Приоритеты концептуальных основ государственного управления
...2.2 . Хронологический приоритет
В рамках сложных и не всегда однозначных процессов развития любого общества правдивое и в то же время научное подведение итогов исторического пути народа нуждается в значительных усилиях со стороны научных работников определенного времени.
Историография прошлого периода, к сожалению, оставляет современникам тяжелое наследство: многочисленные перекручивания и извращения, пробелы и мифологизацию.
Это грустные результаты заидеологизированности и заполитизированности исторических знаний в любой их форме.
Особенные деформации испытывают ключевые проблемы и самые ответственные периоды как мировой, так и отечественной истории, к которым следует зачесть периоды войн, изменений формаций общества, создания и распада империй, коалиций государств и т.п.
Этому имеется историческое объяснение. История - это рассказ о прошлом своего края и народа, который исконно передавался из уст в уста.
“Но в памяти человеческой события хранятся четко не более чем два - три поколения, а затем начинают путаться, если рассказ не собран в какую-либо крепкую форму, например в форму песни или стихотворений, предназначенных для запоминания.
На более твердую основу эти рассказы переходили, когда могли опереться на старые записи о делах прошлых дней, особенно, если эти записи делались современниками, которые пережили эти события.
Посредством этих записей и рассказов стало возможным передавать память о событиях через длинный ряд поколений в чистом, необезображенном виде” [14, с. 7].
На наш взгляд, такая возможность всегда существовала лишь теоретически. Это связано с тем, что в любом государстве постоянно существовали и будут существовать секретные архивные фонды, документы которых рассекречивают после завершения определенного срока.
Только став достоянием историков, они помогают раскрыть именно те неизвестные или малоизвестные явления и события, которые не были использованы в историографии, тем самым предоставляя современникам более полную (будем говорить - правдивую) информацию об определенном периоде жизни общества.
“При понимании того, что передано нам исторической традицией, не просто понимают те или иные тексты, но производят определенные представления и постигают определенные истины” [61, с. 46]. Информация хронологического порядка прохождения явлений и фактов постоянно контролируется теми, кто осуществляет концептуальное управление.
Более того, они формируют информацию летописного характера, историю развития общества в нужной им последовательности, с нужными им пробелами, слегка не договаривая, а в нужных случаях дописывая то, чего и в помине не было.
Хронологический приоритет (хронология - запись исторических событий в часовой последовательности; летописание
[5, с. 1354]) является вторым за значимостью и мощностью влияния на то, что происходит.
Тезис. Те, кто осуществляют концептуальное управление, формируют информацию летописного характера, историю развития, которая обеспечила бы им управление людьми соответственно поставленным целям [3, с. 18].
Анализ. Начнем с того, что возможность в письменной форме передавать память о событиях через длинный ряд поколений в чистом, неискаженном виде, о которой говорит профессор М.С. Грушевский, вряд ли осуществима на практике. Причин для этого, как объективного, так и субъективного характера, вполне достаточно. Остановимся лишь на наиболее характерных из них.
Во-первых, следует отметить, что запись исторических событий осуществляли и осуществляют представители разных народов, разных государств, разных вероисповеданий, а следовательно, в результате своего миропонимания они по-разному воспринимали и воспринимают, анализируют и обобщают полученную информацию.
Более того, учитывая субъективное восприятие человеком окружающей действительности они, даже будучи очевидцами тех же событий, могут по-разному их описывать.
В дальнейшем более ранние исторические документы используются новыми историками для присоединения к ним новой информации о более поздних событиях. Однако каждый из новых историков пользуется теми более ранними документами, к которым он имеет доступ, и описывает события, современником или очевидцем которых является, также с определенной частью субъективности.
Таким образом, вполне вероятным является появление нескольких алгоритмов описания тех же исторических событий, каждый из которых вполне авторитетный и может претендовать на систему знаний.
Однако ввиду того, что ни один из них не обходится без перерывов и пробелов, механическое сочетание их в одно целое не может дать непрерывной, полной и подробной цепи рассказов обо всех временах.
Это подчеркивает и сам профессор М.С. Грушевский: “Арабский писатель Масуди, который писал при князе Игоре, в первой половине Х в. вспоминает о каком-то большом и сильном славянском государстве, которое называлось Валинана: он говорит, что в них были раньше свои могучие князья, прежде чем покорили их князья киевские; думают, что здесь речь идет о Волыни, но утверждать это наверняка нельзя, потому что и имя “Валинана” в разных списках называется по-разному.
Точно знаем в украинских землях таких сильных воинственных князей только в Киеве, но и здесь можем только догадываться относительно того, как и когда эти князья появились, потому что самая давняя киевская летопись складывалась тогда, когда стерлись воспоминания о первых киевских князьях, и ранние киевские летописцы рассказывали лишь по догадкам о том, как появились в Киеве более поздние князья - вожди военных дружин” [5, с. 45].
Один лишь этот параметр дает возможность допустить, что создать правдивый исторический алгоритм событий не представляется возможным.
В связи с этим вполне уместным является высказывание С. Тулмина: “Мы можем четко понять интеллектуальный авторитет наших познаний только в том случае, если мы имеем в виду социально-исторические процессы, благодаря которым они развиваются в жизни или культуре содружества” [61, с. 46].
Во-вторых, летописцы - преимущественно люди подневольные и часто вынуждены описывать события в интересах удовлетворения амбиций вождей, государственной политики, идеологической обработки собственного народа, дезинформации мировой общественности и с другими подобными целями. Таким образом, под давлением власти они становятся непроизвольными фальсификаторами истории, пусть даже с добрыми намерениями и в интересах текущего момента.
В итоге отдельные творцы “исторических документов” предоставляют своим последователям широкое поле деятельности для догадок, домыслов и предположений, а следовательно, для переписывания истории с той же целью, которая была у их предшественников.
Так, например, Вторая мировая война для американского рядового гражданина была представлена лишь несколькими историческими моментами: уничтожение 7 декабря 1941 г. внезапным ударом японской палубной авиации основных сил американского тихоокеанского флота на военно-морской базе США Перл-Харбор (Pearl Harbor) на Гавайских островах как начало Второй мировой войны.
Нормандская десантная операция (6 июня - 24 июля 1944 г.) - высадка англо-американских экспедиционных сил через Ламанш в Нормандию и захват ими стратегического плацдарма, с которого была начата наступательная операция в Северо-Западной Франции, как открытие 2-го фронта; атомная бомбардировка японских городов Хиросима (6 августа 1945 г.) и Нагасаки (9 августа 1945 г.) - как конец Второй мировой войны [3, с. 819, 898, 1314].
События, которые происходили в Европе, Азии и Африке в период между этими датами, большинству американцев просто не известны. Поэтому киноэпопея, которая вышла на экранах Советского Союза под названием “Великая Отечественная”, на американских экранах была показана под названием “This unknown war” (“Эта неизвестная война”).
В этом случае власть США не совершила преступления ни перед своим народом, ни перед мировой общественностью. Она просто создала информационный вакуум относительно участия в этой войне других народов и военных коалиций. Однако перед будущими поколениями американцев и перед всемирной историей они не правы...
...Попробуем представить будущего историка - исследователя прошлого, который бегло ознакомился с материалами съездов Коммунистической партии Советского Союза. Несомненно, он придет к выводу, что рай на земле был построен советской властью (мы относим ее к одной из форм концептуальной власти) именно на этой территории и в конкретное историческое время. Мы же, современники, можем сказать, что в действительности в этот период “рай” существовал только для определенной категории представителей общества.
Таким образом, мы видим, что разные манипуляции с историческими фактами на уровне летописных источников имеют долгосрочные исторические цели. С их помощью концептуальная власть создает условия для влияния на сознание не только современников. Таким образом, осуществляется влияние на изменение существующих и формирование новых концептуальных знаний в интересах исторической перспективы.
В-третьих, у разных народов письменность возникла в разные эпохи, поэтому у каждого народа письменная история имеет разное начало и разную полноту. Это касается и территории современной Украины.
Здесь начало распространения письменности непосредственно связано с распространением христианства (перед 1000 годом после Рождества Христова). О более ранних периодах известно из чужих источников (греческих, римских, арабских, немецких).
Девятый век вообще считается одним из важнейших этапов в истории славянства. Именно к этому времени начавшиеся ранее в славянском обществе процессы классообразования зашли так далеко, что на многих славянских территориях начали складываться основные классы и формироваться государственность нового феодального общества.
Новые феодальные государства в отличие от примитивных институтов управления, существовавших в обществе эпохи “военной демократии”, обладали столь многообразными и сложными общественными функциями как внутри страны, так и во взаимоотношении с другим государствами, что для их осуществления какая-то часть общества должна была обладать искусством письма.
Если во взаимоотношениях с другими государствами участвовал по необходимости очень узкий круг людей и как главное средство общения здесь мог выступать иностранный язык, выполнявший в данную эпоху функцию своего рода международного языка, и, соответственно, письменность на этом языке, то для решения внутренних задач славянская правящая верхушка нуждалась в составлении письменных актов на родном, понятном ей языке.
По мере принятия славянами христианства эта необходимость еще более обострялась, ибо это был завершающий акт создания идеологической надстройки феодального общества у славян.
По данным профессора М.С. Грушевского, историческая жизнь украинского народа начинается полторы тысячи лет тому назад. Это, по разным источникам (25-30 лет на поколение), составляет 50-60 поколений. О том, как жили люди во времена дописьменной истории, можно судить лишь по археологическим раскопкам. Это позволяет концептуальной власти писать и переписывать историю заново.
В Украине наглядным является период, когда за исходную точку был взят 1917 г., а все, что было раньше, не принималось во внимание. Наглядной является попытка устранить все исторические корни нашего общества.
Для иерархически более низкой власти это удобно, потому что период, отведенный ей для существования высшей концептуальной властью, не обязывает знать, помнить или учитывать предыдущие периоды развития общества, что, в свою очередь, дает возможность не особенно задумываться о будущем. Выполнил свое задание - исчезни, причем, как правило, безнаказанно.
В-четвертых, старые письменные источники часто бесследно исчезали по воле правителей или преднамеренно уничтожались завоевателями подобно тому, как “стирались с лица земли” множество городов побежденных народов.
Так, например, по свидетельству историков, Халиф Омар ответил своему военачальнику, чье войско захватило Александрию, в ответ на его вопрос, что делать со знаменитой библиотекой: “Если писанина греков согласовывается с Книгой Бога, то она не нужна и сохранять ее нет надобности; если же не согласовывается, то она вредная, и ее следует уничтожить” [60, с. 501-502].
По легенде, библиотеку, которую собирали свыше девятисот лет, было пущено на отопление общественных бань. Так, Александрийская библиотека, наибольшая библиотека античности, которая была одним из семи чудес света, библиотека, в которой ежедневно работали сотни переписчиков, переписывая и рассортировывая тысячи свитков, библиотека, которая пережила пожар в 47 г. до н. э. и была восстановлена царицей Клеопатрой за счет Пергамской библиотеки, полученной в подарок от Цезаря, библиотека, которая была частично уничтожена в 391 г. н. э. христианами-фанатиками, погибла в VII-VIII в. во время арабского господства.
Источником действий никогда не бывает именно общество, а всегда - творческий индивид, который вынуждает представителей нетворческой части общества механически осуществлять эволюцию, которую они никогда не осуществили бы по собственной инициативе.
Например, немало усилий к сжиганию книг приложил А. Гитлер, а его современник, турецкий диктатор Мустафа Кемаль Ататюрк вместо сжигания книг изменил алфавит, поэтому с 1929 г. государственная документация, книжки и пресса стали печататься и записываться латиницей. Классика персидской, арабской и турецкой литературы стала теперь недоступной для молодого поколения.
Алфавит, который был ключом к историческим письменным документам, вышел из обихода. “Целью турецкого диктатора было не менее чем вырвать умы своих соотечественников из унаследованной ими иранской культурной среды и втиснуть в форму, изготовленную по западному образцу”
[60, с. 502]. Здесь мы видим вариант уничтожения исторических культурных корней народа в угоду чужой концептуальной власти на уровне хронологического приоритета.
Не осталась в стороне и Украина. Из поколения в поколение в течение нескольких десятилетий планомерно и последовательно перекрывались источники сколь-нибудь достоверной информации, которая касается христианства в его прошлом и настоящем. Власть не жалела ни усилий, ни материальных расходов, чтобы насильственно изъять из памяти народа целые слои. Целеустремленно воспитывались поколения, не способные понимать сюжеты древнего искусства, классиков литературы, родной фольклор.
В-пятых, ошибки и неточности при переводе первоисточников на другой язык и разное размещение информации и толкования. Для примера возьмем перевод религиозной литературы. Так, порядок размещения книг Нового завета не является единым. Давний ветхозаветный текст не имел современного деления на главы и стихотворения.
Еще в начале ІІ в. н. э. завершенного канона Старого завета не существовало. В середине ІІ в. Евангелие как книга не имело еще того значения, которое оно приобрело впоследствии, когда канон уже окончательно сформировался. Но со второй половины ІІ в. церковь быстро осуществляет и завершает процесс канонизации [10, с. 255-257].
Библейские переводы в разное время имели разное значение и удовлетворяли разные потребности. Древние переводы Библии были необходимы для церковно-практических целей, поэтому приобрели церковно-официальный характер.
С распространением иудаизма за пределами Палестины стал необходим перевод Старого завета, а проповедование христианства между народами, незнакомыми с языками, которыми написаны оригиналы Святого Писания, повлекло переводы всей Библии. Эти древние переводы имеют очень важное значение для критики текста и для библейского толкования, потому что они принадлежат к тому времени, от которого к нам не дошло ни одной рукописи настоящего текста.
Не меньшее значение они имеют для истории богословских направлений и взглядов, потому что по ним видно, как давние переводчики понимали текст и добавляли его содержание. К середине V в. к Рождеству Христову у иудеев возник обычай в торжественных случаях при всем народе читать Пятикнижие, а потом и отрывки из Пророков, что происходило каждую субботу в синагоге; чтение сопровождалось переводом текста на народное наречие. Отсюда возникали халдейские или, точнее, еврейско-арамейские переводы (таргумы), которые, не будучи записанными, не имели фиксированного текста.
Эти свободные переводы были закреплены сравнительно поздно, причем и письменная форма не спасала их от изменений. Со временем и другие книги Старого завета переводились греческим языком разными лицами, знания которых еврейского языка были разным и имена которых нам не известны. Перевод всего Старого завета был назван Александрийским, или переводом 70 толкователей, или просто Septua-ginta - перевод LXX.
В истории христианства перевод LXX сыграл большую роль. Им пользовались первовожди новой религии - Петр и Павел и все писатели греческого востока. Под его влиянием формировалась терминология нового богословия. Что касается точности перевода, то она не везде одинакова [66, с. 230-237]. Это связано со многими факторами.
Например, библейские манускрипты, которые дошли до нас, разные за своим характером, объемом и древностью. Манускрипты первых трех веков доныне не найдены.
Поэтому к самым давним и важнейшим для новозаветного текста принадлежат: Синайский (первая половина IV в.), Александрийский (конец V или начало VI в.), Ватиканский (середина IV в.), Манускрипт-палимпсест св. Ефрема Сирина (первая половина V в.; очень неполный). Иными словами, даже в таких документах, как Библия, информацию можно также считать относительно точной. В случае появления дополнительных исторических документов современный ее текст будет исправлен.
В этом процессе сильные мира сего также активно участвовали. Так, например, “царь Птоломей Филадельф (284-247 гг. до Рождества Христова), побуждаемый библиотекарем Дмитрием Фаларейским, попросил иерусалимского первосвященника Елеазара послать ему один экземпляр еврейских священных книг и лиц, которые перевели бы его на греческий язык. Первосвященник послал ему необходимый экземпляр вместе с 72 толкователями, которые сделали для царя желаемый перевод. С этого произведения перевод перешел ко многим другим писателям, которые еще больше его украсили.
Но поскольку перевод был принят христианской церковью, то ему начали верить...” [66, с. 231]. Более полно эта информация изложена в Энциклопедическом словаре “Христианство”.
Это касается и многих других исторических документов и моментов их исследования с целью выявления истины. На наш взгляд, этот процесс бесконечен, а истина может быть лишь условной.
Анализ приведенных данных позволяет сделать вывод о том, что разные переводы и толкования исторических документов, в том числе на согласование религиозной или светской власти (включая периоды переписывания истории), серьезно влияют на правдивость общей информации хронологического порядка по месту и по времени, тем самым ставя хронологический приоритет в концептуальном управлении приблизительно на один уровень по значимости с методологическим приоритетом.
Крылатым стало высказывание Дж. Оруэлла: “Кто контролирует прошлое, контролирует будущее, а кто контролирует настоящее, тот всевластен над прошлым”, приведенное К.П. Петровым в его труде. Он очень точно определяет значение этого приоритета.
Следовательно, для того, чтобы руководить людьми, народами, государствами, концептуальная власть на любом иерархическом уровне вынуждена держать их в неведении, давать им неправильную картину окружающего мира, а правильное же представление держать в тайне.
По определению Р. Редфилда (1897-1958), автора формулировки концепции картины мира, “картина мира” - это видение мироздания, характерное для того или иного народа, это представление членов общества о самих себе и о своих действиях, своей активности в мире. Картина мира изучает взгляд члена культуры на внешний мир.
Это как будто комплекс ответов, которые та или иная культура дает на извечные вопросы бытия: кто такой я и кто такие мы? Среди кого я существую? Какое мое отношение к тем или иным вещам?” [78]. По определению, которое дал в 1970-е гг. К. Гиртц, “картина мира” представляет собой свойственную носителю данной культуры “картину того, как существуют вещи; его концепцию природы, себя и общества” [75].
Вынудить человека искать истину там, где ее нет, - задание и тайна концептуальной власти. Люди привыкли с уважением относиться к рукописному или печатному слову. Тексты не только дают людям понимания истории, но и способствуют выработке в них определенных представлений и пониманию истин.
Поэтому чтобы человек “толпы” наслаждался характерным для него способом жизни, концептуальная власть будет постоянно стремиться увести его от лишних размышлений и как можно дольше держать в рамках удобных для нее истин и представлений, пытаясь подогнать под них существующую действительность, в том числе и информацию, которая содержится в исторических документах.
Можно сделать вывод о том, что на уровне обсуждаемого приоритета концептуальная власть имеет возможности делать из отдельных людей, малых социальных групп, государств и целых народов “Иванов, непомнящих себя”.
Что касается украинского менталитета, то в течение многих лет нас делали самоедами, людьми с ощущением собственной неполноценности. Нам приписывали национальный нигилизм, наплевательское отношение к своим святыням, порочение родной истории, непризнание своих национальных приоритетов, исторических свершений, открытий.
О том, какими люди должны себя помнить и знать в интересах концептуальной власти, мы намерены обсудить при анализе очередного приоритета концептуальной власти - фактологического.
С.Н. Опрятный, О.С. Опрятная.
Из монографии КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ
(власть идей и людей)
***
Источник.
НАВЕРХ.