Укрывательство педофилии властями Бельгии и Европейским судом по правам человека. ЧАСТЬ 1.
Я, Моисеенко Людмила, гражданка Российской Федерации и Узбекистана, с 1999 г. проживаю в Бельгии и имею внука, которому сейчас 4 года и который является жертвой педофилии и инцеста. Моя дочь, мать ребенка, не может выступать против его отца Р. К. (гражданин Бельгии русского происхождения), так как она запугана и боится расправы со стороны его покровителей - чиновников юстиции, которые грозят ей отобранием сына. В связи с этим во всех нижеперечисленных инстанциях я выступала в качестве заявителя по данному делу.
Моя дочь, прожив с Р. 3 года, в июне 2008 г. родила сына Д., с которым Р. вдруг начал запрещать мне видеться с 2-месячного возраста внука.
В августе 2008 я подала жалобу в Суд по делам несовершеннолетних г. Антверпена с просьбой дать мне право общения со своим внуком. Результатом подачи жалобы стало: сначала временное разрешение встречаться мне с внуком в специально предназначенном для встреч с детьми помещении организации «ДОМ» под присмотром ee персонала, а затем - решения Суда по делам несовершеннолетних Суда 1-ой инстанции и апелляционного суда; в последнем полагалось мое «закрепленное право на общение считать нецелесообразным», т. к. я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка». На самом деле, все факты дела были целенаправленно искажены и сфальсифицированы против меня всеми чиновниками, судьями, адвокатами и педиатром, оказавшимися причастными к делу. Суд, видимо, решил объявить меня фанатично одержимой здоровьем ребенка для того, чтобы не допустить к общению с внуком, которого его отец подвергает сексуальному надругательству и растлению. Но тогда я еще не догадывалась о педофилии в отношении моего внука (хотя в «ДОМе», когда малышу было еще чуть больше года и я меняла ему памперсы, то видела красноту вокруг ануса и ему было больно сидеть, но тогда еще я не могла правильно распознать эти признаки педофилии и ошибочно полагала, что не соблюдаются правила гигиены в отношении малыша).
При поддержке суда Р. не позволял мне видеть внука, но в октябре 2010 моя дочь вместе с ребенком временно переехала жить ко мне (сказав Р., что переезжает к знакомым). Отец регулярно забирал сына к себе домой. После его визитов к отцу я также стала замечать красноту на половом органе и вокруг ануса внука, у него была боль при мочеиспускании (2 раза лечили мочеполовые инфекции), но и тогда я неправильно воспринимала эти признаки. Также малыш вел себя агрессивно, приходя от отца: он бил свои любимые мягкие игрушки кулаком, и чаще по голове…
7 января 2011 г., после купания в душе моего внука (ему было 2 г. и 7 мес.), я увидела у него уже слишком явные следы сексуальных надругательств (расширенный анус 3 см в диаметре) и все поняла. Я пыталась собрать доказательства, для чего водила малыша по врачам (а надо было вызвать полицию и скорую помощь), но они отказывали мне в каком-либо обследовании.
18 января 2011 я написала жалобу прокурору г. Антверпена о подозрениях в педофилии отца ребенка и с просьбой провести необходимые медицинские обследования внука и предпринять другие срочные меры.
Лишь 5 февраля 2011 я была вызвана на допрос в службу по делам несовершеннолетних местной уголовной полиции. Протокол допроса № AN.37.LB.18280/11 инспектор полиции дала мне на подпись, сама же подписать его отказалась (приложение 1); она сказала, что я сама должна рассказать Р. о моей жалобе прокурору, а также отказалась принять мои вещественные доказательства по делу - 2 фотографии моего внука со следами сексуального надругательства, и тогда я послала их в полицию заказной почтой.
Подозреваемого в педофилии отца не изолировали от малыша и он продолжал забирать его в свой дом, в который, по рассказам внука, приходит «дяденька», который играет с ним, а потом тоже делает его попке больно. 11 февраля 2011 я пришла домой к моей дочери и уговорила ее не отдавать Д. отцу, о чем она его и предупредила по телефону. Но он все равно пришел и устроил ей скандал в подъезде и тогда я отправила ему мобильное сообщение о моей жалобе прокурору. Тогда Р. начал угрожать моей дочери и требовать от нее, чтобы я забрала свою жалобу.
18 февраля 2011 дочь звонила мне и просила меня забрать жалобу, потому что Р. сказал ей, что если я не заберу жалобу, то суд заберет у нее ребенка и отдаст ему, и она его никогда больше не увидит, а меня посадят в тюрьму за клевету. Она сильно плакала, т. к. боялась, что потеряет своего сына. Так как в то время я еще не знала истинного положения вещей в бельгийском правосудии, то я ей ответила, что не надо верить его словам и что такого не случится.
В ночь с 25 на 26 февраля 2011, когда после очередного сексуального надругательства над Д. (он всю неделю находился у отца и 25-го вечером был передан матери) были явно видны все признаки этого, и после моего звонка в службу спасения 112, в клинике внуку было проведено медицинское освидетельствование и затем, на основании его подтверждающего результата, присутствующим офицером полиции был вызван гинеколог для проведения мед. обследования на предмет поиска следов спермы преступника. Для этого также забрали личные вещи внука, а у меня полиция изъяла карту памяти с фотоаппарата (для распечатки фотоснимков), на которой были запечатлены следы сексуальных надругательств над внуком - это все зафиксировано в протоколе допроса № AN.37.LB.02940611. После этого я получила на руки справку гинеколога о проведенном мед. обследовании (прил. 2) для передачи ее домашнему врачу и брошюру - руководство для жертв секснасилия (прил. 3, 4).
28 февраля 2011 состоялось первое судебное заседание относительно места проживания Д., т. к. его родители разъехались. На заседании суда родители получили равное право на воспитание сына и его проживание стало понедельным у каждого из родителей. Суд противозаконно не принял во внимание то обстоятельство, что Р. - подозреваемый в деле по педофилии, хотя я предупредила суд об этом заранее, принеся в прокуратуру копию допроса.
Через неделю после мед. обследования внука, т. е. 4 марта 2011, я позвонила инспектору полиции, чтобы узнать результаты мед. экспертизы и она мне сказала, что прокурор запретил сообщать мне ее результаты, которые якобы еще не готовы, и что отец малыша у них вне подозрений (еще нет результатов экспертизы, а он уже вне подозрений!) и может забирать ребенка себе.
Д. после проживания у отца возвращался с множественными синяками от пальцев на теле, в основном, на руках и ногах (прил. 5) и с явными признаками сексуальных надругательств. Также малыш совершал действия мастурбации… Я писала множество жалоб в различные бельгийские инстанции, в том числе омбудсмену юстиции Renaat Landuyt, председателю сената Danny Pieters, Уполномоченному по правам ребенка Bruno Vanobbergen, прося помощи в деле и защиты для внука, но все было безрезультатно - ни одна инстанция не стала разбираться в деле по педофилии.
Утром в понедельник 9 мая 2011 я приехала в дет. учреждение, которое посещал внук. Т.к. он уже с пятницы жил у отца, то я собиралась доказать, что ребенок, живя у него, подвергается сексуальным надругательствам. Сначала в школе я осмотрела ребенка и удостоверилась в том, что Д. опять подвергался сексуальным надругательствам, а потом вызвала полицию и скорую помощь. Когда приехали полицейские и я им рассказала, в чем дело (тут вмешалась сотрудница администрации школы, у которой в руках было решение Суда по делам несовершеннолетних, в котором написано, что я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка»), то полицейские начали звонить то в уголовную полицию, то своему шефу, и не давали фельдшеру разрешения отвезти внука в клинику на
освидетельствование - ведь заключение могут поставить только в клинике. Затем полицейские получили указание, чтобы ребенкаосмотрел фельдшер прямо в школе, к тому же они запретили мне присутствовать при осмотре моего внука (родственники должны находиться при мед. осмотре малолетнего рядом с ним). Во время осмотра малыша полиция оставалась в другом помещении вместе
со мной, но потом одна полицейская надолго выходила, а вернувшись, подошла к своему коллеге и тихо сказала ему, что факт сексуальных надругательств установлен и она теперь не знает, что делать; коллега ответил, что надо звонить шефу, что она и сделала.
После этого машину скорой отослали. На мой вопрос «Почему скорая уехала? Ведь факт сексуальных надругательств был установлен», полицейский ничего не отвечал, а молча заполнял формуляр допроса № AN.37.99.34-11, в котором ничего не написал о вызове скорой помощи и осмотре ребенка. Я подписала этот протокол, т. к. находилась в ступоре от происходящего. Потом лично приехал шеф
полиции, вывел меня за ворота учреждения и сообщил мне в грубой форме, что факт сексуальных надругательств у ребенка установлен не был и мой вызов служб считается ложным. Когда я ответила, что это неправда и я слышала, что говорила полицейская своему коллеге, то он начал кричать, что на меня заведут уголовное дело.
На действия полиции 9 мая 2011 я жаловалась в Комиссариат полиции Антверпена и в Федеральный Комитет по надзору за полицией, но в их пространных ответах не было ни слова о данном инциденте, что указывает на нежелание главных и надзорных служб Бельгии разбираться в противоправных действиях местных правоохранительных органов. В Бельгии ОТСУТСТВУЕТ реальная возможность восстановления нарушенных прав, поскольку имеется только формальное наличие в государстве инстанций, куда могли бы обратиться пораженные в правах граждане.
Спустя неделю после того, как полиция помешала мне зафиксировать в клинике новый случай сексуального надругательства над внуком, моя дочь сообщила мне по телефону, что прокурором мне запрещено видеть внука, а если она не будет соблюдать этот запрет и разрешит мне видеться с ним, то сына у нее отберут! Это сообщила ей по телефону инспектор уголовной полиции. Когда я позвонила
ей, она мне все подтвердила, но отказалась назвать имя прокурора. Я записала на видео два наших телефонных разговора через интернет.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №1:
http://www.youtube.com/watch?v=TWznOxh32BU&feature=youtu.be
Перевод разговора:
Инспектор полиции: Добрый день.
Людмила: Добрый день, это Моисеенко Людмила. Моя дочь сказала мне, что мне запрещено общаться с моим внуком.
Инспектор полиции: Да.
Людмила: Почему?
Инспектор: По решению прокуратуры по делам несовершеннолетних. Я звонила вашей дочери на прошлой неделе и пригласила её на приём, на котором поставила её в известность.
Людмила: Знаете ли вы причину?
Инспектор: Такое решение принято исходя из интересов Д.
Людмила: И это всё?
Инспектор: Да, это всё.
Людмила: Моя дочь мне также сказала, что если она не будет соблюдать это решение, то ребёнка могут у нее отобрать.
Инспектор: Да, могут. Если решение прокуратуры по делам несовершеннолетних не будет выполняться, то будут приняты меры и ребёнок может быть отобран у вашей дочери. Она должна проследить, чтобы у вас не было контакта с внуком.
Людмила: Но мы не видели никакого решения! Мы должны еще расписаться.
Инспектор: Нет, нет. Я получила задание от судьи поставить вашу дочь в известность о принятом судьёй по делам несовершеннолетних решении о запрете на ваш контакт с вашим внуком, вам не разрешается видеть вашего внука. Я пригласила мать ребёнка, поставила её в известность, она подписала бумагу о том, что её поставили в известность. На неё возлагается ответственность в выполнении решения. В случае невыполнения прокуратура может принять другое решение и могут быть приняты меры исходя из интересов Д.
Людмила: Я бы хотела видеть эту бумагу.
Инспектор: Да, вас также поставят в известность. Но мать Д. первая извещена о принятом решении, поскольку она является ответственной персоной. Она должна позаботиться о том, чтобы не было никакого контакта между вами и Д. Вы понимаете?
Людмила: Да, да. Очень хорошее решение всё скрыть!
Инспектор: Я не знаю хорошее или нет, но это решение прокуратуры и я получила задание передать это решение.
Людмила: Хорошо, спасибо.
Инспектор: Я понимаю, что вам тяжело, но это решение прокуратуры.
Людмила: Спасибо. Я этого ожидала.
Инспектор: Да?
Людмила: Конечно! Я хочу доказать, что над моим внуком производится сексуальное насилие. Полиция не хочет, чтобы я отвела внука в больницу для того, чтобы зарегистрировать факт сексуального насилия и теперь… Я ожидала это.
Инспектор: Я думаю, что персона, ответственная за досье, свяжется с вами, чтобы передать решение и прослушать ваши комментарии.
Людмила: Спасибо, до свидания.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №2:
http://www.youtube.com/watch?v=Is3Do5xURrc
Перевод разговора:
Сотрудник полиции: Добрый день…
Людмила: Добрый день, я уже звонила, но забыла кое-что спросить. Я говорила с инспектором полиции Сара, можно опять с ней поговорить?
Сотрудник полиции: Да, одну минутку.
Людмила: Спасибо.
Сара Ахда: Алло, Сара говорит.
Людмила: Сара, извините, это опять Людмила Моисеенко, я забыла спросить имя прокурора, который вынес решение.
Сара Ахда: Прокурора? Один момент.
Людмила: Спасибо.
(инспектор полиции Сара Ахда отходит от телефона и с кем-то разговаривает)
Сара Ахда: Алло.
Людмила: Да.
Сара Ахда: Я могу только вам сказать, что решение принято прокуратурой по делам несовершеннолетних. Имя не могу сказать. Если вы хотите узнать имя, то вам следует действовать через адвоката.
Людмила: Но мой адвокат не может получить никакую информацию!
Сара Ахда: Я всего лишь чиновник полиции и не имею права делиться информацией.
Людмила: Понятно, спасибо. До свидания.
Сара Ахда: До свидания.
Инспектор уголовной полиции дала мне заведомо ложную информацию о имеющемся у нее официальном запрете на мои контакты с внуком и о подписании этого запрета моей дочерью. Его мне до сих пор не предоставили, но дочь они сильно запугали. Этот устный запрет является предостережением нам, угрозой, потому что как только я опять попытаюсь провести мед. экспертизу у внука, то мне его сразу же напишут задним числом!
Приложение 1. Страница из протокола допроса AN.37.LB.18280/11.
Приложение. 2. Справка гинеколога дом. врачу о проведенном мед. обследовании.
Приложение 2а. Перевод справки гинеколога дом. врачу.
Приложение 3. Руководство для жертв сексуального насилия.
Приложение 4. Страницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 4а. Перевод cтраницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 5. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5a. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5b. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5c. Фото внука после возвращения от своего отца.
Читать продолжение
Моя дочь, прожив с Р. 3 года, в июне 2008 г. родила сына Д., с которым Р. вдруг начал запрещать мне видеться с 2-месячного возраста внука.
В августе 2008 я подала жалобу в Суд по делам несовершеннолетних г. Антверпена с просьбой дать мне право общения со своим внуком. Результатом подачи жалобы стало: сначала временное разрешение встречаться мне с внуком в специально предназначенном для встреч с детьми помещении организации «ДОМ» под присмотром ee персонала, а затем - решения Суда по делам несовершеннолетних Суда 1-ой инстанции и апелляционного суда; в последнем полагалось мое «закрепленное право на общение считать нецелесообразным», т. к. я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка». На самом деле, все факты дела были целенаправленно искажены и сфальсифицированы против меня всеми чиновниками, судьями, адвокатами и педиатром, оказавшимися причастными к делу. Суд, видимо, решил объявить меня фанатично одержимой здоровьем ребенка для того, чтобы не допустить к общению с внуком, которого его отец подвергает сексуальному надругательству и растлению. Но тогда я еще не догадывалась о педофилии в отношении моего внука (хотя в «ДОМе», когда малышу было еще чуть больше года и я меняла ему памперсы, то видела красноту вокруг ануса и ему было больно сидеть, но тогда еще я не могла правильно распознать эти признаки педофилии и ошибочно полагала, что не соблюдаются правила гигиены в отношении малыша).
При поддержке суда Р. не позволял мне видеть внука, но в октябре 2010 моя дочь вместе с ребенком временно переехала жить ко мне (сказав Р., что переезжает к знакомым). Отец регулярно забирал сына к себе домой. После его визитов к отцу я также стала замечать красноту на половом органе и вокруг ануса внука, у него была боль при мочеиспускании (2 раза лечили мочеполовые инфекции), но и тогда я неправильно воспринимала эти признаки. Также малыш вел себя агрессивно, приходя от отца: он бил свои любимые мягкие игрушки кулаком, и чаще по голове…
7 января 2011 г., после купания в душе моего внука (ему было 2 г. и 7 мес.), я увидела у него уже слишком явные следы сексуальных надругательств (расширенный анус 3 см в диаметре) и все поняла. Я пыталась собрать доказательства, для чего водила малыша по врачам (а надо было вызвать полицию и скорую помощь), но они отказывали мне в каком-либо обследовании.
18 января 2011 я написала жалобу прокурору г. Антверпена о подозрениях в педофилии отца ребенка и с просьбой провести необходимые медицинские обследования внука и предпринять другие срочные меры.
Лишь 5 февраля 2011 я была вызвана на допрос в службу по делам несовершеннолетних местной уголовной полиции. Протокол допроса № AN.37.LB.18280/11 инспектор полиции дала мне на подпись, сама же подписать его отказалась (приложение 1); она сказала, что я сама должна рассказать Р. о моей жалобе прокурору, а также отказалась принять мои вещественные доказательства по делу - 2 фотографии моего внука со следами сексуального надругательства, и тогда я послала их в полицию заказной почтой.
Подозреваемого в педофилии отца не изолировали от малыша и он продолжал забирать его в свой дом, в который, по рассказам внука, приходит «дяденька», который играет с ним, а потом тоже делает его попке больно. 11 февраля 2011 я пришла домой к моей дочери и уговорила ее не отдавать Д. отцу, о чем она его и предупредила по телефону. Но он все равно пришел и устроил ей скандал в подъезде и тогда я отправила ему мобильное сообщение о моей жалобе прокурору. Тогда Р. начал угрожать моей дочери и требовать от нее, чтобы я забрала свою жалобу.
18 февраля 2011 дочь звонила мне и просила меня забрать жалобу, потому что Р. сказал ей, что если я не заберу жалобу, то суд заберет у нее ребенка и отдаст ему, и она его никогда больше не увидит, а меня посадят в тюрьму за клевету. Она сильно плакала, т. к. боялась, что потеряет своего сына. Так как в то время я еще не знала истинного положения вещей в бельгийском правосудии, то я ей ответила, что не надо верить его словам и что такого не случится.
В ночь с 25 на 26 февраля 2011, когда после очередного сексуального надругательства над Д. (он всю неделю находился у отца и 25-го вечером был передан матери) были явно видны все признаки этого, и после моего звонка в службу спасения 112, в клинике внуку было проведено медицинское освидетельствование и затем, на основании его подтверждающего результата, присутствующим офицером полиции был вызван гинеколог для проведения мед. обследования на предмет поиска следов спермы преступника. Для этого также забрали личные вещи внука, а у меня полиция изъяла карту памяти с фотоаппарата (для распечатки фотоснимков), на которой были запечатлены следы сексуальных надругательств над внуком - это все зафиксировано в протоколе допроса № AN.37.LB.02940611. После этого я получила на руки справку гинеколога о проведенном мед. обследовании (прил. 2) для передачи ее домашнему врачу и брошюру - руководство для жертв секснасилия (прил. 3, 4).
28 февраля 2011 состоялось первое судебное заседание относительно места проживания Д., т. к. его родители разъехались. На заседании суда родители получили равное право на воспитание сына и его проживание стало понедельным у каждого из родителей. Суд противозаконно не принял во внимание то обстоятельство, что Р. - подозреваемый в деле по педофилии, хотя я предупредила суд об этом заранее, принеся в прокуратуру копию допроса.
Через неделю после мед. обследования внука, т. е. 4 марта 2011, я позвонила инспектору полиции, чтобы узнать результаты мед. экспертизы и она мне сказала, что прокурор запретил сообщать мне ее результаты, которые якобы еще не готовы, и что отец малыша у них вне подозрений (еще нет результатов экспертизы, а он уже вне подозрений!) и может забирать ребенка себе.
Д. после проживания у отца возвращался с множественными синяками от пальцев на теле, в основном, на руках и ногах (прил. 5) и с явными признаками сексуальных надругательств. Также малыш совершал действия мастурбации… Я писала множество жалоб в различные бельгийские инстанции, в том числе омбудсмену юстиции Renaat Landuyt, председателю сената Danny Pieters, Уполномоченному по правам ребенка Bruno Vanobbergen, прося помощи в деле и защиты для внука, но все было безрезультатно - ни одна инстанция не стала разбираться в деле по педофилии.
Утром в понедельник 9 мая 2011 я приехала в дет. учреждение, которое посещал внук. Т.к. он уже с пятницы жил у отца, то я собиралась доказать, что ребенок, живя у него, подвергается сексуальным надругательствам. Сначала в школе я осмотрела ребенка и удостоверилась в том, что Д. опять подвергался сексуальным надругательствам, а потом вызвала полицию и скорую помощь. Когда приехали полицейские и я им рассказала, в чем дело (тут вмешалась сотрудница администрации школы, у которой в руках было решение Суда по делам несовершеннолетних, в котором написано, что я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка»), то полицейские начали звонить то в уголовную полицию, то своему шефу, и не давали фельдшеру разрешения отвезти внука в клинику на
освидетельствование - ведь заключение могут поставить только в клинике. Затем полицейские получили указание, чтобы ребенкаосмотрел фельдшер прямо в школе, к тому же они запретили мне присутствовать при осмотре моего внука (родственники должны находиться при мед. осмотре малолетнего рядом с ним). Во время осмотра малыша полиция оставалась в другом помещении вместе
со мной, но потом одна полицейская надолго выходила, а вернувшись, подошла к своему коллеге и тихо сказала ему, что факт сексуальных надругательств установлен и она теперь не знает, что делать; коллега ответил, что надо звонить шефу, что она и сделала.
После этого машину скорой отослали. На мой вопрос «Почему скорая уехала? Ведь факт сексуальных надругательств был установлен», полицейский ничего не отвечал, а молча заполнял формуляр допроса № AN.37.99.34-11, в котором ничего не написал о вызове скорой помощи и осмотре ребенка. Я подписала этот протокол, т. к. находилась в ступоре от происходящего. Потом лично приехал шеф
полиции, вывел меня за ворота учреждения и сообщил мне в грубой форме, что факт сексуальных надругательств у ребенка установлен не был и мой вызов служб считается ложным. Когда я ответила, что это неправда и я слышала, что говорила полицейская своему коллеге, то он начал кричать, что на меня заведут уголовное дело.
На действия полиции 9 мая 2011 я жаловалась в Комиссариат полиции Антверпена и в Федеральный Комитет по надзору за полицией, но в их пространных ответах не было ни слова о данном инциденте, что указывает на нежелание главных и надзорных служб Бельгии разбираться в противоправных действиях местных правоохранительных органов. В Бельгии ОТСУТСТВУЕТ реальная возможность восстановления нарушенных прав, поскольку имеется только формальное наличие в государстве инстанций, куда могли бы обратиться пораженные в правах граждане.
Спустя неделю после того, как полиция помешала мне зафиксировать в клинике новый случай сексуального надругательства над внуком, моя дочь сообщила мне по телефону, что прокурором мне запрещено видеть внука, а если она не будет соблюдать этот запрет и разрешит мне видеться с ним, то сына у нее отберут! Это сообщила ей по телефону инспектор уголовной полиции. Когда я позвонила
ей, она мне все подтвердила, но отказалась назвать имя прокурора. Я записала на видео два наших телефонных разговора через интернет.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №1:
http://www.youtube.com/watch?v=TWznOxh32BU&feature=youtu.be
Click to viewПеревод разговора:
Инспектор полиции: Добрый день.
Людмила: Добрый день, это Моисеенко Людмила. Моя дочь сказала мне, что мне запрещено общаться с моим внуком.
Инспектор полиции: Да.
Людмила: Почему?
Инспектор: По решению прокуратуры по делам несовершеннолетних. Я звонила вашей дочери на прошлой неделе и пригласила её на приём, на котором поставила её в известность.
Людмила: Знаете ли вы причину?
Инспектор: Такое решение принято исходя из интересов Д.
Людмила: И это всё?
Инспектор: Да, это всё.
Людмила: Моя дочь мне также сказала, что если она не будет соблюдать это решение, то ребёнка могут у нее отобрать.
Инспектор: Да, могут. Если решение прокуратуры по делам несовершеннолетних не будет выполняться, то будут приняты меры и ребёнок может быть отобран у вашей дочери. Она должна проследить, чтобы у вас не было контакта с внуком.
Людмила: Но мы не видели никакого решения! Мы должны еще расписаться.
Инспектор: Нет, нет. Я получила задание от судьи поставить вашу дочь в известность о принятом судьёй по делам несовершеннолетних решении о запрете на ваш контакт с вашим внуком, вам не разрешается видеть вашего внука. Я пригласила мать ребёнка, поставила её в известность, она подписала бумагу о том, что её поставили в известность. На неё возлагается ответственность в выполнении решения. В случае невыполнения прокуратура может принять другое решение и могут быть приняты меры исходя из интересов Д.
Людмила: Я бы хотела видеть эту бумагу.
Инспектор: Да, вас также поставят в известность. Но мать Д. первая извещена о принятом решении, поскольку она является ответственной персоной. Она должна позаботиться о том, чтобы не было никакого контакта между вами и Д. Вы понимаете?
Людмила: Да, да. Очень хорошее решение всё скрыть!
Инспектор: Я не знаю хорошее или нет, но это решение прокуратуры и я получила задание передать это решение.
Людмила: Хорошо, спасибо.
Инспектор: Я понимаю, что вам тяжело, но это решение прокуратуры.
Людмила: Спасибо. Я этого ожидала.
Инспектор: Да?
Людмила: Конечно! Я хочу доказать, что над моим внуком производится сексуальное насилие. Полиция не хочет, чтобы я отвела внука в больницу для того, чтобы зарегистрировать факт сексуального насилия и теперь… Я ожидала это.
Инспектор: Я думаю, что персона, ответственная за досье, свяжется с вами, чтобы передать решение и прослушать ваши комментарии.
Людмила: Спасибо, до свидания.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №2:
http://www.youtube.com/watch?v=Is3Do5xURrc
Перевод разговора:
Сотрудник полиции: Добрый день…
Людмила: Добрый день, я уже звонила, но забыла кое-что спросить. Я говорила с инспектором полиции Сара, можно опять с ней поговорить?
Сотрудник полиции: Да, одну минутку.
Людмила: Спасибо.
Сара Ахда: Алло, Сара говорит.
Людмила: Сара, извините, это опять Людмила Моисеенко, я забыла спросить имя прокурора, который вынес решение.
Сара Ахда: Прокурора? Один момент.
Людмила: Спасибо.
(инспектор полиции Сара Ахда отходит от телефона и с кем-то разговаривает)
Сара Ахда: Алло.
Людмила: Да.
Сара Ахда: Я могу только вам сказать, что решение принято прокуратурой по делам несовершеннолетних. Имя не могу сказать. Если вы хотите узнать имя, то вам следует действовать через адвоката.
Людмила: Но мой адвокат не может получить никакую информацию!
Сара Ахда: Я всего лишь чиновник полиции и не имею права делиться информацией.
Людмила: Понятно, спасибо. До свидания.
Сара Ахда: До свидания.
Инспектор уголовной полиции дала мне заведомо ложную информацию о имеющемся у нее официальном запрете на мои контакты с внуком и о подписании этого запрета моей дочерью. Его мне до сих пор не предоставили, но дочь они сильно запугали. Этот устный запрет является предостережением нам, угрозой, потому что как только я опять попытаюсь провести мед. экспертизу у внука, то мне его сразу же напишут задним числом!
Приложение 1. Страница из протокола допроса AN.37.LB.18280/11.
Приложение. 2. Справка гинеколога дом. врачу о проведенном мед. обследовании.
Приложение 2а. Перевод справки гинеколога дом. врачу.
Приложение 3. Руководство для жертв сексуального насилия.
Приложение 4. Страницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 4а. Перевод cтраницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 5. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5a. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5b. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5c. Фото внука после возвращения от своего отца.
Читать продолжение