Сентябрём по Чукотке.(9)
Поутру, миновав микрорайон, поднимаюсь на бугорок за заправку. Отсюда, до въезда в город, тянется что-то вроде промзоны. С попутным самосвалом доезжаю до отворота на аэропорт, а оттуда в уазике с пожилым водителем в старой кожаной летной куртке, до Апапельгино. Брошенного посёлка с действующим аэропортом Певека. Узнав куда собираюсь, водитель предупредил о шляющейся по побережью паре белых медведей.
Морщины избороздившие его волевое лицо и седина, острый взгляд и выверенные движения, говорят, что не раз и не два довелось ему побывать на краю. Вот так, увидишь в первый раз человека, а рассказать о нём уже можешь многое. Буквально видишь его в контексте тех северных историй, который щекочут нервы и будоражат воображение.
Например, этой, подсмотренной у Славы(slava_zz), из баек про вертолётчиков:
" Идет МИ-8, с Врангеля на Шмидт...
Дело к зиме, - обледенение.
Прижимает уже к воде, бортмеханику невмоготу стало смотреть на гребешки волн под ногами, - ушел из кабины, сел, прислонился спиной, прикрыл глаза...
Вдруг в наушниках голос командира:
"Вы как хотите, а я в этой луже тонуть не собираюсь."
Обрадовался, прибегает обратно, наверное, тот что-то придумал..
"У меня пистолет есть, я застрелюсь нах..."
На фоне заброшенности и разрухи вокруг, и сам аэропорт не выглядит действующим.
Проходя посёлок насквозь, вижу, что есть еще здесь и жилые, частные дома.
За ним дорога идет до Янраная, национального чукотского посёлка, перенесенного сюда когда-то с непогодистого мыса Шелагского. На ближайшем подъеме нечто вроде свалки, а дальше в обе стороны болотистая тундра. В одну сторону, заливаемая приливами и штормами, до берега губы, в другую до сопок с зубцами останцев, которые по местному - кекуры.
С полпути подхватывает автобус, везущий школьников из Певека, домой, в посёлок.
В поселке, мне рекомендовали познакомиться с Сергеем Тереховым, местным энтузиастом фотографирования белых медведей. Посёлок на берегу, рядом свалка, и бредущим берегом зверям его не как не обойти.
Здесь не больше десятка жилых двухэтажных домов. Формальное занятие местных сбор брусники, лов гольца, охота на морзверя. Хороший ход гольца случается не каждый год, на морзверя охотиться надо уметь, что дано не всем. То есть, если бы не дотации, жить поселку было бы не чем.
Интересующего меня человека, дома не оказывается. Не смотря на свет в окне, на мой стук в дверь никто не отзывается. Значит не судьба.
Скоро вечер, самое время подумать о ночлеге. Это значит, как минимум, избежав любопытных глаз, отойти от посёлка и найти ровное место под палатку. Лучше там, где неожиданно поднявшийся ветер, не унесёт меня вместе с ней в море.
За посёлком, миновав кладбище, дохожу до одинокого балка.
Он открыт, точнее, вскрыт кем-то до меня. Судя по засохшему букетику в литровой банке, некоторое время назад балок понадобился для уединения какой-то паре.
В балке стол, печь, пара лежанок и нехитрая рыбацкая утварь. В любом случае, это лучше чем ночлег в палатке. Освобождаю одну из лежанок, под свой спальник.
Пока не стемнело, выхожу поздороваться с морем. Оно шумит, мягко набегающим на гальку пенными гребнями. Отсюда виден мыс Чаячий, а за ним из полосы тумана виднеется самый северный мыс Чукотки, Шелагский.
К ночи восточный ветер усиливается и сдувает часть тумана.
Сейчас, перечитав «Дневник прибрежного плавания» Олега Куваева, уже по-другому воспринимаю эти, теперь уже знакомые мне места. Отчаянные те ребята, которые отправлялись в путь вдоль этого берега на латаной брезентом байдаре без весел. Это, если не сказать жестче…
Плавника на берегу много, но разжигать костер на ветру желания не возникает. Равно как и топить печь. На газовой горелке, в котелке, топлю снег набранный из остатков снежника в ближайшей расщелине,
кипячу воду под супчик и чай. Затем, выставив стул на дощатую площадку перед дверью, где от ветра я защищён балком, ужинаю с видом на море. Кстати оказывается и плеснуть в кружку из захваченной с собой фляжки с правильным напитком. Пока сижу, вижу проплывающую вдоль берега нерпу.
Хорошо…