История чему-то учит
Опубликована моя статья в "Литературной газете": своеобразные непрошеные советы Кремлю и Белому дому.
Что русская история подсказывает правительству
В отечественной истории есть немало «подсказывающих» примеров, нам полезно было бы внимательно их прочитывать, сообразуясь с современными обстоятельствами. Обращаю внимание на несколько ее «подсказок» и «предупреждений». Разумеется, как говорил Василий Ключевский, «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».
Почему победила Москва? Начнем с гибели в конкурентной борьбе Великого Новгорода, мощного оппонента Москвы. Новгородская вечевая демократия, опирающаяся на «акционерное общество» сорока купеческих семей, оказалась слабее, чем ориентированная на жесткую мобилизацию централизованная власть Москвы. Великий Новгород не смог и не захотел объединять необозримое торговое пространство Восточно-Европейской равнины, его устраивало положение регионального партнера германского купеческого союза Ганзы. В противоположность Новгороду Москва, вынужденная платить дань Золотой Орде в денежной форме, развивала внутренний рынок, поддерживала на своих землях сельское хозяйство и ремесленное производство.
Возможно, новгородцы победили бы москвичей, если бы немцы строили свой союз на иных основаниях. Ганзейские города в принципе были заинтересованы не в единстве Германии, а в развитии балтийской торговли. Как отметил теоретик «евразийства» Петр Николаевич Савицкий: «ганзейцы были полны сепаратизма, не осознавали общности своих интересов с интересами Германии».
Новгородская экономико-политическая система была полностью олигархической, к середине XV века две трети некогда государственных земель оказались в руках крупных землевладельцев - на правах вотчин, то есть наследственной родовой собственности, четверть - у церкви, у республики - всего девять процентов. При этом более чем половиной всех частных земель владеют всего 60 человек из узкого боярского круга. Новгородом правит внешне демократическое "собрание посадников", где представлены боярские кланы, затем - "совет господ" - боярских семей, владеющих новгородскими землями. Прославленное отечественными историками и писателями новгородское вече, некогда орган прямого волеизъявления горожан, превратился в декорацию, за которой, особо не скрываясь, стояли аристократические группы.
С конца XIV века начинаются восстания на русском Севере против власти новгородского боярства, ряд обширных территорий переходят под руку московского великого князя, становятся «черными волостями», без господской власти, с общинным самоуправлением.
Новгород уже не в состоянии оборонять северо-западные рубежи Руси, отряды бояр лишенные единого управления, не могут наладить взаимодействие друг с другом и с городским ополчением. В итоге республика теряет большую часть Чудских земель (Юрьева, южной Финляндии, побережья Ботнического залива, большей части Западной Карелии). На эти землях надолго уселись, вплоть до побед Петра Великого, рыцари Ливонского ордена и шведские феодалы. Как отметил современный историк Александр Тюрин, Новгород даже побоялся придти на помощь своему "брату", Пскову, нещадно разоряемому литовско-татарскими отрядами Витовта, и предпочитал откупаться от воинственного литовского князя.
Москва же, ведя борьбу за общерусские торговые пути, становилась «собирательницей земель». В отношении всей Руси Новгород оказался «чужим», а Москва - «своей».
Главный конфликт времен Петра Столыпина. Столыпин бросил вызов российскому финансовому миру, потребовав, чтобы государственный Крестьянский поземельный банк перешел в подчинение МВД (Столыпин занимал пост и министра внутренних дел) и выпустил облигационный заем на колоссальную сумму в 500 млн. рублей для развития аграрного сектора, в тот период ведущего в экономике страны и остро нуждающегося в деньгах. Получив в процессе Столыпинской реформы землю, крестьяне напоминали армию без патронов; государству следовало сделать решающий шаг для их поддержки, чтобы уменьшить хищничество экономически сильных структур. Однако чисто «бухгалтерский» подход министра финансов В.Н. Коковцова, считавшего, что главным для министерства является не развитие, а накопление золотого запаса, не позволил создать инвестиционный банк. Российский золотой запас был самым большим в Европе, но толку от этого было мало, так как Государственный банк эмитировал недостаточное количество денег. «Россия была одной из редких стран, где сумма кредитных билетов в обращении была ниже суммы золотого запаса», - писал в своей книге Кирилл Кривошеин, сын соратника реформатора, министра земледелия А.В. Кривошеина.
Громадная денежная масса, несмотря на нужду народного хозяйства в инвестициях, не была использована для разрешения острейшего экономического противоречия между бурно развивающейся промышленностью и примитивным земледелием.
Кстати, после увольнения Коковцова в январе 1914 года был принят т.н. "Новый курс" с с пятилетним планированием (!) во многих сферах.
Если бы замысел Столыпина был реализован, жизнь государства повернулась бы в новом направлении. Но преодолеть сопротивление финансовой элиты не удалось.
Показательно, что и попытка защитить тогда на международной арене интересы российских аграриев, предпринятая Советом съездов биржевой торговли и сельского хозяйства, была в Европе встречена настоящими репрессиями, занижением натурального веса при приемке русского зерна в порту Марселя, бойкотом Бременского союзом российских импортеров зерна.
Почему был устранен НЭП? Принято говорить, что НЭП исчезал «постепенно», по мере исчерпания своего потенциала. На самом деле есть точная граница, перейдя которую сталинская группа отказалась от него. Это произошло тогда, когда выяснилось, что огромные финансовые средства, выделенные на индустриализацию, через коммерческие банки перетекают в более выгодные торговые операции. Другими словами, банки наживались на бюджетных деньгах. Тогда и было принято решение о создании двухуровневой финансовой системы СССР. 30 января 1930 года вышло постановление ЦИК и СНК СССР «О кредитной реформе». Оно коренным образом меняло денежную систему государства, ликвидировало взаимный кредит между организациями и предприятиями госсектора. Его действие распространялось и на все кооперативные виды собственности. Коммерческое кредитование заменялось исключительно банковским, через Государственный банк. Государственные кредиты больше не могли превращаться наличные деньги. За счет этого стратегического решения был обеспечен взлет капитального строительства в 1930-х годах.
Как отметил доктор экономических наук Юрий Кочеврин: «Именно преобразования в денежной сфере 1930 гг. и создали ту экономическую основу, которая обеспечила устойчивость советской экономике и которая работала в самых трудных обстоятельствах несколько десятилетий. Эта основа была рыночной, т.е. связанной с фундаментальными законами экономики индустриального типа, но одновременно обладала своеобразными, ярко выраженными чертами, отличавшими ее от принципов построения денежной экономики в странах развитого рыночного хозяйства… Денежное хозяйство советского типа… приобрело черты, которые заставляют говорить о нем, как об уникальном явлении, как о способе выживания экономики во враждебной среде».
В 1933 году президент США Ф.Д. Рузвельт, используя советский опыт, подписал аналогичный закон (Banking Act of 1933), называемый также по фамилиям его инициаторов Законом Гласса - Стигалла (Glass-Steagall Act), который действовал до конца XX века: коммерческим банкам запрещалось заниматься инвестиционной деятельностью, были существенно ограничены права банков на операции с ценными бумагами и было введено обязательное страхование банковских вкладов.
Мог ли Советский Союз не погибнуть? Распад не был предопределен, но путь спасения заключался в изменении экономической стратегии. Даже престарелый Брежнев в узком кругу говорил, что «уже 30-40 лет империализм другой, а мы все ведем свою политику, будто ничего не меняется». Но нельзя сказать, что руководство было полностью невосприимчиво к переменам. Во время чехословацкого кризиса 1968 года, афганского (1979), польского (1980) в Политбюро и Генштабе высказывались мнения о непродуктивности жестких методов управления. Также было понимание, что СССР «взять Польшу на иждивение не может». Колоссальная нагрузка военных расходов уже осознавалась как неприемлемая. Огромная советская экономика (вторая в мире) могла осуществлять любые великие проекты, но вошла в противоречие с потребностями изменившегося общества. То, что оно выросло но основе достижений советского социализма, делало дальнейшее развитие драматическим: ему следовало отвергнуть своего родителя. Великая революция, создав великое государство, продолжала воздействовать на массы, утверждая традиционное этатистское миропонимание. С другой стороны, повседневная жизнь с ее постоянными нехватками, архаичностью пропаганды, ненужными ограничениями и жертвами била по этому миропониманию и требовала нового. Старая основа экономических связей, созданная в период индустриализации, изжила себя. Но, как и в 30-е годы, по-прежнему царили валовые показатели, оплата труда зависела от выполнения объемов добытого угля или сваренного металла, а интеллектуальная и научная деятельность не входили в систему оценок трудовой деятельности человека. Ученых могли щедро наградить, могли принудить к активной работе, но не случайно Сталин лично занимался в «ручном режиме» вопросами научно-технического развития страны: внятного метода стимулирования интеллектуальной элиты не существовало. В конце концов, требования научно-технического развития поставили перед руководством вопрос о пересмотре старых показателей эффективности. Как заинтересовать образованных, творчески активных людей, чей труд в целом оценивался низко, работать с полной отдачей?
В течение многих лет в Советском Союзе росли формы общественного потребления - бесплатное жилье, здравоохранение, образование, дешевая электроэнергетика и т.д. К 80-м годам их объем в потребительской корзине превысил пятьдесят процентов. Наступил предел разумности такого потребления: больше половины произведенного национального дохода распределялось бесплатно. Это означало, что заработная плата перестала быть основным мерилом жизненного уровня. Люди утрачивали стимул хорошо работать. Такая практика в первую очередь била по наиболее способным и активным. Поэтому уже в последующие годы брежневского периода в Госплане созрело понимание, что от уравнительной системы оплаты труда необходимо переходить к дифференцированной, а также в дополнение к государственному сектору разрешить частный. Предлагалось создание частных предприятий прежде всего «в сфере услуг и торговли, легкой промышленности, в передовых ресурсосберегающих отраслях, тесно связанных с научно-техническим прогрессом. Здесь новый сектор путем конкуренции быстро вытеснил бы нерентабельные госпредприятия.
Первый шаг в этом направлении был сделан в июле 1982 года, когда Брежнев подписал постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о введении новых цен на хлеб. С 15 января 1983 года вдвое повышалась цена на хлеб и вдвое же увеличивались все зарплаты в стране. Из этого следовало, что население ничего не теряло, но более высокооплачиваемые фактически получали бы значительную прибавку. К тому же дотационное зерновое производство становилось рентабельным и должно было вытянуть и мясомолочную отрасль. Активно отстаивал это постановление и М.С. Горбачев, бывший тогда секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству.
Однако 10 ноября 1982 года умер Брежнев. Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран Ю.В. Андропов, который победил в конкуренции с ближайшим сотрудником Брежнева К.У. Черненко. Горбачев, демонстрируя лояльность, посоветовал Андропову отложить повышение «хлебных» цен, чтобы не связывать начало деятельности со столь радикальной реформой. Как подчеркнул последний советский премьер-министр Валентин Павлов: «Он, конечно, не мог думать в 1982 году, что собственными руками подрубает будущую перестройку» ((В.С. Павлов, Упущен ли шанс? Финансовый ключ и рынки. М., 1995, С. 43).
С каких реформ начинать: с политических или экономических?
Сошлюсь на принципиальный разговор Горбачева и Дэн Сяопина, состоявшийся 16 мая 1989 года во время официального визита советского лидера в КНР. Касаясь идущих в Советском Союзе и Китае реформ, Горбачев сказал: «Вы начали преобразования с экономики, а мы - с политики, но в итоге придем к одному результату».
Дэн Сяопин возразил: «Мы придем к разным результатам».
В этом коротком споре я вижу ключ к нашей недавней истории.
В мемуарах Горбачева предпочел об этом умолчать, хотя Евгений Примаков, сопровождавший Генерального секретаря, в беседе со мной подтвердил, что такой разговор был.
Реформы Горбачева разрушили политическую систему СССР, базировавшуюся на конституционности партийных органов. Как только КПСС стала уступать власть, она превращалась в живой труп, от нее следовало скорее избавиться. Началось бегство республиканских элит от центра, источника дезорганизации. 12 июня 1990 года Съезд народных депутатов Российской Федерации приняли декларацию о государственном суверенитете России и верховенстве российских законов. В СССР создалось двоевластие. Борис Ельцин, избранный председателем Президиума Верховного Совета РСФСР, стал лидером оппозиции. В борьбе с советским центром российские власти приняли ряд постановлений, ограничивающих действие законов СССР на территории РСФСР. Особенно сильный удар получила союзная финансовая система после того, как российское руководство решило ограничить поступление налогов в центральный бюджет. Ельцин обещал директорам предприятий вдвое снизить налоги, если они перейдут «под знамена России»
Отныне распад государства становился делом времени. Союзное руководство в глазах общественности превратилось в реакционеров, не желающих улучшить жизнь народа либеральными реформами. Авторитетные представители интеллигенции выступили на стороне Ельцина, который в глазах большинства стал выразителем национальных интересов России.
Что русская история подсказывает правительству
В отечественной истории есть немало «подсказывающих» примеров, нам полезно было бы внимательно их прочитывать, сообразуясь с современными обстоятельствами. Обращаю внимание на несколько ее «подсказок» и «предупреждений». Разумеется, как говорил Василий Ключевский, «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».
Почему победила Москва? Начнем с гибели в конкурентной борьбе Великого Новгорода, мощного оппонента Москвы. Новгородская вечевая демократия, опирающаяся на «акционерное общество» сорока купеческих семей, оказалась слабее, чем ориентированная на жесткую мобилизацию централизованная власть Москвы. Великий Новгород не смог и не захотел объединять необозримое торговое пространство Восточно-Европейской равнины, его устраивало положение регионального партнера германского купеческого союза Ганзы. В противоположность Новгороду Москва, вынужденная платить дань Золотой Орде в денежной форме, развивала внутренний рынок, поддерживала на своих землях сельское хозяйство и ремесленное производство.
Возможно, новгородцы победили бы москвичей, если бы немцы строили свой союз на иных основаниях. Ганзейские города в принципе были заинтересованы не в единстве Германии, а в развитии балтийской торговли. Как отметил теоретик «евразийства» Петр Николаевич Савицкий: «ганзейцы были полны сепаратизма, не осознавали общности своих интересов с интересами Германии».
Новгородская экономико-политическая система была полностью олигархической, к середине XV века две трети некогда государственных земель оказались в руках крупных землевладельцев - на правах вотчин, то есть наследственной родовой собственности, четверть - у церкви, у республики - всего девять процентов. При этом более чем половиной всех частных земель владеют всего 60 человек из узкого боярского круга. Новгородом правит внешне демократическое "собрание посадников", где представлены боярские кланы, затем - "совет господ" - боярских семей, владеющих новгородскими землями. Прославленное отечественными историками и писателями новгородское вече, некогда орган прямого волеизъявления горожан, превратился в декорацию, за которой, особо не скрываясь, стояли аристократические группы.
С конца XIV века начинаются восстания на русском Севере против власти новгородского боярства, ряд обширных территорий переходят под руку московского великого князя, становятся «черными волостями», без господской власти, с общинным самоуправлением.
Новгород уже не в состоянии оборонять северо-западные рубежи Руси, отряды бояр лишенные единого управления, не могут наладить взаимодействие друг с другом и с городским ополчением. В итоге республика теряет большую часть Чудских земель (Юрьева, южной Финляндии, побережья Ботнического залива, большей части Западной Карелии). На эти землях надолго уселись, вплоть до побед Петра Великого, рыцари Ливонского ордена и шведские феодалы. Как отметил современный историк Александр Тюрин, Новгород даже побоялся придти на помощь своему "брату", Пскову, нещадно разоряемому литовско-татарскими отрядами Витовта, и предпочитал откупаться от воинственного литовского князя.
Москва же, ведя борьбу за общерусские торговые пути, становилась «собирательницей земель». В отношении всей Руси Новгород оказался «чужим», а Москва - «своей».
Главный конфликт времен Петра Столыпина. Столыпин бросил вызов российскому финансовому миру, потребовав, чтобы государственный Крестьянский поземельный банк перешел в подчинение МВД (Столыпин занимал пост и министра внутренних дел) и выпустил облигационный заем на колоссальную сумму в 500 млн. рублей для развития аграрного сектора, в тот период ведущего в экономике страны и остро нуждающегося в деньгах. Получив в процессе Столыпинской реформы землю, крестьяне напоминали армию без патронов; государству следовало сделать решающий шаг для их поддержки, чтобы уменьшить хищничество экономически сильных структур. Однако чисто «бухгалтерский» подход министра финансов В.Н. Коковцова, считавшего, что главным для министерства является не развитие, а накопление золотого запаса, не позволил создать инвестиционный банк. Российский золотой запас был самым большим в Европе, но толку от этого было мало, так как Государственный банк эмитировал недостаточное количество денег. «Россия была одной из редких стран, где сумма кредитных билетов в обращении была ниже суммы золотого запаса», - писал в своей книге Кирилл Кривошеин, сын соратника реформатора, министра земледелия А.В. Кривошеина.
Громадная денежная масса, несмотря на нужду народного хозяйства в инвестициях, не была использована для разрешения острейшего экономического противоречия между бурно развивающейся промышленностью и примитивным земледелием.
Кстати, после увольнения Коковцова в январе 1914 года был принят т.н. "Новый курс" с с пятилетним планированием (!) во многих сферах.
Если бы замысел Столыпина был реализован, жизнь государства повернулась бы в новом направлении. Но преодолеть сопротивление финансовой элиты не удалось.
Показательно, что и попытка защитить тогда на международной арене интересы российских аграриев, предпринятая Советом съездов биржевой торговли и сельского хозяйства, была в Европе встречена настоящими репрессиями, занижением натурального веса при приемке русского зерна в порту Марселя, бойкотом Бременского союзом российских импортеров зерна.
Почему был устранен НЭП? Принято говорить, что НЭП исчезал «постепенно», по мере исчерпания своего потенциала. На самом деле есть точная граница, перейдя которую сталинская группа отказалась от него. Это произошло тогда, когда выяснилось, что огромные финансовые средства, выделенные на индустриализацию, через коммерческие банки перетекают в более выгодные торговые операции. Другими словами, банки наживались на бюджетных деньгах. Тогда и было принято решение о создании двухуровневой финансовой системы СССР. 30 января 1930 года вышло постановление ЦИК и СНК СССР «О кредитной реформе». Оно коренным образом меняло денежную систему государства, ликвидировало взаимный кредит между организациями и предприятиями госсектора. Его действие распространялось и на все кооперативные виды собственности. Коммерческое кредитование заменялось исключительно банковским, через Государственный банк. Государственные кредиты больше не могли превращаться наличные деньги. За счет этого стратегического решения был обеспечен взлет капитального строительства в 1930-х годах.
Как отметил доктор экономических наук Юрий Кочеврин: «Именно преобразования в денежной сфере 1930 гг. и создали ту экономическую основу, которая обеспечила устойчивость советской экономике и которая работала в самых трудных обстоятельствах несколько десятилетий. Эта основа была рыночной, т.е. связанной с фундаментальными законами экономики индустриального типа, но одновременно обладала своеобразными, ярко выраженными чертами, отличавшими ее от принципов построения денежной экономики в странах развитого рыночного хозяйства… Денежное хозяйство советского типа… приобрело черты, которые заставляют говорить о нем, как об уникальном явлении, как о способе выживания экономики во враждебной среде».
В 1933 году президент США Ф.Д. Рузвельт, используя советский опыт, подписал аналогичный закон (Banking Act of 1933), называемый также по фамилиям его инициаторов Законом Гласса - Стигалла (Glass-Steagall Act), который действовал до конца XX века: коммерческим банкам запрещалось заниматься инвестиционной деятельностью, были существенно ограничены права банков на операции с ценными бумагами и было введено обязательное страхование банковских вкладов.
Мог ли Советский Союз не погибнуть? Распад не был предопределен, но путь спасения заключался в изменении экономической стратегии. Даже престарелый Брежнев в узком кругу говорил, что «уже 30-40 лет империализм другой, а мы все ведем свою политику, будто ничего не меняется». Но нельзя сказать, что руководство было полностью невосприимчиво к переменам. Во время чехословацкого кризиса 1968 года, афганского (1979), польского (1980) в Политбюро и Генштабе высказывались мнения о непродуктивности жестких методов управления. Также было понимание, что СССР «взять Польшу на иждивение не может». Колоссальная нагрузка военных расходов уже осознавалась как неприемлемая. Огромная советская экономика (вторая в мире) могла осуществлять любые великие проекты, но вошла в противоречие с потребностями изменившегося общества. То, что оно выросло но основе достижений советского социализма, делало дальнейшее развитие драматическим: ему следовало отвергнуть своего родителя. Великая революция, создав великое государство, продолжала воздействовать на массы, утверждая традиционное этатистское миропонимание. С другой стороны, повседневная жизнь с ее постоянными нехватками, архаичностью пропаганды, ненужными ограничениями и жертвами била по этому миропониманию и требовала нового. Старая основа экономических связей, созданная в период индустриализации, изжила себя. Но, как и в 30-е годы, по-прежнему царили валовые показатели, оплата труда зависела от выполнения объемов добытого угля или сваренного металла, а интеллектуальная и научная деятельность не входили в систему оценок трудовой деятельности человека. Ученых могли щедро наградить, могли принудить к активной работе, но не случайно Сталин лично занимался в «ручном режиме» вопросами научно-технического развития страны: внятного метода стимулирования интеллектуальной элиты не существовало. В конце концов, требования научно-технического развития поставили перед руководством вопрос о пересмотре старых показателей эффективности. Как заинтересовать образованных, творчески активных людей, чей труд в целом оценивался низко, работать с полной отдачей?
В течение многих лет в Советском Союзе росли формы общественного потребления - бесплатное жилье, здравоохранение, образование, дешевая электроэнергетика и т.д. К 80-м годам их объем в потребительской корзине превысил пятьдесят процентов. Наступил предел разумности такого потребления: больше половины произведенного национального дохода распределялось бесплатно. Это означало, что заработная плата перестала быть основным мерилом жизненного уровня. Люди утрачивали стимул хорошо работать. Такая практика в первую очередь била по наиболее способным и активным. Поэтому уже в последующие годы брежневского периода в Госплане созрело понимание, что от уравнительной системы оплаты труда необходимо переходить к дифференцированной, а также в дополнение к государственному сектору разрешить частный. Предлагалось создание частных предприятий прежде всего «в сфере услуг и торговли, легкой промышленности, в передовых ресурсосберегающих отраслях, тесно связанных с научно-техническим прогрессом. Здесь новый сектор путем конкуренции быстро вытеснил бы нерентабельные госпредприятия.
Первый шаг в этом направлении был сделан в июле 1982 года, когда Брежнев подписал постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о введении новых цен на хлеб. С 15 января 1983 года вдвое повышалась цена на хлеб и вдвое же увеличивались все зарплаты в стране. Из этого следовало, что население ничего не теряло, но более высокооплачиваемые фактически получали бы значительную прибавку. К тому же дотационное зерновое производство становилось рентабельным и должно было вытянуть и мясомолочную отрасль. Активно отстаивал это постановление и М.С. Горбачев, бывший тогда секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству.
Однако 10 ноября 1982 года умер Брежнев. Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран Ю.В. Андропов, который победил в конкуренции с ближайшим сотрудником Брежнева К.У. Черненко. Горбачев, демонстрируя лояльность, посоветовал Андропову отложить повышение «хлебных» цен, чтобы не связывать начало деятельности со столь радикальной реформой. Как подчеркнул последний советский премьер-министр Валентин Павлов: «Он, конечно, не мог думать в 1982 году, что собственными руками подрубает будущую перестройку» ((В.С. Павлов, Упущен ли шанс? Финансовый ключ и рынки. М., 1995, С. 43).
С каких реформ начинать: с политических или экономических?
Сошлюсь на принципиальный разговор Горбачева и Дэн Сяопина, состоявшийся 16 мая 1989 года во время официального визита советского лидера в КНР. Касаясь идущих в Советском Союзе и Китае реформ, Горбачев сказал: «Вы начали преобразования с экономики, а мы - с политики, но в итоге придем к одному результату».
Дэн Сяопин возразил: «Мы придем к разным результатам».
В этом коротком споре я вижу ключ к нашей недавней истории.
В мемуарах Горбачева предпочел об этом умолчать, хотя Евгений Примаков, сопровождавший Генерального секретаря, в беседе со мной подтвердил, что такой разговор был.
Реформы Горбачева разрушили политическую систему СССР, базировавшуюся на конституционности партийных органов. Как только КПСС стала уступать власть, она превращалась в живой труп, от нее следовало скорее избавиться. Началось бегство республиканских элит от центра, источника дезорганизации. 12 июня 1990 года Съезд народных депутатов Российской Федерации приняли декларацию о государственном суверенитете России и верховенстве российских законов. В СССР создалось двоевластие. Борис Ельцин, избранный председателем Президиума Верховного Совета РСФСР, стал лидером оппозиции. В борьбе с советским центром российские власти приняли ряд постановлений, ограничивающих действие законов СССР на территории РСФСР. Особенно сильный удар получила союзная финансовая система после того, как российское руководство решило ограничить поступление налогов в центральный бюджет. Ельцин обещал директорам предприятий вдвое снизить налоги, если они перейдут «под знамена России»
Отныне распад государства становился делом времени. Союзное руководство в глазах общественности превратилось в реакционеров, не желающих улучшить жизнь народа либеральными реформами. Авторитетные представители интеллигенции выступили на стороне Ельцина, который в глазах большинства стал выразителем национальных интересов России.