду или оставляя на один месяц, и, одновременно, обещали снабжать население хлебом от государства. В результате крестьянские запасы были истощены, внутренний товарооборот разрушен. «Потянулись из деревень, аулов в города за хлебом». Хлеб, который был заготовлен местными государственно-кооперативными органами и предназначался для внутриуездного снабжения, был израсходован за месяц. От государства ничего не поступило. Началась паника, население вышло на улицы и устроило демонстрацию к зданию исполнительного комитета, требуя хлеба. Испуганный председатель исполкома вызвал милицию, которая разогнала демонстрацию и арестовала несколько человек. Однако, острота положения требовала принятия мер. В городе была создана продовольственная комиссия и введены карточки на хлеб, чтобы гарантировать снабжение городского населения. В апреле 1928 года в городе «на пайке состояло» 17 тысяч человек. (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 116. Л. 118).
34 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 6. Д. 85. Л. 227.
35 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 375.
36 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 12. Л. 76.
37 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 116. Л. 27.
38 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 599. Л. 76, 237, 244, 272.
39 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 65. Л. 39-47, 57-64.
40 Вот лишь некоторые примеры региональных хлебных карточек. В Московской области мука выдавалась только рабочим и сельской бедноте. Однако их потребность удовлетворялась всего лишь на 35-55%. В Павловской слободе Воскресенского уезда нормы хлеба составляли 100 граммов черного и 400 белого хлеба в день. На Яхромской фабрике в Дмитровском уезде в кооперативах отпускалось рабочим на едока по 300 граммов ржаного и по 200 белого в день. В Чувашии рабочие получали по 8 килограммов хлеба в месяц, а члены их семей - по 3 килограмма. В Иваново-Вознесенске выдавалось: рабочим - по 12, кустарям - по 8, беднякам - по 4 килограмма в месяц. В Ярославле: рабочим и служащим - по 600 граммов, кустарям - по 500, детям - по 600 граммов в день. В Белоруссии, по сообщению полномочного представителя ОПТУ, местные торговые организации ввели для рабочих норму - 450 граммов хлеба в день, для служащих - по 200 граммов, бедняки не получали ничего. В Смоленской губернии рабочие и милиция получали по 600 граммов в день, служащие и члены семей служащих - по 300 граммов, в столовых выдавали 50 граммов хлеба на завтрак, обед и ужин. Бедняцкое население Смоленской губернии в лучшем случае получало по 2 килограмма в месяц. В Новгородском округе рабочие получали 600-750 граммов хлеба в день, служащие - 300-400, члены их семей - по 200 граммов. (ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 65. Л. 167, 257, 266-267. Д. 605. Л. 1-6, 7-9).
41 См. решения Политбюро «О мероприятиях по поднятию темпа хлебозаготовок» - принято 29 1928 года; «О хлебозаготовках» - принято 17 января 1929 года. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 714. Л. 10-13; Д. 722. Л. 10-14).
42 В январе 1929 года Совет труда и обороны рассматривал вопрос об улучшении хлебозаготовок. В секретной части протокола СТО обязал Госплан, ВСНХ и Наркомат торговли СССР «провести дальнейшее сокращение госторговли в городах, в целях увеличения снабжения хлебозаготовительных районов». Отгрузка товаров в районы заготовок должна была производиться «исправно и в первую очередь». (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 5. Л. 131, 132; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 354. Л. 8).
43 Рубинштейн ГЛ. Развитие внутренней торговли в СССР. Л., 1964. С. 282
44 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 527. Л. 15-56; Д. 65. Л. 266-272; Д. 605. Л. 31-35, 36-51.
45 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 6. Д. 605. Л. 130.
46 Дихтяр ГЛ. Советская торговля в период построения социализма. С. 273. Об итогах хлебозаготовительной кампании 1928/29 года и организации хлебоснабжения в 1929/30 году см. также «Трагедия советской деревни». Т. 1.
47 Это решение Политбюро было оформлено постановлением СТО 11 декабря 1928 года.
48 Фактически Ленинградский совет уже ввел хлебные карточки в ноябре 1928 года. Постановление скорее регламентировало, чем вводило карточное снабжение. Во исполнение решения Политбюро, 15 января 1929 года в Ленинграде были установлены двойные цены на хлеб. Ржаной стал стоить 9-12 копеек для ленинградцев и 26 копеек для приезжих, ситный хлеб, соответственно, 18-22 и 35-40 копеек По кооперативной книжке выдавалось не более 1,2 килограмма на едока. Без книжки по повышенной цене продавалось в одни руки 2 килограмма ситного и 0,5 ржаного хлеба. Постановление Московского совета о введении карточек на хлеб появилось в феврале 1929 года (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 74. Л. НО).
49 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 715. Л. 3.
50 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 74. Л. 106-108.
51 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. 1910. Л. 62.
52 Подробно о развитии кризиса и продовольственном положении в 1930-е годы см.: Осокина ЕЛ. За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927-1941. М., 1998.