Как мы пережили коммунизм и даже смеялись при этом
Красивая бутылка в мусорном ведре. Конечно, я и виду не подам, что меня это удивляет, но как можно выбрасывать такую красивую бутылку? Ее можно приспособить подо что-то, поставить на окно, в конце концов - пусть будет вместо вазы. Но выбрасывать?
Так я думала, идя по пустой душевой в общежитии американского университета, куда приехала по программе обмена, и то и дело оглядывалась на бутылку в ведре - как будто надеясь что тот, кто ее выбросил, одумается и вернется.
Я и еще одна девочка приехали в разгар весенних каникул, и были, наверное, единственными обитателями одинадцатиэтажного здания.
Душевая сияла кафелем, а в кабинке мне так и не удалось разобраться с краном - таких я никогда прежде не видела.
В столовой мы взяли подносы и медленно продвигались от стойки к стойке, набирая в тарелки то одно, то другое.
Я шла и вспоминала где-то услышанный рассказ о том, как Высоцкого вырвало прямо на улице в Германии после того, как он увидел все тамошнее изобилие. Не знаю, правдой ли был тот рассказ - меня одолевало чувство, которое можно описать как что-то пограничное между эйфорией и позывами к тошноте. Припомнить, что я тогда набрала - сложно, может быть, когда-то я отыщу письмо, отправленное родителям: с подробным перечислением всех блюд.. Стейки и жаркое, блинчики, что-то мексиканское, бесчисленное количество салатов и гарниров, несколько видов напитков и десертов...
Я сидела, поставив поднос перед собой на стол, едва попробовав еду. Потом встала и отнесла его туда, где двое рабочих сбрасывали объедки в мусорные баки.
Все, что было набрано, отправилось на помойку.
И в голове было торжествующее: "Я. Это. Сделала."
Была весна 1995 года.
Далеко за океаном, в общежитии в Харькове, на полке над пустым старым холодильником, будившим меня своим страшным гудением по ночам, стояли чай и бульонный порошок.
Эти чай с порошком и гречка были единственным, чем я питалась неделями - родители кормили и содержали моего полуторагодовалого сына, и на меня уже не хватало денег, как прежде. Да и на деньги тогда не особо можно было разгуляться.
Накануне поездки мы с еще одной девочкой из университетского общежития на Отакара Яроша пошли сдавать кровь и нам дали талоны на обед для доноров. Помню, как кружилась голова от запаха супа и мягких свежих булочек.
Не знаю, что было со мной тогда в американской столовой.
Возможно, шок.
Состояние удивления и постоянных открытий сопровождало меня все то время, покая я находилась в США.
А потом я вернулась, и мне показалось, что по чье-то злой воле я в одно мгновение перенеслась из места, где было много света, где все было легко и возможно, в темный душный чулан, и должна сидеть там, скорчившись, до конца моих дней...
Я очень жалею, что не прочла книгуСлавенки Дракулич "Как мы пережили коммунизм и даже смеялись при этом" тогда, когда она была написана.
В 1991 году она многое бы изменила во мне и, возможно, даже моя жизнь сложилась бы иначе.
Но даже теперь, почти двадцать лет спустя, я прочла эту книгу с интересом и многое поняла.
Прежде всего о себе.
Из главы 19 - "Как мы пережили коммунизм"
"Могу тебя сильно удивить, дорогая, сказав, что люди должны жить и выживать даже во время войн. Кроме того - как ты думаешь, как нам удалось выжить при коммунизме?"
Да - как же нам это удалось? Конечно же, мы не выбрасывали ничего, что могло бы пригодиться. По большому счету, в любой коммунистической стране вряд ли найдется многое, что можно было бы выбросить. Можно даже утверждать, что семейная ячейка при коммунистическом режиме может служить практически идеальным примером экологической единицы, если только учитывать тот факт,что ее экология имеет совершенно иное происхождение: она не исходит из заботы об окружающей среде а, напротив - из страха за будущее.
Подобная экологическая единица - как и любая другая - имеет в себе два основополагающих принципа: собирать и переделывать. Ты переделываешь, переделываешь, переделываешь, заново определяя назначение вещи (колгот, к примеру), превращая эту вещь во что-то совершенно новое, добавляя ей новые функции одну за другой, и выбрасываешь ее только тогда, когда знаешь наверняка (а к этому знанию приходишь исключительно опытным путем), что повтороно использовать ее уже нет никакой возможности.
Но для того, чтобы переделывать правильно, то есть с пользой, сначала надо знать, что собирать.
Принципы собирания во многом зависят от опыта, характерного для разных стран с коммунистическим режимом. Или, лучше сказать, от разной степени нищеты, господствующей в каждой из них.
В основном эти принципы можно разделить на несколько категорий:
предметы общего пользования (ткань, обувь, предметы домашнего обихода и мебель, кастрюли, корзины, веники, газеты)
те вещи, которые в нормальных странах люди выбрасывают сразу после использования (другими словами - упаковка: бутылки, банки, пластиковые и картонные стаканчики, консервные банки, бутылочные пробки, пакеты из магазинов, обертку от подарков, картонные коробки)
вещи из за границы (любые вещи, от карандаша, блокнота, жевательной резинки до платья или обертки от конфеты)
и вещи, которые могут исчезнуть (достаточно широкая категория, составляющие которой варьируются от муки, сахара, кофе и яиц до стирального порошка, мыла, колгот, отверток, гвоздей, веревок, проводов, духов, бумаги, книг - никогда не знаешь и не предугадаешь, что будет следующим, и это на самом деле и является основным принципом собирания)
И хотя я уверена, что бедные люди в небедных (западных) странах собирают и переделывают вещи по тому же принципу, люди в Восточной Европе были практически все настолько бедны, что вынуждены были так жить.
Другая важная причина - все мы жили в условиях постоянного дефицита и никогда не знали наверняка, что сумеют купить в магазинах завтра.
(продолжение следует)