Странствие и болезнь - лучшие из дней нашей жизни

[squirella]

...нравится не сладкое, а крепкое, как может нравиться болеть или быть в плену, как Пушкину нравилась поздняя осень и чахоточная дева. Странствие и болезнь - лучшие из дней нашей жизни, заметил меланхолический библейский автор, «ибо скоро проходят». И потому еще, что в такие времена можно утешаться собственной невинностью: больше сейчас ничего не придумаешь, ход событий целиком взят из твоих рук. Если жизнь есть сон, то эпизоды болезни снятся на шаткой верхней полке.

Ольга Седакова "Три путешествия"

Напишу-ка я про ту часть путешествий, что раньше стыдливо замалчивала. Разве что в давнем посте про Лукку проскользнуло. А ведь есть она, есть и добавляет к сиропным воспоминаниям необходимую дозу перца, ...хинина, ...СТРИХНИНА!

Увы, все чаще случается, что в поездках тело начинает отказывать. Нет, не целиком, небольшой кусочек зараз, но и этого вполне хватает, чтоб испортить настроение, не пустить в одно-другое интересное местечко, поругаться со спутниками... Да просто больно, наконец! И что делать? Закрывать глаза получается плохо. Может, наоборот, начать коллекционировать дорожные хвори и боли, как тот доктор у Шалева?

Итак,

• Черные звезды и вспышки за глазами. Приступ мигрени у Whitney Pocket. Боль слегка отпустила, когда кончился золотой закат.
  
• Зверский, пронизывающий ветер у дверей кафе в Чарльстоне. Он застрял у меня в груди и пару месяцев пытался вырваться изматывающим кашлем.
  
• Еще один ветер в Долине Огня у Огненной Волны. Он должен был быть, да что там, просто был горячим, но чувствовался ледяным, и меня трясло от воображаемого холода. Небольшой тепловой удар что ли?
  
• Завтрак в туманном кемпграунде на мысе Святой Перепетуи. Бутерброд на черствой булке. Тихий щелчок во рту и... несколько месяцев и куча денег на восстановление моста.
  
• Яркий свет сквозь большие аэропортовские окна. О, ужас! У всех нас в волосах что-то движется... Да. Вши. Никакой катастрофы. Во всех магазинах можно купить набор для выведения. Полуночная стрижка всех мужского пола в гостиничной ванной, мучительное вычесывание - особенно меня - каждое утро перед палаткой с поливанием головы из чайника.
  
• Игра в русалочку (Ведьма сказала правду: с каждым шагом русалочка как будто ступала на острые ножи и иголки) в Лукке. А ведь туфли-то удобные, до сих пор ношу.
  
• Прекрасная лестница в парке в Атланте. А вот если на ней упасть, можно и ногу сломать.
  
• Внезапная нехватка воздуха (привет тебе, детская астма) вполне объяснимая на тропе North Kaibab Trail в Гранд Каньоне, но пугающая среди камней северной Джорджии.
  
• Нога, слегка обваренная в невинно выглядещем ручейке (там под водой бил горячий ключик) в Йеллоустоуне.
  
• Та же самая нога, провалившаяся в гнездо огненных муравьев на персиковой ферме недалеко от дома.
  
• Ну, и всякое по мелочи: вечно воспаленные, ошпаренные глаза - темные очки и фотографирование плохо сочетаются; аллергия на солнце - руки и ноги в пузырях и жутко чешутся; гвоздь, коварно вылезший из подошвы в дивном французском городке Сомюре; это наше ewig weiblich, которое всегда влезает в путешествие, да еще прихватывает день-другой вне расписания.
  

Бывают, впрочем, и внезапные исцеления. Когда я ползала (буквально!) во мху на горе Beech Mountain в национальном парке Акадия, чтоб сфотографировать светящиеся листья, у меня вдруг прошла спина, болевшая несколько месяцев.

Наоборот, впрочем, бывает тоже. Вот только что в Перу спину схватило. Причем всего на второй день поездки. И, увы, так и не отпустило. До сих пор. Зато я теперь знаю, какой наркотик помогает, а какой - нет.

Боль действует как нейтральный фильтр в фотографии. Во-первых, все затемняется - не остается места для чистой радости и восторгов. Во-вторых, пропадают мелкие детали, кое-что удается восстановить только ретроспективно, глядя на фотографии.

Кстати о фотографиях. Картинка. Почти последний кадр из последней поездки.