Неожиданный поворот (37)
История бывшего раба. Слушайте, граждане Рима!
После то ли невиданных, то ли неведомых миру приключений в мотострелковой учебке (это Урал) я неожиданно оказался в стране Гёте, Баха и кого-то там по мелочи ещё из сумрачных германских гениев. Умудрённый недолгим, но озаряющим опытом солдатской жизни, я сумел устроить свою счастливую жизнь на ближайшие полтора года. Фактически истопником (да, тех самых изразцовых печурок), толмачём, по совместительству художественным руководителем Дома советских офицеров, формально же кем-то там военным в соседней воинской части. После двух творчески переосмысленных буреломных попыток переночевать в солдатских адах (вопще мрачное зрелище - про дедовщину слыхали?) жизнь наступила вполне безоблачная: ночью на диванчике рядом с собственной электрогрелкой (и роялем!), днём в необременительных заботах. Несколько печурок растопить прессованными угольными брикетами, исполнить пару «сходи туда, не знаю куда, принеси вот это какое-то такое», на бильярде поиграть, немного на гитаре или барабанах (на подменке) для вечерних танцулек (нерегулярно). Отдельно: выхлопотал себе со временем «должность» почтаря. А это не только письма с почты приносить, но и газеты, периодику, а значит, раззнакомиться с библиотекарями, всё интересное из принесённого читать первым, а это и литературные журналы (допущенные военной цензурой, ну хоть что-то!). А ещё - приходить в библиотеку когда вздумается, брать что понравится и безо всяких сроков и норм!
Из мелочей рабской жизни… Ну вот, например, на должности художника служила в том доме девушка красоты неимоверной. Мне же позволено было заходить к ней не только с письмами-газетами, но и так, на чай напроситься. Уж не знаю, насколько скрытно я любовался ею, но ни поводами не злоупотреблял, ни флиртовать не пытался - вообще. И не потому, что была она, вероятно, чьей-то там офицерской женой, а потому что за чуть больше, чем полгода, в мой организм внедрилось ощущение нерушимых кастовых границ. На фоне и по сравнению с общеармейской жизнью я не то, чтобы чувствовал себя рабом среди свободных граждан (не мог же мой харахтер вот такое уж совсем унижение признать!), скорее мальчиком среди взрослых.
Там, кстати, таких «мальчиков» было ещё двое, кочегар и шофёр, и уж с ними мы иногда мальчиковые забавы таки осуществляли. Типа ночного набега на немецкофашисдцкий пивзавод, например. Игрища, достойные не то чтобы гладиаторов, но вполне себе беглых рабов…
Мальчику, между тем, полных двадцать два годочка было уже… Но внутреннее ощущение своей неполноценности не поколебало даже почти запанибратское отношение Начальника ДО и Начальника моей жизни соответственно. Оно появилось после того, как я скомпоновал и провёл празднИчный концерт для местной военщины. В ошеломляющее празднование годовщины Великого Октября я доблестно внёс шедевры чтения, пения и конферанса. Ещё там, по мелочи, чёта срежиссировать случилось.
И вот, в потоке панибратского отношения с начальством случился неожиданный поворот…
Наведался в наш Дом Офицеров Армейский Ансамбль Песни имени Пляски. С настоящим таким почти профессиональным концертом. Мне, помнится, досталось его из-за полуприкрытой двери слушать - стражником был, что ли… К месту, однако, я не был прикован, так что без каких-либо мыслей о греховности своей природы нагрянул в гримёрку ансамблёвого начальства. А давайте, мол, я вам спою, а вы, ощасливленные явлением светлого гения, ̶п̶р̶и̶п̶а̶д̶ё̶т̶е̶ ̶к̶ ̶е̶г̶о̶ ̶с̶т̶о̶п̶а̶м̶ возьмёте его на вещевое и финансовое довольствие, а за лычки - ещё приплатите. И уже успел усладить слух ̶п̶о̶ч̶т̶е̶н̶н̶ы̶х̶ ̶с̶т̶а̶р̶ц̶е̶в̶ ̶ военных мастеров трубы и баяна небесными песнопениями о неизмеримом счастии наслаждаться процветанием социалистической Родины. Как вдрух…
Неведомо как материализовался ли, выскочил ли из табакерки или ̶ч̶о̶р̶н̶о̶г̶о̶ ̶ц̶и̶л̶и̶н̶д̶р̶а̶ ̶ фуражки с кокардой - этот миг явления я как-то упустил… мой и всего офицерского дворца смотритель и начальник. Явление сие чудесное несло на себе погоны старлея и поносило всё святое , прикрытое погонами подполковничьими и капитанскими. Начальник ансамбля, то есть - настоящий подполковник, его замполит - капитан ̶Н̶К̶В̶Д̶, два музыкальных босса - в концертных капитанских кителях, и на всю эту золотопогонную шоблу неотредактированным матом орёт разрумяненный праведным гневом не так шоб сильно старший лейтенант. С трудом отфильтрованный смысл доклада: вы неправы, господа, преувеличивая свою роль в мироздании вообще и на этой планете в частности. Уважаемые, вы не вполне осознанно отнеслись к священному праву социалистического офицера на его движимую низменными инстинктами собственность в лице сего (про меня) предстоящего собранию недостаточно благородного существа, чтобы вызывать его на дуэль, но достаточно уязвимого, чтобы сгноить его в знаменитых благодаря шедеврам дюрераигейне туманных болотах их же самих фатерлянда. А уж я-то знаю их (болот) имена. И они неразличимы на тактических картах масштаба больше сотки. Виловыевыми Лебенями нарек их Владыка Сил, Господь отцев ваших (и матерей ваших!). И пребысть по сему ныне, и присно, и вовеки веков. Типа - аминь!
Уставом Красной Армии не были предписаны каноничные отзывы на лейтенантские благословения - пока асы музла и орала пребывали в ступоре, розовощёкий сей херувим спас меня, грешного, от ̶у̶з̶ ̶д̶и̶а̶в̶о̶л̶а̶ их общества посредством утаскивания в неисчислимые тайные обители Дома офицеров.
Не сгноил всё же, но дружбу к лесу передом, ко мне задом таки развернул - это ж ИЗМЕНА господину была (оказывается)! Впрочем, вскоре он сам присоветовал мне написать ̶т̶о̶с̶к̶у̶ю̶щ̶е̶м̶у̶ ̶п̶о̶ ̶м̶н̶е̶ ансамблю, что ошейник с его лейтенантским гербом я могу таки сменить на ансамблёвые кайданы - забирайте! А патамушто переводят его самого в какие-то лебеня, а я в ручную кладь - не включён.
«Свободен»!
P. S. В новогоднем "огоньке" того самого ансамбля я уже по-свойски был наряжен Дедом Морозом и пел гимн любви дедоморозов к военным артистам. Но это ж уже, как говорится - другая история.
После то ли невиданных, то ли неведомых миру приключений в мотострелковой учебке (это Урал) я неожиданно оказался в стране Гёте, Баха и кого-то там по мелочи ещё из сумрачных германских гениев. Умудрённый недолгим, но озаряющим опытом солдатской жизни, я сумел устроить свою счастливую жизнь на ближайшие полтора года. Фактически истопником (да, тех самых изразцовых печурок), толмачём, по совместительству художественным руководителем Дома советских офицеров, формально же кем-то там военным в соседней воинской части. После двух творчески переосмысленных буреломных попыток переночевать в солдатских адах (вопще мрачное зрелище - про дедовщину слыхали?) жизнь наступила вполне безоблачная: ночью на диванчике рядом с собственной электрогрелкой (и роялем!), днём в необременительных заботах. Несколько печурок растопить прессованными угольными брикетами, исполнить пару «сходи туда, не знаю куда, принеси вот это какое-то такое», на бильярде поиграть, немного на гитаре или барабанах (на подменке) для вечерних танцулек (нерегулярно). Отдельно: выхлопотал себе со временем «должность» почтаря. А это не только письма с почты приносить, но и газеты, периодику, а значит, раззнакомиться с библиотекарями, всё интересное из принесённого читать первым, а это и литературные журналы (допущенные военной цензурой, ну хоть что-то!). А ещё - приходить в библиотеку когда вздумается, брать что понравится и безо всяких сроков и норм!
Из мелочей рабской жизни… Ну вот, например, на должности художника служила в том доме девушка красоты неимоверной. Мне же позволено было заходить к ней не только с письмами-газетами, но и так, на чай напроситься. Уж не знаю, насколько скрытно я любовался ею, но ни поводами не злоупотреблял, ни флиртовать не пытался - вообще. И не потому, что была она, вероятно, чьей-то там офицерской женой, а потому что за чуть больше, чем полгода, в мой организм внедрилось ощущение нерушимых кастовых границ. На фоне и по сравнению с общеармейской жизнью я не то, чтобы чувствовал себя рабом среди свободных граждан (не мог же мой харахтер вот такое уж совсем унижение признать!), скорее мальчиком среди взрослых.
Там, кстати, таких «мальчиков» было ещё двое, кочегар и шофёр, и уж с ними мы иногда мальчиковые забавы таки осуществляли. Типа ночного набега на немецкофашисдцкий пивзавод, например. Игрища, достойные не то чтобы гладиаторов, но вполне себе беглых рабов…
Мальчику, между тем, полных двадцать два годочка было уже… Но внутреннее ощущение своей неполноценности не поколебало даже почти запанибратское отношение Начальника ДО и Начальника моей жизни соответственно. Оно появилось после того, как я скомпоновал и провёл празднИчный концерт для местной военщины. В ошеломляющее празднование годовщины Великого Октября я доблестно внёс шедевры чтения, пения и конферанса. Ещё там, по мелочи, чёта срежиссировать случилось.
И вот, в потоке панибратского отношения с начальством случился неожиданный поворот…
Наведался в наш Дом Офицеров Армейский Ансамбль Песни имени Пляски. С настоящим таким почти профессиональным концертом. Мне, помнится, досталось его из-за полуприкрытой двери слушать - стражником был, что ли… К месту, однако, я не был прикован, так что без каких-либо мыслей о греховности своей природы нагрянул в гримёрку ансамблёвого начальства. А давайте, мол, я вам спою, а вы, ощасливленные явлением светлого гения, ̶п̶р̶и̶п̶а̶д̶ё̶т̶е̶ ̶к̶ ̶е̶г̶о̶ ̶с̶т̶о̶п̶а̶м̶ возьмёте его на вещевое и финансовое довольствие, а за лычки - ещё приплатите. И уже успел усладить слух ̶п̶о̶ч̶т̶е̶н̶н̶ы̶х̶ ̶с̶т̶а̶р̶ц̶е̶в̶ ̶ военных мастеров трубы и баяна небесными песнопениями о неизмеримом счастии наслаждаться процветанием социалистической Родины. Как вдрух…
Неведомо как материализовался ли, выскочил ли из табакерки или ̶ч̶о̶р̶н̶о̶г̶о̶ ̶ц̶и̶л̶и̶н̶д̶р̶а̶ ̶ фуражки с кокардой - этот миг явления я как-то упустил… мой и всего офицерского дворца смотритель и начальник. Явление сие чудесное несло на себе погоны старлея и поносило всё святое , прикрытое погонами подполковничьими и капитанскими. Начальник ансамбля, то есть - настоящий подполковник, его замполит - капитан ̶Н̶К̶В̶Д̶, два музыкальных босса - в концертных капитанских кителях, и на всю эту золотопогонную шоблу неотредактированным матом орёт разрумяненный праведным гневом не так шоб сильно старший лейтенант. С трудом отфильтрованный смысл доклада: вы неправы, господа, преувеличивая свою роль в мироздании вообще и на этой планете в частности. Уважаемые, вы не вполне осознанно отнеслись к священному праву социалистического офицера на его движимую низменными инстинктами собственность в лице сего (про меня) предстоящего собранию недостаточно благородного существа, чтобы вызывать его на дуэль, но достаточно уязвимого, чтобы сгноить его в знаменитых благодаря шедеврам дюрераигейне туманных болотах их же самих фатерлянда. А уж я-то знаю их (болот) имена. И они неразличимы на тактических картах масштаба больше сотки. Виловыевыми Лебенями нарек их Владыка Сил, Господь отцев ваших (и матерей ваших!). И пребысть по сему ныне, и присно, и вовеки веков. Типа - аминь!
Уставом Красной Армии не были предписаны каноничные отзывы на лейтенантские благословения - пока асы музла и орала пребывали в ступоре, розовощёкий сей херувим спас меня, грешного, от ̶у̶з̶ ̶д̶и̶а̶в̶о̶л̶а̶ их общества посредством утаскивания в неисчислимые тайные обители Дома офицеров.
Не сгноил всё же, но дружбу к лесу передом, ко мне задом таки развернул - это ж ИЗМЕНА господину была (оказывается)! Впрочем, вскоре он сам присоветовал мне написать ̶т̶о̶с̶к̶у̶ю̶щ̶е̶м̶у̶ ̶п̶о̶ ̶м̶н̶е̶ ансамблю, что ошейник с его лейтенантским гербом я могу таки сменить на ансамблёвые кайданы - забирайте! А патамушто переводят его самого в какие-то лебеня, а я в ручную кладь - не включён.
«Свободен»!
P. S. В новогоднем "огоньке" того самого ансамбля я уже по-свойски был наряжен Дедом Морозом и пел гимн любви дедоморозов к военным артистам. Но это ж уже, как говорится - другая история.