Збруч, часть первая. И это ещё цветочки.
Меня озарило в момент удара ногой по черепу.
Великие открытия вообще, как правило, совершаются внезапно. То, бывает, во сне неловко тыцнешь в пульт переключения сна, и увидишь такие менделеевские таблицы, что даже Фрейду неловко становится, то сядешь под яблонькой вздремнуть, а она на тебя как рухнет всем своим земным тяготением! Это уж кому как повезёт.
Меня же осенило, когда я бегала по ореховому саду, взвизгивая и вынимая из ушей промахнувшихся майских жуков, нюхала цветочки и непрерывно чихала, потому что у меня на весну аллергия. Комары ещё спали в своих комариных гробиках, их тщедушные животики урчали от предвкушения чего-нибудь резус-позитивного, воздух гудел, а солнце, ленивое после ужина, вяло раздувало свою жаровню. Посреди этого великолепия моя нога вдруг пнула что-то белое. Предмет выскочил из земли и уставился на меня глазничными дырками.
Это был продолговатый череп, вполне подошедший бы крупной собаке или барану, но у него не было ни рогов, ни нормальных клыков, ни умного взгляда собачьих глаз. Ровно сточенные зубы и всё верхнее нёбо были обуглены. В правом большом коренном застрял обломок вишнёвой косточки. Я размахнулась и основательно пнула череп в сторону лагеря, чтобы поделиться находкой с Крайзером. Именно в этот момент случилась моя связь с космосом. Ватсоны, это было так элементарно, что я даже перестала чихать! Во мне проснулся британский учёный, немедля создал задачу и решил её, и всё это прямо у меня в голове.
Дано: речка, с холмами, утыканными остатками крепостей на каждом шагу, впадающая в другую такую же укрепощённую речку. Череп на берегу, от животного с продолговатой пастью, полной хороших, белых, одинаково острых зубов, обгорелая изнутри...
Та-дамм! Ответы: зубы, конечно, молочные. Зверь, конечно, огнедышащий. Речка, конечно, Збруч.
Это было несомненно и ясно, как белый день. Оставалась одна загвоздка: обломок вишнёвой косточки.
Британский специалист в моей голове набил трубку и сощурил глаза как умный.
Итак, с чего же всё началось.
Погода была не просто капризная, у неё был острый психоз с приливами и мозолью на правой пятке. Обещания штиля и солнца внезапно сменились грозами и почти ураганным ветром. Как обычно.
"Ну неее", - сказали мы, - "плыть против такого по Бакотскому заливу - попросту неинтересно."
Сам залив нас привлекает неимоверно. Он круглый и высоченный, в нём тайны, ходы и монастыри. Мы млеем при мыслях о нём, как муха млеет при мысли о слоновьей куче. Но рядом находится слон, страдающий метеоризмом. Словом - не подобраться. Вы замечаете, как поэтично я пытаюсь уменьшить привлекательность залива, чтоб не так сильно на него хотелось?
"Ну и фиг с ним", - сказали мы и поехали на другую речку. Буквально - в нескольких десятков километров от Бакоты протекает Збруч, восхитительно описанный туристами и особенно waterslonique, он отличные технические отчеты пишет по речкам.
Мы сильно не морочились, взяли у Слоника готовое описание маршрута и сели в поезд. Именно сели, потому что места были только сидячие, мучительные и бессонные. В Каменце-Подольском перебрались на автовокзал - ждать автобуса в Подпилипье.
Небо было пасмурное, воздух сырой, по вокзалу бродили коротконогие девушки. У них фишка такая, что во Франковске, что в Кам-Подольском: девушки сплошь с короткими ножками. Некоторые задумчиво пощипывали сахарные плюшки, я сглотнула слюну и предложила купить продуктов. Киоск "ПОДІЛЬСЬКИЙ ХЛІБ" напряг мне мозг. А я, как вы помните, без ведёрка кофе с утра не шибко блещу сообразительностью.
Хлеба в киоске было столько разновидностей, что я опешила. Не представляю, каких гурманов кормит эта контора, нормальным людям глаза собрать в кучку трудно, читая десятки ценников. Но я собрала. И ткнула в ближайший, серый батон под названием "Добрый" - потом переживала, что толстоват, резать будет неудобно. Эту буханку мы ели два дня потом, кромсали мокрым ножом на коленках - и хоть бы хны. Не раскрошился, не развалился, просто какой-то мистический хлеб. Крайзер утверждает, что было вкусно. Ну не знаю, хлеб как хлеб; я запомнила только, что на него сверху удачно ложились широченные пласты щековины, а скибочки лука мозаикой вдавливались с обратной стороны кусочка.
Тут я сделаю перерыв и схожу в холодильник. Потому что сил моих нет. Эти майские праздники - почти Новый год. Живот выпирает от обилия съеденного, а рядом непременно лежит колбаса и пахнет тебе прямо в душу. Ты ей говоришь, что мест нет, а она как откроет большие карие глаза, как пустит слезу... Словом, сил нет отказывать.
В трясучем автобусе мы ехали себе, ехали, пока Крайзер не подскочил узнать, а нет ли тут ещё подхода к речке. А то ехать уже надоело. Мужики ему, удивленно так, говорят: есть! Как будто на каждом шагу тут, куда ни плюнь, речка. Уточнили, выскочили мы в Подолянах, купили пива в подпольном магазинчике и спустились к реке. Пешком метров триста - и вуаля!
Погода очень вовремя опомнилась, небо заулыбалось, солнышко вылезло, потеплело, и лягушки зачирикали. Мы надули байдарку, упрятали промокающие вещи и прикрепили их. Влезли в лодочку, оттолкнулись вёслами...
Русло окружали холмы, поначалу невысокие, расплющенные и плешивые, зато покрытые развесёлой травкой и жёлтыми цветами непонятной наружности. Река в этом месте широкая, потому что водохранилище. Течение заметно замедленное... Впереди нас ждала первая ГЭС.
А к ГЭСам у нас отношение ужасно нервное, так что мы держались ближе к берегу. Я даже фотоаппарат выхватывала редко. Над холмами выписывали спирали орлы, иногда складывались, как зонтики, и устремлялись вниз. Нам не было видно, получилось ли у них что-то перехватить и съесть. Зато плавно парящие аисты, широченными дугами снижавшиеся к прибрежным зарослям, отчетливо тут же вынимали клювами какую-то прыткую снедь и движениями, похожими на взведение курка, проталкивали вкуснятину в бездонные шеи. Цапли с видом ошарашенным сидели по берегам, и, кажется, просто маялись дурью. На кочечках мелкими перебежками сновали трясогузки. Они походили на юных, не в меру усердных учительниц в строгих черно-белых костюмчиках, непрерывно постукивающих длинной указкой-хвостом.
Когда показалась ГЭС, мы под бережком проползли, чтобы выскочить и перетащить через дамбу байдарку. Шум от плотины разбивался и усиливался эхом от холмов, вода гремела, как разъярённый скованный зверь, потрясала сотнями цепей и извергалась пеной в открытые сливы. Бетонные опоры смотрелись жалко на фоне бушующей реки.
Британский учёный в моей голове выпустил кольцо дыма и солидным басом сообщил, что у него родилась версия происхождения вишневой косточки!
Давным-давно в этих местах свирепствовал дракон. Жители ходили к нему на поклон и предлагали вкусных жертв, дракон требовал две жертвы в неделю, жители торговались, пока не сошлись на одной девушке в месяц, но непременно самой красивой. Довольные селяне с песнями разъезжались, думая, что объегорили глупую рептилию. Дракон посмеивался. Каждый месяц из дежурной деревни везли на телеге прекрасную деву. Дева взвывала о помощи, красота девы ходила ходуном, потому что телега была без рессор. Дракон получал обещанную деву и бонус в виде храбрых рыцарей, табунцом приезжавших следом. Однажды дракон прилетел, глядит - а под деревом сидит соплюха с кривой рожей и плюётся.
- Фу, сказал дракон, - весь аппетит испортила, ты кто такая, и где твои поклонники?
- У нас, - отвечала дева, - есть традиция. Мы всей деревней раз в месяц ходим в баню. Деревня перепилась, и меня вместо Павлика посадили в телегу.
- Какой ещё Павлик? - не понял дракон, - Какая баня?! Красавица моя где?
Девица сплюнула, страшно скривилась и пояснила:
- Павлик - трансвестит, он красивее любой девушки, потому что у него длинные ноги. А девушки наши нынче все как я выглядят, потому как первая вишня пошла. Хочешь?
Она вдруг улыбнулась нормальным симпатичным лицом и снова плюнула.
Дракон недоверчиво глянул в открытую ладонь, на которой лежала горсть неспелых ягод, подхватил одну вишенку и жевнул. Его моментально перекосило от кислятины, хрустнула горькая косточка, ранила язык. Заплакал дракон от обиды и улетел, и больше не возвращался, потому что разочаровался в людях.
- Ну, как? - спросит британец, довольно набивая новую трубку.
- А где доказательства? Почему дракон? - удивилась я.
- Потому что обгорелая пасть, и, к тому же, каждый день в наше время находят всяких русалок, чупакабр и прочую ересь, выброшенную океаном. Чем мы хуже?
- Эээ, - сказала я, не найдя, что ответить. Звучало вполне благоразумно. - Но почему же дракон вдруг обиделся? Может, он просто съел девушку вместе с вишнями?
- Потому что молочные зубы! - победоносно сказал британский учёный, - он был еще маленький, и психика у него была несформировавшаяся. Я так понимаю, что дракон убедителен, но косточка у тебя вызывает сомнения? Значит, жди новую версию!
Что было дальше?