Исключения подтверждают правило
Исключения подтверждают правило
У Паустовского, в "Повести о жизни", есть минутный персонаж -
преподаватель русской словесности Шульгин, отличавшийся "одним необыкновенным свойством: он не выносил бессмысленных слов.
Стоило ему услышать бессмыслицу, как он тотчас приходил в сокрушительную ярость. Он багровел, хватал учебники и рвал их в клочки или, сцепив руки, тряс ими перед испуганными гимназистами с такой силой, что круглые его манжеты громко стучали друг о друга. "
Наверное, стоило бы уточнить: "...слов, казавшихся Шульгину бессмысленными", но Константин Георгиевич, в полном согласии со своим приблизительным взглядом на жизнь, этого не сделал.
Кстати, гимназический словесник Яков Шульгин приходился кузеном известному черносотенцу Василию Шульгину, хотя сам предпочитал украинский национализм, за который был даже сослан - при Александре II Освободителе - на четыре года в места весьма отдалённые Сибири. Впрочем, об умном - достаточно..
Ну так вот, я тоже обладаю таким необыкновенным свойством, но, в отличие от Якова Николаевича, ярость мою вызывает не только то, что мне представляется ахинеей, а, кроме всего прочего, когда-то кем-то брошенные фразы - по начисто забытым поводам, возведённые почему-то в ранг подручных, постоянно востребованных, безапелляционно-снисходительных обЪяснений, скорее даже, аксиом, не требующих, как известно, доказательств.
Одной из таких "аксиом" с ранней юности являлось для меня утверждение о том, что исключения подтверждают правило. Я был довольно понятливым вьюношем, но это построение не умещалось в моей голове. Мне казалось, что исключения из правил являются ошибками, нарушениями, случайными отклонениями от нормы, исключительными событиями - но почему подтверждениями? Неужели валун, взмывающий по собственному произволу в небеса, подтверждает Закон тяготения? Или - без исключений - любое правило безвременно уходит от нас? Туда, откуда нет возврата?
«... Всем стало ясно, что произошла трагическая ошибка. Обвинили в невнимательности Посланца - он не отрицал очевидного. Клерк же, напротив, стойко отстаивал свою невиновность, ссылаясь на уважительные причины, которые, впрочем, никто не уважил.
А Лотерейный Компьютер, который-то, главным образом, и напутал, один из всех, вместо того чтобы извиняться и оправдываться, не только признал ошибку, но даже явно гордился ею.
- Я изготовлен, - объявил Компьютер, - с минимальными допусками. Я рассчитан на выполнение сложных и точных операций, допускающих не более одной ошибки на пять биллионов действий.
- Ну и что с того? - спросил Клерк.
- Вывод ясен: я запрограммирован на ошибку, и я выполнил то, на что запрограммирован. Вы должны запомнить, джентльмены, что для машины ошибка имеет этическое значение, да-да, исключительно этическое. Идеальная машина невозможна, и любая попытка создать такую машину была бы богохульством. Во все живое, даже в ограниченно живую машину, обязательно встроена ошибка. Это один из нескольких признаков, отличающих жизнь от детерминизма неживой материи. Сложные машины вроде меня занимают промежуточное положение между живым и неживым. Если бы мы никогда не ошибались, то были бы... э-э... неуместными, отвратительными и... и бессмертными. Джентльмены, я смею утверждать, что погрешность - это наша форма служения тому, кто совершеннее нас, но не позволяет себе видимого совершенства, если бы ошибка не была предусмотрена Верховным Программистом, то мы ошибались бы спонтанно, демонстрируя тем самым, что нам, как и живым существам, достались какие-то крохи свободы воли.
Все склонили головы, ибо Лотерейный Компьютер говорил о священных вещах. Галактический Кармоди, известный также как Кармод, смахнул слезу и сказал:
- Не могу возразить, хотя и не согласен. Право быть неправым - основное в космосе. Машина поступила высоконравственно.
- Спасибо, - скромно сказал Компьютер. - Я стараюсь....»
Как-то, несколько месяцев назад, я наткнулся на форум, где пара-тройка либерал-либерастов отбивалась от сплочённой банды Истинно Ррусских Людей. Прямо скажу, выбор небогатый - болеть не за кого... Поэтому я и не встрял в чужую битву, но несколько часов следил за её развитием... Тема была вполне для меня злободневная - наступление ислама. Уже минут через пятнадцать я был (условно, стараясь не замечать слишком уж вонючих проявлений истинно ррусской духовности ) на стороне "черносотенцев", потому что глупость, подлость и шулерство носителей единственно правильной, кампусной идеологии значительно превосходили соответствующие свойства их супротивников... Мало того, некоторые выступления потомков доктора Дубровина были вполне вменяемы, разумны, обоснованны, и, если бы не патриотический бэкграунд, можно было бы подумать... Впрочем, нет, нельзя было - бэкграунд оказался привычно мерзопакостным...
В общем, л.-либерасты отступали на всех фронтах, и когда поражение, казалось, было неминуемо, один из них, самый красноречивый, применил секретное оружие: в ответ на перечисление терактов, многочисленных примеров неуважения к жизненному укладу стран и городов, оккупированных правоверными, он с изумительным апломбом заявил, что всё отрицательное, в отличие от положительного, замечаемое поверхностным взглядом всяких исламофобов, является всего лишь исключениями, подтверждающими сущность ислама как религии любви, не говоря уже о том, что многие "правонарушители" просто беззастенчиво прикрываются им... Каково?