Vlissingen. Тереса де Аумада (Тереса Авильская). Отчет, часть 3.
Как уже было сказано, я не всегда была монахиней. В дни моей юности, когда рыцарские романы стали увлекать меня больше, чем жития святых, которые я так любила читать в детстве, я много времени проводила в обществе сверстников, в числе которых были отпрыски де Гусман - Алонсо и Мануэль. Сейчас, вспоминая то время, мне на ум приходят не спокойные дни, а всё более наши шалости, вдохновленные теми же историями о рыцарях, что так будоражили наше воображение. Мы с Алонсо даже пробовали сочинить одну на досуге. Светлое время! Потом были несколько месяцев в монастыре, которые отрезвили меня и помогли вернуться на путь истинный, с которого я столь легкомысленно свернула между детством и отрочеством. Однажды вспомнив о Боге, я никогда уже о нем не забывала. Моё призвание открылось мне рано, что опечалило и отца, готовившего мне выгодный брак, и друзей детства, о благополучии и здравии которых я не перестаю молиться. В 18 лет я с помощью брата сбежала из дому и постриглась в монахини. Пламя моего служения разгоралось все ярче.
Годы неумолимо текли, мы с Алонсо и Мануэлем лишь изредка виделись вне монастырских стен, но состояли в переписке. Когда Мануэль подался в колонии (а было это вскоре после моего ухода в монастырь) прославлять свое имя, мы только тратили бумагу, пытаясь отговорить его делать глупости и заставить одуматься. Безрезультатно, покуда Алонсо, отчаявшись усовестить брата, не пригрозил пристрелить его при встрече, ежели тот не образумится. Вернувшись, Мануэль представил семье девочку-подростка, рожденную им в браке с неизвестной доньей, погибшей родами, ввиду чего ребенок воспитывался в Испании в тайном и очень надежном месте покуда друг мой странствовал и пытался забыться. На вопросы о супруге Мануэль отвечал лишь, что ему больно об этом говорить, и менял тему. Девочка же мать свою помнить не могла, а отца почти не знала, и я старалась поддержать её, насколько это было в моих силах. Бедное дитя!
Леонора выросла красивой и благовоспитанной девушкой, но иногда отцовский характер просыпался и в ней, побуждая ее к необдуманным действиям. Так, из-за пустячного спора с кузеном, выйдя на палубу в шторм, девушка оказалась смыта за борт. Её искали, но нашли только утопающего англичанина, которого взяли в плен. В ближайшем же порту Мануэль организовал прочесывание береговой линии без какого-либо видимого эффекта. Надежда таяла как снег под палящим солнцем. Мануэль написал Алонсо и мне о произошедшем несчастье, безмерно страдая и сокрушаясь, что хорошего отца из него так и не вышло. Когда я узнала о случившемся, получив его письмо, я кратко ответила, что поспешу поддержать его лично, и не мешкая отправилась в дорогу. К моменту моего прибытия дочь нашлась, но ничего не помнила. От перенесенного шока разум девушки вычеркнул выпавшие на ее долю испытания из памяти. К счастью она осталась здорова, невинна и по-прежнему прекрасна. Мы возблагодарили Господа за чудесное возвращение Леоноры и устроили в честь того праздник.
Год спустя и я, и Леонора встретились вновь - на корабле Мануэля, плывущем в Нидерланды. Во время рейса я много времени проводила с ней и с Маргаритой, которуя я упоминала в начале своего рассказа. Память о произошедшем в море к тому времени к дочери моего друга все ещё не вернулась, но мы втроем хорошо проводили время в беседах, молитвах и занятиях, свойственных девушкам из благородных семейств.
В замке я смогла встретиться с не менее дорогим моему сердцу Алонсо. Если Мануэля я видела, можно сказать, постоянно, то эта встреча была долгожданной, ведь вице-адмирал Испанского флота плыл на своем корабле и я могла разве что в подзорную трубу полюбоваться на его силуэт. Однако, ввиду иных событий, за первый вечер я не смогла найти времени для светской беседы. Но и дальше изыскать возможность перехватить Алонсо между прочими делами оказалось не так-то просто. И дело не только и не столько в его делах, но и в моих собственных. Оставалось продолжать издалека радовать взор уверенным видом вице-адмирала, ведущего в бой "Непобедимую Армаду".
Я не зря вспоминала детство - на следующий день многим, виноватым и невиновным, пришлось припудривать непонятно откуда взявшиеся синяки. Магия "Узла судьбы" работала. На какое-то время наши дипломаты могли считать себя в безопасности. Или хотя бы быть уверены, что возмездие обидчикам придет незамедлительно. Однако как представитель Церкви я не могла пройти мимо тех, кому могла помочь. Я лечила - лекарствами ли, магией ли, разговором ли... Только с проклятиями я ничего не могла сделать, и надо же было тому случиться, что именно столь симпатичного мне сеньора Френсиса Дрейка постигло именно проклятие. Опасаясь за моральный облик вверенных мне девиц при случае встречи с шотландцем с чесоткой (какое счастье, что проклятья не заразны!), я приложила все усилия к решению этой проблемы. К сожалению или к счастью, сэра Френсиса болезнь оставила раньше, чем я смогла проэкспериментировать на нём свое средство.
Вскоре мне пришлось окунуться в медицину еще более основательно - Мануэль внезапно ослеп. Помимо него поселенная пососедству английская леди также жаловалась на внезапные приступы слепоты. Однако, расследование ее истории началось раньше, когда англичанин с фамилией Лестер пожаловался на необоримый кошмар, приключившийся с ним и леди. Я просила Великого Инквизитора послушать ее историю из первых уст. У Мануэля же не было ничего подобного, а потому с его слепотой смогли справиться обычные средства. Ранения, жар, озноб, черная меланхолия, боли различного происхождения, я металась от одного больного к другому, пока шепоток не пошел "в замке чума...". Я не успела даже испугаться - мой долг перед Господом помогать страждущим, избавляя их от страданий, и я не жалела ни сил, ни лекарств, чтобы хоть как-то облегчить их участь, забывая о гудящих ногах и нарастающем от голода головокружении. По счастливому стеченияю обстоятельств вспышка болезней пошла на спад, и вскоре я смогла отвлечься от обязанностей доктора ради обязанностей инквизитора. Я только проверила, что у Маргариты и Леоноры все хорошо и отправилась в библиотеку за информацией. Получив достаточно пищи для размышлений, я предалась молитвам. Ничто иное не успокаивает душу столь хорошо как молитва, а моя душа как никогда нуждалась в успокоении и утешении.
Вечером болезнь проявилась снова. Алонсо, мой дорогой друг, оказался заражён, причем уже давно. Почему он не обратился ко мне или любому другому врачу ранее, когда только почувствовал первое недомогание, он так и не смог мне объяснить. Возможно, дело было в болтавшемся неподалеку юноше, который с исследовательской целью желал получить сформировавшийся чумной струп. Безумец! Это не одолжение. Речь воистину идёт о жизни и смерти. Я приложила все свои силы и знания, лишь бы спасти Алонсо. Господь милосердный, как можно было так наплевательски отестись к собственному здоровью! Я была так взволнована, что чуть было не наорала на адмирала как на нашкодившего мальчишку, предавшись греху сквернословия. Все же Дрейк на меня плохо влияет, как, впрочем, и на всех остальных, с кем он имел честь вести разговор. Обаяние обаянием, и тем не менее я твердо усвоила, что за моими друзьями детства нужен присмотр не меньший, чем за их подросшими детьми. Слишком сильна в них тяга к подвигу.
Впрочем, это было всего лишь репетицией последующего появления людей, зараженных Дикой Охотой. Они шли по залам, раня всех встречающихся по пути. Я тоже была ранена, как и Алонсо, пытавшийся прикрыть меня собой. Дон Диего со злобной усмешкой пырнул меня своим кинжалом. После все раненые оказались в сумрачной зале, где светлый эльф исцелил нас, а странный моряк рассказал нам легенду об огненном лисе Рейннеке, убитом охотником и сердце Королевы Льда, что когда-то была тем лисом. Мол, много с тех пор прошло лет, и в ком-то переродился тот охотник, а Королева хочет отмстить ему за вырезанное сердце, выбирайте, хотите ли вы услышать имя того, в ком он есть, чтобы умер тот за свои дела? И даже если бы в этом безумном конкурсе моряк указал на меня, я бы не изменила решения. На Страшном Суде мы все ответим за свои дела, праведный католик должен быть готов к тому всегда. Однако, в этом месте я не чувствовала ни опасности, ни реальности происходящего. Сонное оцепенение овладело мной среди мерцающих огней полутемной комнаты. Танцующие лица смешались, и огромным и несомненным благом стало для меня возвращение в замок до середины ночи, ведь в иных землях и время течет по иному.
Следующий день запомнился мне бессилием. Мануэль сошел с ума, начал приступами терять память и иметь вид лепрекона среди людей. Леонора присматривала за отцом, покуда могла. Ранее недолеченная хворь Алонсо усугубилась, и я опять принялась за попытки избавить его от симптомов. Это точно была чума. Я просила не входить в комнату и не приближаться к больному, зная, что имея с ним контакт в этой стадии, мы, скорее всего, все уже заразились, но не могла оставить его умирать. Только не Алонсо! Я здесь не единственный врач. Найдите другого, мне нужно спасти этого человека, я не отступлюсь. Господи, прошу, помоги мне сохранить ему жизнь, он еще слишком молод, ему еще столько нужно успеть! Господи, прошу, направь мою руку, дай мне знание, чтобы Алонсо остался жив! В этот момент я потеряла голос, а мой пациент растворился в воздухе. Я бы кричала, если б могла, но даже это было у меня отнято. Кажется, я тоже вела себя не слишком разумно, я пошла искать сведения о лечении чумы в письменных источниках, ведь скоро нас, заболевших, будет много, поскольку источник болезни пропал в неизвестном направлении. Кто-то из англичан поведал мне, что ангел способен исцелить чуму так, что ни следа ее ни останется - ни в замке, ни в окрестностях, а заболевшие выздоровеют. Загвоздка лишь в том, где найти ангела. Я не дослушала - сообщили о возвращении Алонсо, и я поспешила к нему, чтобы продолжитнь прерванное лечение, однако в том не было уже никакой необходимости, друг моего детства был мёртв, в его груди торчал кинжал, а сердце не билось.
Я вся оцепенела внутри и бег мысли остановился. Родственники попрощались с ним, а я даже не вспомнила попросить их не приближаться к телу, в котором все ещё жила зараза чумы. Дева в белом вместе с бывшим братом Себастианом избавили труп от болезни и увечий, но не от смерти, и это чудо не тронуло и не впечатлило меня. Я подготовила все необходимое для отпевания при церемонии в доме, как если бы это был не Алонсо, а кто-то чужой, незнакомый мне человек. В присутствии родственников и ближайших друзей покойного я начала погребальный обряд. Молитвы лились как-то сквозь меня, я совершенно ничего не чувствовала, как когда при мне отпевали отца. Вся разница в том, что на этот раз я читала святые тексты. Я почему-то не могла плакать. Неожиданно в размеренный ход ритуала вмешался Великий Инквизитор. Быстрым шагом влетев в помещение, он потребовал всех удалиться. В комнате с телом остались только он сам и сын покойного, наследник, Марсио. Некоторое время спустя с разрешения прервавшего обряд оный стало возможно продолжить. Пока разошедшиеся по замку скорбящие собирались обратно в помещении с телом помощник де Гусманов, учитель Леоноры, оказал Великому Инквизитору медицинскую помощь, а я сняла боль. Не знаю, когда тот оказался ранен, до или во время недавней беседы, и это также не всколыхнуло меня. Я действовала на полном автоматизме, делая свое дело. Я даже не задумалась, каким оружием нанесены раны. Обряд завершился и Марсио взял на себя хлопоты о похоронах в море, как мечтал мой дорогой друг, посвятивший кораблям и Испании всю свою жизнь.
Ближе к ночи, когда анестезия этого незванного состояния сошла на нет, ноги сами понесли меня в часовню, где я уединилась для молитвы, крепко заперев двери, на три дня, в течение которых снаружи не вмешивались ни моя боль, ни моя скорбь, а по окончанию бдения меня ждало известие, что Алонсо Перес де Гусман, 7-й герцог Медина-Сидония, вице-адмирал Испанского флота, предводитель "Непобедимой Армады", никогда не приезжал в этот замок.
Годы неумолимо текли, мы с Алонсо и Мануэлем лишь изредка виделись вне монастырских стен, но состояли в переписке. Когда Мануэль подался в колонии (а было это вскоре после моего ухода в монастырь) прославлять свое имя, мы только тратили бумагу, пытаясь отговорить его делать глупости и заставить одуматься. Безрезультатно, покуда Алонсо, отчаявшись усовестить брата, не пригрозил пристрелить его при встрече, ежели тот не образумится. Вернувшись, Мануэль представил семье девочку-подростка, рожденную им в браке с неизвестной доньей, погибшей родами, ввиду чего ребенок воспитывался в Испании в тайном и очень надежном месте покуда друг мой странствовал и пытался забыться. На вопросы о супруге Мануэль отвечал лишь, что ему больно об этом говорить, и менял тему. Девочка же мать свою помнить не могла, а отца почти не знала, и я старалась поддержать её, насколько это было в моих силах. Бедное дитя!
Леонора выросла красивой и благовоспитанной девушкой, но иногда отцовский характер просыпался и в ней, побуждая ее к необдуманным действиям. Так, из-за пустячного спора с кузеном, выйдя на палубу в шторм, девушка оказалась смыта за борт. Её искали, но нашли только утопающего англичанина, которого взяли в плен. В ближайшем же порту Мануэль организовал прочесывание береговой линии без какого-либо видимого эффекта. Надежда таяла как снег под палящим солнцем. Мануэль написал Алонсо и мне о произошедшем несчастье, безмерно страдая и сокрушаясь, что хорошего отца из него так и не вышло. Когда я узнала о случившемся, получив его письмо, я кратко ответила, что поспешу поддержать его лично, и не мешкая отправилась в дорогу. К моменту моего прибытия дочь нашлась, но ничего не помнила. От перенесенного шока разум девушки вычеркнул выпавшие на ее долю испытания из памяти. К счастью она осталась здорова, невинна и по-прежнему прекрасна. Мы возблагодарили Господа за чудесное возвращение Леоноры и устроили в честь того праздник.
Год спустя и я, и Леонора встретились вновь - на корабле Мануэля, плывущем в Нидерланды. Во время рейса я много времени проводила с ней и с Маргаритой, которуя я упоминала в начале своего рассказа. Память о произошедшем в море к тому времени к дочери моего друга все ещё не вернулась, но мы втроем хорошо проводили время в беседах, молитвах и занятиях, свойственных девушкам из благородных семейств.
В замке я смогла встретиться с не менее дорогим моему сердцу Алонсо. Если Мануэля я видела, можно сказать, постоянно, то эта встреча была долгожданной, ведь вице-адмирал Испанского флота плыл на своем корабле и я могла разве что в подзорную трубу полюбоваться на его силуэт. Однако, ввиду иных событий, за первый вечер я не смогла найти времени для светской беседы. Но и дальше изыскать возможность перехватить Алонсо между прочими делами оказалось не так-то просто. И дело не только и не столько в его делах, но и в моих собственных. Оставалось продолжать издалека радовать взор уверенным видом вице-адмирала, ведущего в бой "Непобедимую Армаду".
Я не зря вспоминала детство - на следующий день многим, виноватым и невиновным, пришлось припудривать непонятно откуда взявшиеся синяки. Магия "Узла судьбы" работала. На какое-то время наши дипломаты могли считать себя в безопасности. Или хотя бы быть уверены, что возмездие обидчикам придет незамедлительно. Однако как представитель Церкви я не могла пройти мимо тех, кому могла помочь. Я лечила - лекарствами ли, магией ли, разговором ли... Только с проклятиями я ничего не могла сделать, и надо же было тому случиться, что именно столь симпатичного мне сеньора Френсиса Дрейка постигло именно проклятие. Опасаясь за моральный облик вверенных мне девиц при случае встречи с шотландцем с чесоткой (какое счастье, что проклятья не заразны!), я приложила все усилия к решению этой проблемы. К сожалению или к счастью, сэра Френсиса болезнь оставила раньше, чем я смогла проэкспериментировать на нём свое средство.
Вскоре мне пришлось окунуться в медицину еще более основательно - Мануэль внезапно ослеп. Помимо него поселенная пососедству английская леди также жаловалась на внезапные приступы слепоты. Однако, расследование ее истории началось раньше, когда англичанин с фамилией Лестер пожаловался на необоримый кошмар, приключившийся с ним и леди. Я просила Великого Инквизитора послушать ее историю из первых уст. У Мануэля же не было ничего подобного, а потому с его слепотой смогли справиться обычные средства. Ранения, жар, озноб, черная меланхолия, боли различного происхождения, я металась от одного больного к другому, пока шепоток не пошел "в замке чума...". Я не успела даже испугаться - мой долг перед Господом помогать страждущим, избавляя их от страданий, и я не жалела ни сил, ни лекарств, чтобы хоть как-то облегчить их участь, забывая о гудящих ногах и нарастающем от голода головокружении. По счастливому стеченияю обстоятельств вспышка болезней пошла на спад, и вскоре я смогла отвлечься от обязанностей доктора ради обязанностей инквизитора. Я только проверила, что у Маргариты и Леоноры все хорошо и отправилась в библиотеку за информацией. Получив достаточно пищи для размышлений, я предалась молитвам. Ничто иное не успокаивает душу столь хорошо как молитва, а моя душа как никогда нуждалась в успокоении и утешении.
Вечером болезнь проявилась снова. Алонсо, мой дорогой друг, оказался заражён, причем уже давно. Почему он не обратился ко мне или любому другому врачу ранее, когда только почувствовал первое недомогание, он так и не смог мне объяснить. Возможно, дело было в болтавшемся неподалеку юноше, который с исследовательской целью желал получить сформировавшийся чумной струп. Безумец! Это не одолжение. Речь воистину идёт о жизни и смерти. Я приложила все свои силы и знания, лишь бы спасти Алонсо. Господь милосердный, как можно было так наплевательски отестись к собственному здоровью! Я была так взволнована, что чуть было не наорала на адмирала как на нашкодившего мальчишку, предавшись греху сквернословия. Все же Дрейк на меня плохо влияет, как, впрочем, и на всех остальных, с кем он имел честь вести разговор. Обаяние обаянием, и тем не менее я твердо усвоила, что за моими друзьями детства нужен присмотр не меньший, чем за их подросшими детьми. Слишком сильна в них тяга к подвигу.
Впрочем, это было всего лишь репетицией последующего появления людей, зараженных Дикой Охотой. Они шли по залам, раня всех встречающихся по пути. Я тоже была ранена, как и Алонсо, пытавшийся прикрыть меня собой. Дон Диего со злобной усмешкой пырнул меня своим кинжалом. После все раненые оказались в сумрачной зале, где светлый эльф исцелил нас, а странный моряк рассказал нам легенду об огненном лисе Рейннеке, убитом охотником и сердце Королевы Льда, что когда-то была тем лисом. Мол, много с тех пор прошло лет, и в ком-то переродился тот охотник, а Королева хочет отмстить ему за вырезанное сердце, выбирайте, хотите ли вы услышать имя того, в ком он есть, чтобы умер тот за свои дела? И даже если бы в этом безумном конкурсе моряк указал на меня, я бы не изменила решения. На Страшном Суде мы все ответим за свои дела, праведный католик должен быть готов к тому всегда. Однако, в этом месте я не чувствовала ни опасности, ни реальности происходящего. Сонное оцепенение овладело мной среди мерцающих огней полутемной комнаты. Танцующие лица смешались, и огромным и несомненным благом стало для меня возвращение в замок до середины ночи, ведь в иных землях и время течет по иному.
Следующий день запомнился мне бессилием. Мануэль сошел с ума, начал приступами терять память и иметь вид лепрекона среди людей. Леонора присматривала за отцом, покуда могла. Ранее недолеченная хворь Алонсо усугубилась, и я опять принялась за попытки избавить его от симптомов. Это точно была чума. Я просила не входить в комнату и не приближаться к больному, зная, что имея с ним контакт в этой стадии, мы, скорее всего, все уже заразились, но не могла оставить его умирать. Только не Алонсо! Я здесь не единственный врач. Найдите другого, мне нужно спасти этого человека, я не отступлюсь. Господи, прошу, помоги мне сохранить ему жизнь, он еще слишком молод, ему еще столько нужно успеть! Господи, прошу, направь мою руку, дай мне знание, чтобы Алонсо остался жив! В этот момент я потеряла голос, а мой пациент растворился в воздухе. Я бы кричала, если б могла, но даже это было у меня отнято. Кажется, я тоже вела себя не слишком разумно, я пошла искать сведения о лечении чумы в письменных источниках, ведь скоро нас, заболевших, будет много, поскольку источник болезни пропал в неизвестном направлении. Кто-то из англичан поведал мне, что ангел способен исцелить чуму так, что ни следа ее ни останется - ни в замке, ни в окрестностях, а заболевшие выздоровеют. Загвоздка лишь в том, где найти ангела. Я не дослушала - сообщили о возвращении Алонсо, и я поспешила к нему, чтобы продолжитнь прерванное лечение, однако в том не было уже никакой необходимости, друг моего детства был мёртв, в его груди торчал кинжал, а сердце не билось.
Я вся оцепенела внутри и бег мысли остановился. Родственники попрощались с ним, а я даже не вспомнила попросить их не приближаться к телу, в котором все ещё жила зараза чумы. Дева в белом вместе с бывшим братом Себастианом избавили труп от болезни и увечий, но не от смерти, и это чудо не тронуло и не впечатлило меня. Я подготовила все необходимое для отпевания при церемонии в доме, как если бы это был не Алонсо, а кто-то чужой, незнакомый мне человек. В присутствии родственников и ближайших друзей покойного я начала погребальный обряд. Молитвы лились как-то сквозь меня, я совершенно ничего не чувствовала, как когда при мне отпевали отца. Вся разница в том, что на этот раз я читала святые тексты. Я почему-то не могла плакать. Неожиданно в размеренный ход ритуала вмешался Великий Инквизитор. Быстрым шагом влетев в помещение, он потребовал всех удалиться. В комнате с телом остались только он сам и сын покойного, наследник, Марсио. Некоторое время спустя с разрешения прервавшего обряд оный стало возможно продолжить. Пока разошедшиеся по замку скорбящие собирались обратно в помещении с телом помощник де Гусманов, учитель Леоноры, оказал Великому Инквизитору медицинскую помощь, а я сняла боль. Не знаю, когда тот оказался ранен, до или во время недавней беседы, и это также не всколыхнуло меня. Я действовала на полном автоматизме, делая свое дело. Я даже не задумалась, каким оружием нанесены раны. Обряд завершился и Марсио взял на себя хлопоты о похоронах в море, как мечтал мой дорогой друг, посвятивший кораблям и Испании всю свою жизнь.
Ближе к ночи, когда анестезия этого незванного состояния сошла на нет, ноги сами понесли меня в часовню, где я уединилась для молитвы, крепко заперев двери, на три дня, в течение которых снаружи не вмешивались ни моя боль, ни моя скорбь, а по окончанию бдения меня ждало известие, что Алонсо Перес де Гусман, 7-й герцог Медина-Сидония, вице-адмирал Испанского флота, предводитель "Непобедимой Армады", никогда не приезжал в этот замок.