Окололитературные апокрифы - 55
Рассказы о Луначарском
(продолжение)
Над Луначарским открыто издевались, а он как несгибаемый большевик все это терпел. Терпел и терпел, терпел и терпел.
Ни над кем из большевистской головки нельзя было издеваться, а над Луначарским - можно было. Мало, кто понимал, отчего в Партии сложилась такая ненормальная ситуация.
А Политбюро задолго до японцев придумала «резинового начальника», на котором подчиненные могли отвести душу в обеденный перерыв, дубася его в специально отведенном для этого помещении бейсбольной битой.
Зорко наблюдая за тем, как отводит душу молодая советская республика, прилюдно дубася живого Анатолия Васильевича, товарищ Сталин только посмеивался в усы.
«Наш “терпила”», как ласково называли Луначарского промеж собою ответственные партийцы.
……………………………………………………………………………………………..
Луначарский постоянно что-то писал: то стихи, то пьесы.
Особенно не удавались ему фарсы, которые он писал буквально на коленке: «Бомба», «Сверхчеловек», «Общество малой скорости».
Партия с удовлетворением относилась к творчеству своего наркома, полагая, что синдром Жиля де ла Туретта все же лучше, чем энурез.
Однажды она издала одной брошюркой пять фарсов Луначарского с подзаголовком «Для любителей».
Подлец Радек тут же отозвался анекдотом: «Фарсы Луначарского. На любителя».
Партия остроту подлеца Радека не поняла и потому расстреливать его не стала.
……………………………………………………………………………………………..
Однажды Анатолию Васильевичу Луначарскому захотелось написать штуку, посильнее, чем «Фауст» Гёте.
Сказано - сделано. Называлась его пьеса «Фауст и Город».
Узнав об этом, писатель Максим Горький позвонил товарищу Сталину и, хохотнув в кулак, сказал: «Иосиф Виссарионович! Луначарский-то наш штуку, посильнее «Фауста» сочинил!»
«Ну это еще полбеды, - ответствовал товарищ Сталин, - вот когда он свою “Девушку и смерть” напишет, вот тогда это и будет штука посильнее «Фауста» Гёте, а доктор Чехов его сразу в палату № 6 определит».
Только не знал на тот момент товарищ Сталин, что Луначарский, дабы превзойти и затемнить писателя Горького, свой скетч «Девушка и смерть», что посильнее «Фауста» Гёте, уже написал. Не поспевала мысль товарища Сталина за пером товарища Луначарского.
………………………………………………………………………………………………
Когда Анатолий Васильевич Луначарский впервые попал в Кремлевскую больницу и увидел доктора Чехова, то спросил его: «Вы меня, Антон Павлович. случаем не в палату № 6 определить хотите?»
И в глазах его сверкнул лукавый огонек.
- Нет, - равнодушно ответил доктор Чехов. - В шестой у нас Есенин сидит, от алкоголизма лечится.
Услышав, что любимый поэт товарища Троцкого тоже лежит в «Кремлевке», Луначарский попросил Чехову показать ему поэта. Тот сидел на столе и горланил:
- Небо - как колокол,
Месяц - язык,
Мать моя, родина,
Я - большевик!
«Добавки просит!» - подумала сопровождавшая Чехова Каштанка.
«Пора “Анну Снегину” писать!» - подумал Луначарский.
«Опять ему Троцкий водку пронес!» - подумал Чехов
Номер Есенин, в котором были холодильник и цветной телевизор, Луначарскому понравился, и он попросил Чехова поскорее выписать из него Есенина и вселить туда себя.
Есенин слез со стола и стал грозно приближаться к Луначарскому:
- Пароход идет
Мимо пристани.
Будем рыбу кормить
Коммунистами.
«Как бы финский нож под сердце не саданул!» - струхнул Луначарский.
«Утопят они его, как Муму!» - подумала Каштанка.
«В “Ясную Полянку” на исправработы», - решил Чехов.
На следующий день Чехов провел в палате Есенина обыск.
Каштанка учуяла спрятанную под матрацем водку, после чего ее хозяин распорядился препроводить Есенина в «Ясную Полянку».
- Дай, Джим, на счастье лапу мне! - разрыдался Есенин, протягивая Каштанке дрожавшую ладонь.
«Божья дудка!» - подумала Каштанка, протягивая поэту лапу.
«Божья дудка!» - подумал доктор Чехов и велел передать Луначарскому, чтобы тот перебирался в палату № 6.
………………………………………………………………………………………………..
О спецпоселении «Ясная Полянка» в обществе ходили слухи один мрачнее другого, однако ничего конкретного наружу не вылезало. Те, кто оттуда возвращались, а оттуда мало, кто возвращался к прежней жизни, уходили в глухую «несознанку».
Формально спецпоселением командовал Лев Толстой, а фактически некий Фрол Беспощадных, в прошлом поэт-декадент.
Нормой в глуши забытого селенья были тяжелый физический труд и строжайший запрет на любые разговоры о литературе и политике.
Ослушники нещадно карались: после трудового дня их сажали в погреб и заставляли выучивать наизусть пьесы Луначарского.
Однажды пройдоха Радек поведал об этом «Эльсиноре» молодому комсомольцу Александру Солженицыну, и тот на основании услышанного написал свой «Архипелаг ГУЛАГ», за что получил сразу две Нобелевские премии.
Каких-либо документов о существовании «Ясной Полянки» не сохранилось. По преданиям, после ХХ съезда КПСС их сжег Лев Толстой вкупе со вторым томом «Мертвых душ».
……………………………………………………………………………………………….
Во кабинете доктора Чехова частенько сиживала собака Каштанка. Кроме нее никому в Кремлевской больнице не разрешалось присутствовать во время приемов номенклатурных пациентов.
Однажды Каштанке наскучила беседа ее хозяина с пациентом Луначарским, и она принялась вилять хвостом, мечтая о прогулке.
Луначарский, вот уже второй час докладывавший доктору Чехову о задачах науки и искусства в реконструктивной период, глядя на Каштанку, подумал: «Отрезать бы ей хвост, чтобы не мешала сосредоточиваться!»
«Живодер!» - подумала Каштанка, потом зевнула и отвернулась.