Мое первое сентября (32)
Однажды первого сентября мы с другом Димкой проснулись в стогу сена. Стог сена был такой здоровенный, что мы целиком поместились внутри, и ещё кучу народу можно было рядом сложить. Но куча народу, к счастью, ничего про этот стог сена не знала и спать с нами не пришла.
Дело было в Эстонии, где-то между городом Тарту и городом Псковом. По крайней мере, накануне мы совершенно точно побывали в Тарту и купили там шоколадку, половина которой утром первого сентября еще лежала в моем рюкзаке. Пока мы покупали шоколадку, незаметно наступил вечер, и мы попытались уехать из Тарту в Псков, но ближе к ночи каким-то образом оказались в чистом эстонском поле, где высились стога. Подробностей уже не помню, но предполагаю, что нас взялся подвезти житель какого-нибудь эстонского села и высадил на трассе у поворота на проселочную дорогу. А на поле мы уже сами забрели в потемках и в стог сами залезли. Дурное дело нехитрое, нам только волю дай.
Это был август тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года, мы с другом Димкой путешествовали автостопом. Сперва поехали из Одессы во Львов, оттуда в Ужгород, где нас приютили местные панки, такие очень условные панки, стилистически обозначенные, в кожаных куртках с булавками, с удивительными прическами и с кучей серег в ушах, а так-то примерные студенты из хороших семей. В одну из этих хороших семей нас привел ночевать прекрасный панк Роберт; вдохновленные гостеприимством панковских родителей, ужином из примерно шести перемен блюд и внутрисемейными разговорами на четырех языках (русском, украинском, словацком и венгерском), мы решили не возвращаться домой, а напротив, храбро ехать куда-нибудь дальше, например, в Прибалтику, которой еще никогда не видели.
Это было отличное решение. Водители грузовиков и жители прибалтийских городов нас любили, кормили и предлагали жить у них, сколько захотим. Ну, мы и правда были милые. Юные, симпатичные, восторженные, во всех непонятных ситуациях говорили "спасибо", не бухали, не пели в ванной и всегда сливали за собой унитаз.
Особенно хорошо мы прижились в Таллине, где случайно познакомились с наркоманом Геной, который всем сердцем полюбил нас за полное равнодушие к его наркотикам. Прежде все гости, с которыми наркоман Гена знакомился на улицах Таллина и будучи обуреваем экзистенциальным ужасом, тащил к себе домой общаться, так и норовили отнять у него наркотики. А мы - нет. За это наркоман Гена отдал нам свою сгущенку и велел жить у него, сколько захотим. Мы захотели жить с Геной долго и счастливо, и нас можно понять. Таллин и на мой нынешний условно пресыщенный взгляд хорош, а тогда, в августе тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, мы оказались там впервые. И глазам не могли поверить, что вокруг творится такая заграничная красота.
Путешествие наше, таким образом, затянулось на месяц, и когда мы наконец опомнились и решили возвращаться домой, чтобы немножко поучиться в университете, внезапно наступило первое сентября.
- И ни одного гладиолуса, прикинь, - сказал друг Димка. Это было первое, что он сказал, проснувшись ранним утром первого сентября в стогу эстонского сена. Из чего, используя дедуктивный метод, интуицию и память предков, несложно сделать вывод, что он еще совсем недавно был школьником. Как, впрочем, и я. Впрочем, друг Димка был буржуй, лично мне на первое сентября всегда покупали астры, белые, розовые и лиловые, по десять копеек за штуку. Эконом-вариант. Зато астры пахнут лучше почти всего в мире (кроме моря, скошенной травы, котлет и увядших хризантем).
Потом мы выбрались из стога сена и пошли к трассе, на ходу вынимая из потаенных складок своих материальных тел солому. Солому мы продолжали вынимать из себя всю дорогу до Одессы, которая, как и все остальное путешествие, была легка и приятна. Но, увы, коротка. Водители грузовиков от всего сердца сочувствовали нам, бедным студентам, опоздавшим к первому сентября, передавали нас из рук в руки, так что уже ранним утром третьего сентября мы были дома. И даже радовались этому факту, как радуются спортивным победам: быстро добрались, такие молодцы. Но в глубине души, конечно, жалели, что не остались навсегда в городе Таллине, или хотя бы в том стогу сена. Хоть и понимали уже, что нигде нельзя остаться навсегда.
Дело было в Эстонии, где-то между городом Тарту и городом Псковом. По крайней мере, накануне мы совершенно точно побывали в Тарту и купили там шоколадку, половина которой утром первого сентября еще лежала в моем рюкзаке. Пока мы покупали шоколадку, незаметно наступил вечер, и мы попытались уехать из Тарту в Псков, но ближе к ночи каким-то образом оказались в чистом эстонском поле, где высились стога. Подробностей уже не помню, но предполагаю, что нас взялся подвезти житель какого-нибудь эстонского села и высадил на трассе у поворота на проселочную дорогу. А на поле мы уже сами забрели в потемках и в стог сами залезли. Дурное дело нехитрое, нам только волю дай.
Это был август тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года, мы с другом Димкой путешествовали автостопом. Сперва поехали из Одессы во Львов, оттуда в Ужгород, где нас приютили местные панки, такие очень условные панки, стилистически обозначенные, в кожаных куртках с булавками, с удивительными прическами и с кучей серег в ушах, а так-то примерные студенты из хороших семей. В одну из этих хороших семей нас привел ночевать прекрасный панк Роберт; вдохновленные гостеприимством панковских родителей, ужином из примерно шести перемен блюд и внутрисемейными разговорами на четырех языках (русском, украинском, словацком и венгерском), мы решили не возвращаться домой, а напротив, храбро ехать куда-нибудь дальше, например, в Прибалтику, которой еще никогда не видели.
Это было отличное решение. Водители грузовиков и жители прибалтийских городов нас любили, кормили и предлагали жить у них, сколько захотим. Ну, мы и правда были милые. Юные, симпатичные, восторженные, во всех непонятных ситуациях говорили "спасибо", не бухали, не пели в ванной и всегда сливали за собой унитаз.
Особенно хорошо мы прижились в Таллине, где случайно познакомились с наркоманом Геной, который всем сердцем полюбил нас за полное равнодушие к его наркотикам. Прежде все гости, с которыми наркоман Гена знакомился на улицах Таллина и будучи обуреваем экзистенциальным ужасом, тащил к себе домой общаться, так и норовили отнять у него наркотики. А мы - нет. За это наркоман Гена отдал нам свою сгущенку и велел жить у него, сколько захотим. Мы захотели жить с Геной долго и счастливо, и нас можно понять. Таллин и на мой нынешний условно пресыщенный взгляд хорош, а тогда, в августе тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, мы оказались там впервые. И глазам не могли поверить, что вокруг творится такая заграничная красота.
Путешествие наше, таким образом, затянулось на месяц, и когда мы наконец опомнились и решили возвращаться домой, чтобы немножко поучиться в университете, внезапно наступило первое сентября.
- И ни одного гладиолуса, прикинь, - сказал друг Димка. Это было первое, что он сказал, проснувшись ранним утром первого сентября в стогу эстонского сена. Из чего, используя дедуктивный метод, интуицию и память предков, несложно сделать вывод, что он еще совсем недавно был школьником. Как, впрочем, и я. Впрочем, друг Димка был буржуй, лично мне на первое сентября всегда покупали астры, белые, розовые и лиловые, по десять копеек за штуку. Эконом-вариант. Зато астры пахнут лучше почти всего в мире (кроме моря, скошенной травы, котлет и увядших хризантем).
Потом мы выбрались из стога сена и пошли к трассе, на ходу вынимая из потаенных складок своих материальных тел солому. Солому мы продолжали вынимать из себя всю дорогу до Одессы, которая, как и все остальное путешествие, была легка и приятна. Но, увы, коротка. Водители грузовиков от всего сердца сочувствовали нам, бедным студентам, опоздавшим к первому сентября, передавали нас из рук в руки, так что уже ранним утром третьего сентября мы были дома. И даже радовались этому факту, как радуются спортивным победам: быстро добрались, такие молодцы. Но в глубине души, конечно, жалели, что не остались навсегда в городе Таллине, или хотя бы в том стогу сена. Хоть и понимали уже, что нигде нельзя остаться навсегда.