Москва-Магадан 2012.
Оторвавшись от полосы, самолет резко поднялся ввысь и за иллюминатором справа поплыло, словно кубики и параллелепипеды выставленые детской рукой, нагромождение домиков Большого города, с его искусственностью и напыщенностью, лживостью и злом, возведенными в норму. Которые отсюда, даже с еще не набранной вполне высоты, уже казались мелкими и не настоящими, каковыми и были.
Сверкнули, перемигнувшись, провожая в полёт, золотые купола, просияли в закатном солнце разлитым золотом озера, речки и водохранилища и вскоре самолет поднявшись ввысь поплыл на дымчатой пеленой, в которой по обе стороны от солнца симметрично светилось желто-белое гало, добрый знак для начала большого пути до далекого северного города печальной славы "золотого сердца России" - Магадана.Почти всю дорогу, за иллюминатором снизу, то сплошная пелена облаков, то слоёный пирог из облачности разных уровней, отбрасывающих друг на друга тень. В конце сибирской равнины, из облачности снизу вообще вырос диковинный, словно заснеженный, лес, из выдавившихся из неё небольших облачков. Этакие райские кущи, из групп и отдельно стоящих "деревьев".
За час до Магадана, над открывшимися снизу Верхоянскими горами, вспоминаю, что маршрут этого рейса проходит неподалеку от загадочного якутского озера Лабынкыр, на котором я бывал в 2007 году. Пристально всматриваюсь в проплывающий за стеклом пейзаж с горками и изрезавшими долины реками, курящимися местами на сопках, вероятно запалеными недавней грозой дымками небольших пожаров. И вот, наконец вижу знакомое мне большое холодное озеро, еще укрытое потрескавшимся льдом, с вытекающей из него одноимённой рекой, с наледями на ней.
Ошибиться невозможно, всё очень знакомо. Где-то там, у истока реки небольшой балок, а чуть в стороне добротная двухэтажная изба. На том мысе, почти посреди озера, три невысоких деревца, которые при первом взгляде на Лабынкыр, видятся загадочными, встречающими путника фигурками. У противоположного берега, горелый островок, который в утренней дымке над холодной водой, я тогда чуть не принял за то самое местное чудовище, о котором говорят разное, но, вроде как, были и очевидцы. Например, профессор-геолог Обручев, в далёком 1957 году.
Вскоре снижаемся и над зеленеющей по весеннему Колымой, подлетая к аэропорту Сокол. Здесь всё по прежнему, и как гласят надписи: "Магадан был, есть и будет."
Насчёт "будет" то, конечно, возможно всё. Не хотелось бы, что бы это "будет" стало вновь похожим на те мрачные времена, когда в порт Магадана приходили суда с заключёнными в трюмах, отправляемые конвоями в глубь этого края, на его освоение и добычу столь нужного стране жёлтого металла.
За прошедшие, с моего последнего посещения этого города, восемь месяцев, он почти не изменился.
Тот же собор, перестренный из уже почти отстроенного в конце 90-х нового здания обкома КПСС.
Те же подржавевшие местами белые мишки, в металлической оградке вдаль проспекта Ленина, напротив центрального парка отдыха города.
а-же бухта Нагаева, открывающаяся сразу за сопкой, с высящейся над городом ретрасляционной антеной.
В "частном секторе" на улицах Загородная, Метеостанция, и Приморская, среди разрухи и покосившихся домиков, попадаются и вполне добротные, с серьезными псами за оградой, в облике некоторых очевидна кровь еще той породы собак, которую специально выводили, для конвоя и охраны з/к в суровых северных условиях. На некоторых огородах во дворах во всю идет посевная компания. Земля на них, на удивление добротная, очень похожая на чернозём самого плодородного пояса России.
На краю дороги, в молодой траве, какой-то шутник положил булыжник, размером поболее крупного кулака, покрашеный "золотой" краской. Как из той песни: "А ведь может случиться такое, я найду самородок как гирю..."
По размеру, в самый раз, наверное, мечта любого начинающего старателя. Люди с опытом понимают, что такая находка была бы не только серьёзным испытанием, но и, возможно, началом больших, совсем не шуточных проблем.
В воздухе пахнет морем, едко сладковатым дымком костров из плавника. Сегодня выходной, в бухте штиль, а на её берегах многочисленные группы горожан, отдыхающие и жарящие шашлыки.
Впрочем, кто-то, на обнажившемся отливом мелководью, собирает мидий и прочуюю съедобную морскую живность.
В удобном месте, за маяком, причаливают и грузятся на прицепы небольшие катера вернувшиеся с первых рыбалок. Многие рыбачат вместе женами и подругами. В уловах в основном камбала-песчанка. Кто-то промышляет и крабов. Но, уловы чисто символические. Море, по которому на выходе из бухты еще гоняет остатки льда, даже по местным меркам, пока холодное.
Неподалёку от берега, на камнях лежит и, время от времени, жалобно, разрывая душу взвывает собака. Похоже, по какой-то причине, у неё парализованна задняя часть тела. Кто-то из проходящих мимо горожан, оставил ей еды. На моих глазах, спустившаяся к ней девушка, налила собаке, в миску из под "биг-ланча", воды.
Похоже собака понимает, что ей уже вряд-ли кто либо сможет помочь, и в её взвываниях тоска и безысходность. Как бы хороша не казалась кому-либо его жизнь сейчас, никто из нас не застрахован от подобного. Не дай Бог, конечно, но такова жестокая правда жизни.
Уезжая, всё-же надеюсь, что кто-либо сможет ей помочь.
А мне пора дальше, на Чукотку, еще за тысячу с лишним километров от столицы Колымы. И там, по месту, за почти полтысячи километров, туда, где малейшее пренебрежение суровыми законами выживания этого края, может обойтись очень и очень дорого.
Туда где жизнь настоящая и всё всерьез.