1 ноября мы провели депрессивный #увыпарад, который неожиданно оказался медийной бомбой. Не могу сказать, что это было совсем неожиданно - мы на то и рассчитывали, что всё пойдёт в народ и начнёт жить своей жизнью - только масштаб того, что произойдёт, мы представляли совсем другой. Мы никогда не были избалованы вниманием медиа.
Сначала я хотел сопроводить фото с акции текстом, но в итоге отказался от этой затеи, предоставив всему развиваться своим чередом. Сейчас же я чувствую необходимость - не объяснять смысл акции, который и так лежит на поверхности - но просто дать комментарий и расставить кое-какие точки над и.
Что мы, фактически, сделали этим увы-парадом - мы поместили расхожее настроение уныния, лежащее как бы вне политики, в область политического, мы превратили его в политическое высказывание. Не могу сказать, что этим мы совершили что-то радикально новое или оригинальное - тем не менее, что-то подобное происходит у нас довольно редко. Наоборот, депрессия скорее систематически исключается из области политического и вообще публичного. Её нет в дискурсе власти, ей нет места в идеологическом официозе или пропаганде, изобилующей ненавистью - но, с другой стороны, её нет и в дискурсе активистов, которые, напротив, стараются выказывать бодрость («все умрут, но мы продолжаем бороться»). Отметим сразу, что это характерно не только для россии, но для россии с её контрреволюционной ситуацией это более чем характерно.
С другой стороны, «экзистенциальное» уныние (тлен, безысходность, «русская смерть», вот это всё) уже несколько лет является чем-то очень распространённым, можно даже сказать, модным культурным трендом (так, «боль» и «пустота» на одном из наших плакатов - это также названия фестивалей «новой русской волны» и другой актуальной отечественной музыки). Всё это вот (боль, пустота), очевидно, случается не на пустом месте - особо выпуклым депрессивный тренд становится, наверное, после 2012-го, т.е. после провала оппозиционной движухи и связанных с ней надежд на то, что что-то может измениться. И это не просто умонастроение унылых подростков (которые - есть такое эйджистское убеждение - якобы вообще имеют склонность к унынию, но потом с возрастом это проходит). Я думаю, что общий культурно-политический климат рф в целом за последние несколько лет есть не что иное как депрессия. Эта общая атмосфера характеризуется такими настроениями как подавленность, беспомощность, страх и агрессия. Да, сюда следует добавить ещё и специфический вид апатии, который можно назвать выученной бесчувственностью по аналогии с выученной беспомощностью - способность не замечать те вещи, которые, в общем-то, вызывают дискомфорт и страдание, но о которых лучше не говорить.
(Я был бы очень благодарен тому, кто мог бы аргументировано показать, что в этом пункте я не прав. Здесь можно было бы, например, указать на агрессивный ура-патриотический экстаз, напоминающий радостную агрессию преданных собак, лающих на чужого, выражая тем самым свою лояльность хозяину - но, на мой взгляд, этот экстаз - поверхностное явление, в основе которого всё те же фундаментальные страх и беспомощность. И это патриотическое тявканье не творческая агрессия, это рессентимент (обиженных на америку или ещё на какого мифического врага)).
У этой коллективной депрессии также специфическое положение во времени. Закручивание гаек и ограничение свобод идёт об руку вообще с закрытием возможного. Это сужение горизонтов сокращает нас до некой плавающей сиюминутной точки, в которой, впрочем, мало и настоящего. Прошлое подменяется мифом, при этом мы плохо помним даже то, что было полгода назад. Будущее при этом, как кажется, от нас вообще отвернулось - или мы сами отвернулись от него, отчаянно уцепившись за псевдостабильность. После стабильности хоть потоп. После уютненького ничто хоть ничто. Будущего нет, поскольку нет никакой перспективы, которая существенно отличалась бы от настоящего. Я, опять же, был бы весьма признателен тому, кто смог бы показать, что где-то на культурно-политическом горизонте рф такая перспектива сейчас присутствует. Никто не знает, что делать дальше. Даже катастрофическая перспектива кажется закрытой, поскольку тоже несёт в себе что-то иное. Возможность катастрофы оказывается открытой вместе с возможностью изменения. Сейчас же, как кажется, даже конца света в рф уже особо никто ждёт. Потому что худшее из того, что могло случиться, в некотором отношении уже случилось. Возможность наихудшего в общих чертах уже исчерпана - хотя это и невозможно признать. Война уже идёт, но в то же время её как бы и нет. Все права уже нарушены, но в то же время они как бы есть. Так что нет поводов унывать, но в то же время их даже слишком.
Я нахожусь в состоянии депрессии уже довольно давно, и практически постоянно. И у меня, поверьте, более чем достаточно оснований для того, чтобы из этого состояния не выходить вообще, хотя моменты прореживания мрака всё же случаются. Тем не менее, в 2014-м году моя депрессия обострилась. Это случилось, когда моя страна самым гнусным образом развязала войну, которой как бы и нет, когда нарушенной оказалась самая элементарная солидарность, когда тот эфемерный «народ», с которым я уже готов был себя ассоциировать, распался на дезориентированные частицы. Тогда у меня появилось понимание, что моя депрессия уже не является сугубо моим личным делом. И она вряд ли закончится до тех пор, пока в этой ситуации в целом что-то решительно не изменится.
Однако этой акцией мы хотели не просто извлечь на поверхность то уныние, в котором все и так пребывают, которое всем слишком даже хорошо известно, однако признание которого вместе с тем почему-то оказывается скандальным. Мы хотели указать и на другую сторону депрессии, ведь она оказывается чем-то двойственным. Она не равноценна покорности. В той ситуации, когда возможности открыто выражать недовольство оказываются заказанными, недовольство не исчезает, но уходит в подполье. Когда прямое сопротивление становится невозможным, задействованными оказываются возможности сопротивления косвенного и пассивного. Собственно, разные формы тоски и уныния суть формы пассивного сопротивления. Депрессия это отказ принять то, что есть, несговорчивое, хотя и едва шелестящее «нет» - то самое последнее слово, которое ты всё ещё можешь сказать, когда перекрывают кислород и тебя не слышно. Депрессия это наш кукиш в кармане, это «да пошли вы все», которое мы всегда способны адресовать всем начальствам, всему тому театру трупов, в котором одни мертвее других, и который представляет собой современная так называемая политика. Депрессия это слабый, но от того становящийся ещё более неискоренимым протест. В этом, собственно, и состоит политическое измерение сплина. И во времена перечёркивания возможного и испарения будущего это политическое измерение уныния как раз и актуализируется.
Естественно, на открытое выражение депрессии не заставит себя долго ждать позитивная реакция (#ахпарад триждырожавших пацанчиков). В обществе, напоминающем лагерь, глубинным настроением которого является грусть, нет времени и места для грусти, потому что признание грусти подмывает лагерные устои. Тебя сразу же заклюют и шестёрки, и вертухаи, ты разом окажешься исключённым из тюремной иерархии. Разумеется, можно неплохо устроиться и здесь, где порядок поддерживается самими же заключёнными. И ты сможешь сам менять свою жизнь, созидать, добиваться успеха - главное не рыпаться. И да - работай, работа делает свободным.
И ещё, пожалуй, одно интересное наблюдение. Многие комментаторы зацепились именно за фразу «война - безработица - ноябрь», которая является антитезой лозунга «мир - труд - май». Вернее, зацепились-то преимущественно за безработицу и праздность (которая тоже подмывает лагерные устои), хотя кое-кто и за ноябрь - но с ноябрём и так всё понятно. А вот войны, как кто-то верно подметил в фб, никто не заметил, словно её и нет. Такие дела.
[фотографии - Вадим Ф. Лурье, больше
по ссылке]