Про новую денежную систему кратко
Оригинал взят у escapistus в Про новую денежную систему кратко
"Я убежден, что будущее научится больше у Гезелля, чем у Маркса".
Джон Мейнард Кейнс
Недавно я завершил цикл статей о событиях, происходивших в начале 30-х годов в крошечном городке Вёргле на западе Австрии, в Тироле. Там я попытался максимально доходчиво, прибегая, в том числе, и к художественной форме повествования, разжевать то гениальное, но, вместе с тем, очень простое, что придумали жители городка, чтобы стать счастливыми и свободными людьми. Теперь же, учитывая широко распространенную в обществе болезнь "ниасилил, многа буков", я хочу, напротив, сжать рассказ до тезисов, упомянув еще кое-какие важные детали. Итак, если совсем коротко, что же такого бесподобного изобрели жители крошечного, почти сказочного городка?
-
Первое. Они ввели в обращение новые деньги. Нет, не просто новую денежную систему, они изменили правила игры, навязанные человечеству, можно сказать, извне. Некими такими нехорошими дядями, что некоторые подозревают в них аж рептилоидов, настолько они не солидарны с остальным человечеством. Основными свойствами новых денег были:
а) невозможность сохранять в этих деньгах сбережения на сколь-нибудь длительный срок
б) невозможность получать эти деньги в долговременный кредит
в) невозможность давать эти деньги в долговременный рост под проценты
То есть, в одном конкретном месте была попросту отменена (не полностью, но об этом ниже) вся существовавшая с давних времен и здравствующая и поныне банковская система с ее главным инструментом - закабалением всего окружающего пространства через ссудный процент. Жители городка отсоединились от финансового Мирового Зла, провозгласив свою полную от него независимость. Мировому Злу это категорически не понравилось, хотя, с ним никто даже не боролся, не свергал его и не носился по улицам с красными флагами. Люди всего лишь перестали сотрудничать с ним. Но в глазах Паразита это и есть борьба против него, что логично: если кто-то не хочет его содержать, значит, его уже зверски убивают. А не полностью жители городка от него отсоединились в том смысле, что параллельно оставили существовать, как и прежде, "нормальную" валюту, никак на нее, в общем-то, не покушаясь. Всяк, кто хотел, мог ею продолжать пользоваться безо всяких ограничений. Просто, она сама оказалась не слишком конкурентоспособна. Но никто хождения общегосударственных и прочих разных денег, естественно, не запрещал.
Второе. Жители Вёргля соорудили новую систему накопления и сбережения заработанного, превратив часть банка своего города в обычный инвестфонд. Сбережения стало возможным делать в неких сугубо внутренних акциях собственного города, начавшего через их посредство превращаться в единую корпорацию, где каждый работающий житель мог стать акционером. А мог и не становиться, колхоз - дело добровольное. Но эта система позволяла надежно хранить все трудовые сбережения под собственным контролем, не позволяя распоряжаться ими никаким посторонним "эффективным менеджерам". Кроме того, она значительно сужала поле возможных злоупотреблений властей, ставших теперь довольно прозрачными для всех жителей. Все заработанное оставалось при людях, все реальные богатства накапливались в городе-корпорации, что, с одной стороны, позволяло работникам делать долговременные сбережения, а с другой, город-корпорация всегда имел свободные средства для инвестирования их в новые проекты. В размере уже заработанного людьми, но еще не потраченного ими на личное потребление. Почему, кстати, город был вполне заинтересован в честной и полновесной оплате труда всех участников проекта: чем больше людям заплатили денег, тем больше они их же и принесут обратно, обменяв на внутригородские акции, то есть, пополнив инвестиционный фонд. Ведь иных способов хранить "исчезающие" деньги не предусмотрено в принципе. Зато, помимо дополнительных возможностей реализовать какие-то новые проекты в общих интересах, попутно еще и исчезает всякая социальная напряженность.
Третье. Надежность и устойчивость такой системы обеспечивалась, с одной стороны, возможностью в любой момент обменять местные деньги на местные же акции и обратно, и с другой стороны, их жесткой привязанностью только друг к другу, так как, акции Вёргля служили лишь средством сохранения "исчезающих" местных денег, и за другую валюту не продавались. За другую валюту можно было купить другие, "нормальные", акции города через "нормальную" часть городского банка. Или прямо с рук. И, вот, с ними можно было играть, как угодно, в любые деривативы и прочие мыльные пузыри, если кому-то этого хотелось. Внутренние акции оставались неконвертируемы во что-либо, кроме внутренних же денег. Курс обмена внутренних акций на местные деньги оставался всегда неизменным, что исключало возможность спекуляций и возникновения местного "фондового рынка". Источником всего богатства и его единственным мерилом на этом рынке служил только вложенный труд. Создавать на нем "вторичные финансовые инструменты" было и невозможно, и бессмысленно, другие правила игры. И каждый был волен играть по тем правилам, которые ему больше по душе, и даже совмещать их, если время и силы позволяли, но только без смешения самих правил между собой. Внутренняя и внешняя валюты обменивались между собой как угодно свободно, но внутренние акции можно было приобрести исключительно за внутренние деньги.
Четвертое. Все это неизбежно повлекло за собой постепенное вымещение и других возможностей наживы одних людей за счет других. Отныне город-корпорация всегда имел возможность создать на собственные средства любое производство, альтернативное уже существующему, и выдавив с рынка любого "эффективного собственника" посредством обычной конкуренции. И оставить новое предприятие в своей общегородской коллективной собственности, покуда в этом сохранялась нужда. Разумеется, в случае необходимости город мог реализовать свою собственность на сторону любому частному лицу или организации. Но весь доход от продажи поступал обратно в общегородскую казну, и на вырученные средства городская община могла построить что-то новое. Или снова такое же, но только и еще лучше. Поэтому едва ли нашлось бы много желающих ввязываться в конкурентную борьбу с солидарной общиной, в которой капитализм начал стремительно замещаться социализмом, то есть, говоря проще и по-русски, общинным строем. Да еще и таким цивилизованным и мирным способом - в ходе обычной конкурентной борьбы. Так что, и в суд даже не подашь на таких свободных общинников, люди соблюдают все правила буржуазного общества, честно конкурируют на свободном рынке, какие претензии?
Пятое. Вёргль начал стремительно вовлекать в свою орбиту окружающие города. Скажем, Кюцбюэль, так, и вовсе успел перейти на местные деньги Вёргля. Нет, он не стал учреждать свои внутренние деньги на том же гезеллевском принципе, он просто перешел на уже готовую внутреннюю валюту соседа с сохранением трудовых сбережений в тех же самых акциях. Теперь их стало уже двое с одной валютой и общим инвестиционным фондом. И еще триста (!) разнокалиберных городов в четырех странах мира - Австрии, Швейцарии, Германии и Италии, в землях, граничащих с Тиролем, изготовились присоединиться к той же движухе. Понимаете, что произошло? Посреди Европы возник новый эмиссионный центр, напрочь изменивший правила игры. Начавший выползание, и довольно шустрое, из-под мировой банковской системы. Хуже того - из-под всей мировой капиталистической системы! В центре почтенной старушки-Европы возник очаг социализма, который со скоростью лесного пожара стал пожирать весь мир капитала вокруг себя! Трудящиеся и даже многие мелкие хозяева начали уходить из-под контроля "прогрессивной общественности". И без всяких баррикад на улицах и классовых сражений на тачанках, как это случилось в России. Тихой сапой творилась "революция наоборот". И все в рамках действующего законодательства. Да, еще и в варианте, на самом деле, куда более грозном, чем это произошло в России, взявшей на вооружение экономическое учение Карла Маркса, а не Сильвио Гезелля, и потому сохранившей на свою голову ссудный процент. Потому я и считаю опыт маленького Вёргля качественно куда более ценным для будущего человечества, чем опыт огромного СССР. Да, разве ж я один? Напоминаю: "Я убежден, что будущее научится больше у Гезелля, чем у Маркса". Так сказал старик Кейнс, а он, говорят, тоже разбирался в экономике. Кто на нас с Кейнсом? Мы оба, я и старик, считаем, что Вёргль дает надежду на куда более радужные перспективы, чем СССР, даже в суперэффективном сталинском исполнении.
Шестое. Наконец, последнее. У всех участников проекта появилась возможность непрерывно развиваться дальше, не дожидаясь, пока какой-либо такой "креативный" частный собственник надумает создать что-либо новое и полезное. Ведь все "лишние" деньги-то у вас теперь свои, не зависящие от мнения банкиров или других упырей - "эффективных управленцев". Поэтому "исчезающие" деньги Гезелля очень часто называют свободными деньгами. Ибо они свободны от всякого влияния Мирового Зла, которое может дать вам "своих" (на самом деле, тоже ваших) денег, а может и не дать, в зависимости от заявленных вами целей. Но если и даст, то только под ссудный процент - удушающую вас же лихву в его, такого красивого, пользу. И только под залог вашего имения, которое оно радостно отнимет, если что. Да еще и выговорит себе право следить за расходованием выделенных средств, на то ли вы их тратите, что в кредитном соглашении заранее было жестко оговорено. Будут держать на коротком поводке, а то, вдруг, вы придумали что-то такое... ненужное.
Капитализм, конечно, в принципе не в силах конкурировать с социализмом "по чесноку", находясь с ним в равных условиях. Поэтому инициативу вёргльцев капиталистам пришлось давить насильственно, внаглую попирая собственное же законодательство, и запрещая подобные формы экономической самоорганизации уже задним числом. Жители Вёргля никаких существовавших на тот момент законов (веками, кстати, до того существовавших) не нарушали. Капиталисты, вообще, не терпят, когда кто-либо начинает жить так, как нравится ему самому, а не как диктуют они, самопровозглашенные "законодатели мод". И еще они очень хорошо осведомлены о своей полной неконкурентоспособности по сравнению с общинным строем - социализмом в условиях им же столь любезных свободных рыночных отношений. Врут! Капиталисты, вообще, не терпят конкуренции, всегда стремясь превратиться в монополию. Главное, что они навечно обречены проигрывать социализму на рынке труда: кто станет работать на них, если появилась возможность работать только на самого себя? А жители Вёргля вздумали работать только на себя, любимых, и отстёгивать долю в мировой банковский общак отказались. Не то, чтобы, прям, встали в позу и борзо, так, заявили, а просто, придуманная ими система в принципе не позволяла отчуждать плоды их труда в чужую пользу.
Но, возможно, у банковского кагала, с учетом всех его громадных возможностей, был какой-то иной способ задавить славный почин? Не прибегая к позорному, так компрометирующему всю "свободную" капиталистическую систему, методу удушения маленькой общины через наглое попрание своего же буржуазного законодательства? Нет, не было. Ни единого! Или придумайте такой способ, опозорьте Ротшильда и Рокфеллера, покажите всему миру их тупость и свой блестящий ум.
"Я убежден, что будущее научится больше у Гезелля, чем у Маркса".
Джон Мейнард Кейнс
Недавно я завершил цикл статей о событиях, происходивших в начале 30-х годов в крошечном городке Вёргле на западе Австрии, в Тироле. Там я попытался максимально доходчиво, прибегая, в том числе, и к художественной форме повествования, разжевать то гениальное, но, вместе с тем, очень простое, что придумали жители городка, чтобы стать счастливыми и свободными людьми. Теперь же, учитывая широко распространенную в обществе болезнь "ниасилил, многа буков", я хочу, напротив, сжать рассказ до тезисов, упомянув еще кое-какие важные детали. Итак, если совсем коротко, что же такого бесподобного изобрели жители крошечного, почти сказочного городка?
-
Первое. Они ввели в обращение новые деньги. Нет, не просто новую денежную систему, они изменили правила игры, навязанные человечеству, можно сказать, извне. Некими такими нехорошими дядями, что некоторые подозревают в них аж рептилоидов, настолько они не солидарны с остальным человечеством. Основными свойствами новых денег были:
а) невозможность сохранять в этих деньгах сбережения на сколь-нибудь длительный срок
б) невозможность получать эти деньги в долговременный кредит
в) невозможность давать эти деньги в долговременный рост под проценты
То есть, в одном конкретном месте была попросту отменена (не полностью, но об этом ниже) вся существовавшая с давних времен и здравствующая и поныне банковская система с ее главным инструментом - закабалением всего окружающего пространства через ссудный процент. Жители городка отсоединились от финансового Мирового Зла, провозгласив свою полную от него независимость. Мировому Злу это категорически не понравилось, хотя, с ним никто даже не боролся, не свергал его и не носился по улицам с красными флагами. Люди всего лишь перестали сотрудничать с ним. Но в глазах Паразита это и есть борьба против него, что логично: если кто-то не хочет его содержать, значит, его уже зверски убивают. А не полностью жители городка от него отсоединились в том смысле, что параллельно оставили существовать, как и прежде, "нормальную" валюту, никак на нее, в общем-то, не покушаясь. Всяк, кто хотел, мог ею продолжать пользоваться безо всяких ограничений. Просто, она сама оказалась не слишком конкурентоспособна. Но никто хождения общегосударственных и прочих разных денег, естественно, не запрещал.
Второе. Жители Вёргля соорудили новую систему накопления и сбережения заработанного, превратив часть банка своего города в обычный инвестфонд. Сбережения стало возможным делать в неких сугубо внутренних акциях собственного города, начавшего через их посредство превращаться в единую корпорацию, где каждый работающий житель мог стать акционером. А мог и не становиться, колхоз - дело добровольное. Но эта система позволяла надежно хранить все трудовые сбережения под собственным контролем, не позволяя распоряжаться ими никаким посторонним "эффективным менеджерам". Кроме того, она значительно сужала поле возможных злоупотреблений властей, ставших теперь довольно прозрачными для всех жителей. Все заработанное оставалось при людях, все реальные богатства накапливались в городе-корпорации, что, с одной стороны, позволяло работникам делать долговременные сбережения, а с другой, город-корпорация всегда имел свободные средства для инвестирования их в новые проекты. В размере уже заработанного людьми, но еще не потраченного ими на личное потребление. Почему, кстати, город был вполне заинтересован в честной и полновесной оплате труда всех участников проекта: чем больше людям заплатили денег, тем больше они их же и принесут обратно, обменяв на внутригородские акции, то есть, пополнив инвестиционный фонд. Ведь иных способов хранить "исчезающие" деньги не предусмотрено в принципе. Зато, помимо дополнительных возможностей реализовать какие-то новые проекты в общих интересах, попутно еще и исчезает всякая социальная напряженность.
Третье. Надежность и устойчивость такой системы обеспечивалась, с одной стороны, возможностью в любой момент обменять местные деньги на местные же акции и обратно, и с другой стороны, их жесткой привязанностью только друг к другу, так как, акции Вёргля служили лишь средством сохранения "исчезающих" местных денег, и за другую валюту не продавались. За другую валюту можно было купить другие, "нормальные", акции города через "нормальную" часть городского банка. Или прямо с рук. И, вот, с ними можно было играть, как угодно, в любые деривативы и прочие мыльные пузыри, если кому-то этого хотелось. Внутренние акции оставались неконвертируемы во что-либо, кроме внутренних же денег. Курс обмена внутренних акций на местные деньги оставался всегда неизменным, что исключало возможность спекуляций и возникновения местного "фондового рынка". Источником всего богатства и его единственным мерилом на этом рынке служил только вложенный труд. Создавать на нем "вторичные финансовые инструменты" было и невозможно, и бессмысленно, другие правила игры. И каждый был волен играть по тем правилам, которые ему больше по душе, и даже совмещать их, если время и силы позволяли, но только без смешения самих правил между собой. Внутренняя и внешняя валюты обменивались между собой как угодно свободно, но внутренние акции можно было приобрести исключительно за внутренние деньги.
Четвертое. Все это неизбежно повлекло за собой постепенное вымещение и других возможностей наживы одних людей за счет других. Отныне город-корпорация всегда имел возможность создать на собственные средства любое производство, альтернативное уже существующему, и выдавив с рынка любого "эффективного собственника" посредством обычной конкуренции. И оставить новое предприятие в своей общегородской коллективной собственности, покуда в этом сохранялась нужда. Разумеется, в случае необходимости город мог реализовать свою собственность на сторону любому частному лицу или организации. Но весь доход от продажи поступал обратно в общегородскую казну, и на вырученные средства городская община могла построить что-то новое. Или снова такое же, но только и еще лучше. Поэтому едва ли нашлось бы много желающих ввязываться в конкурентную борьбу с солидарной общиной, в которой капитализм начал стремительно замещаться социализмом, то есть, говоря проще и по-русски, общинным строем. Да еще и таким цивилизованным и мирным способом - в ходе обычной конкурентной борьбы. Так что, и в суд даже не подашь на таких свободных общинников, люди соблюдают все правила буржуазного общества, честно конкурируют на свободном рынке, какие претензии?
Пятое. Вёргль начал стремительно вовлекать в свою орбиту окружающие города. Скажем, Кюцбюэль, так, и вовсе успел перейти на местные деньги Вёргля. Нет, он не стал учреждать свои внутренние деньги на том же гезеллевском принципе, он просто перешел на уже готовую внутреннюю валюту соседа с сохранением трудовых сбережений в тех же самых акциях. Теперь их стало уже двое с одной валютой и общим инвестиционным фондом. И еще триста (!) разнокалиберных городов в четырех странах мира - Австрии, Швейцарии, Германии и Италии, в землях, граничащих с Тиролем, изготовились присоединиться к той же движухе. Понимаете, что произошло? Посреди Европы возник новый эмиссионный центр, напрочь изменивший правила игры. Начавший выползание, и довольно шустрое, из-под мировой банковской системы. Хуже того - из-под всей мировой капиталистической системы! В центре почтенной старушки-Европы возник очаг социализма, который со скоростью лесного пожара стал пожирать весь мир капитала вокруг себя! Трудящиеся и даже многие мелкие хозяева начали уходить из-под контроля "прогрессивной общественности". И без всяких баррикад на улицах и классовых сражений на тачанках, как это случилось в России. Тихой сапой творилась "революция наоборот". И все в рамках действующего законодательства. Да, еще и в варианте, на самом деле, куда более грозном, чем это произошло в России, взявшей на вооружение экономическое учение Карла Маркса, а не Сильвио Гезелля, и потому сохранившей на свою голову ссудный процент. Потому я и считаю опыт маленького Вёргля качественно куда более ценным для будущего человечества, чем опыт огромного СССР. Да, разве ж я один? Напоминаю: "Я убежден, что будущее научится больше у Гезелля, чем у Маркса". Так сказал старик Кейнс, а он, говорят, тоже разбирался в экономике. Кто на нас с Кейнсом? Мы оба, я и старик, считаем, что Вёргль дает надежду на куда более радужные перспективы, чем СССР, даже в суперэффективном сталинском исполнении.
Шестое. Наконец, последнее. У всех участников проекта появилась возможность непрерывно развиваться дальше, не дожидаясь, пока какой-либо такой "креативный" частный собственник надумает создать что-либо новое и полезное. Ведь все "лишние" деньги-то у вас теперь свои, не зависящие от мнения банкиров или других упырей - "эффективных управленцев". Поэтому "исчезающие" деньги Гезелля очень часто называют свободными деньгами. Ибо они свободны от всякого влияния Мирового Зла, которое может дать вам "своих" (на самом деле, тоже ваших) денег, а может и не дать, в зависимости от заявленных вами целей. Но если и даст, то только под ссудный процент - удушающую вас же лихву в его, такого красивого, пользу. И только под залог вашего имения, которое оно радостно отнимет, если что. Да еще и выговорит себе право следить за расходованием выделенных средств, на то ли вы их тратите, что в кредитном соглашении заранее было жестко оговорено. Будут держать на коротком поводке, а то, вдруг, вы придумали что-то такое... ненужное.
Капитализм, конечно, в принципе не в силах конкурировать с социализмом "по чесноку", находясь с ним в равных условиях. Поэтому инициативу вёргльцев капиталистам пришлось давить насильственно, внаглую попирая собственное же законодательство, и запрещая подобные формы экономической самоорганизации уже задним числом. Жители Вёргля никаких существовавших на тот момент законов (веками, кстати, до того существовавших) не нарушали. Капиталисты, вообще, не терпят, когда кто-либо начинает жить так, как нравится ему самому, а не как диктуют они, самопровозглашенные "законодатели мод". И еще они очень хорошо осведомлены о своей полной неконкурентоспособности по сравнению с общинным строем - социализмом в условиях им же столь любезных свободных рыночных отношений. Врут! Капиталисты, вообще, не терпят конкуренции, всегда стремясь превратиться в монополию. Главное, что они навечно обречены проигрывать социализму на рынке труда: кто станет работать на них, если появилась возможность работать только на самого себя? А жители Вёргля вздумали работать только на себя, любимых, и отстёгивать долю в мировой банковский общак отказались. Не то, чтобы, прям, встали в позу и борзо, так, заявили, а просто, придуманная ими система в принципе не позволяла отчуждать плоды их труда в чужую пользу.
Но, возможно, у банковского кагала, с учетом всех его громадных возможностей, был какой-то иной способ задавить славный почин? Не прибегая к позорному, так компрометирующему всю "свободную" капиталистическую систему, методу удушения маленькой общины через наглое попрание своего же буржуазного законодательства? Нет, не было. Ни единого! Или придумайте такой способ, опозорьте Ротшильда и Рокфеллера, покажите всему миру их тупость и свой блестящий ум.