Чумба
Утро началось с прогулки в центр. В то время я никогда не планировал свой день. Просто надевал джинсы, кеды, футболку с перекошенным лицом очередного мертвого рок героя и шел в центр города.Но в тот раз все было не так как обычно. Мой друг попал в реанимацию. В пятнадцать лет слово реанимация вызывает странные ассоциации. Лично я всерьез размышлял о кровавых конечностях, сваленных в тазики. Об обугленной коже и жутких запахах. Попасть в реанимацию можно разными способами. Я предпочел дойти на своих двоих. Все другие способы подразумевают либо нешуточные увечья, либо отход от наркоза.
Про наркоз я узнал через много лет, когда сам попал в военный госпиталь. Мой друг предпочел, что бы его подбросили на машине. На быстрой такой машине с мигалкой. Он всегда любил помпу вокруг своего имени. Любил внешне отличаться от других. Учитывая, что папа его был казахом, то он отличался с рождения. Чего не хватало-то? А не хватало как всегда убойных впечатлений. Заполучить впечатления можно, к примеру, катаясь на лыжах. Пусть и лето на улице. Это даже интереснее. Представьте картину. Лето и жара, очень хочется на долю секунды утонуть в озере или просто сунуть голову в морозилку. Выходит человек с внешностью гитариста Smashing Pumpkins на лыжах и всерьез пытается куда-то поехать. Учитывая, что родители моего приятеля выбрали местом проживания поселок городского типа то впечатления ещё те можно получить. Как минимум его сосед решил бы, что на него снизошла белая горячка. Естественно соседу понадобилась бы лопата, что бы изгнать беса-лыжника…
Моего друга звали Саша, но абсолютно все называли его Чумба. Я бы не сказал, что он был подвержен такому греху как алчность, потому и списываю попытку кражи алюминиевых проводов на обычное человеческое любопытство. В деревнях народ у нас очень любопытный и хозяйственный. Саша был такой как все. Не важно, что он выбривал себе ирокез и красил в белый цвет волосы. Не важно, что в школе над ним регулярно нависала угроза изгнания с испоганенным аттестатом. Это все не важно, уж поверьте мне. Он был такой же, как и все. С кишками, сердцем и своими переживаниями. Может даже чуть сильнее, чем другие. Вы не пробовали родиться в обличии восточного человека? При этом жить с отчимом и матерью не то что бы алкоголичкой, но дамой знающей толк в алкоголе. В деревенском алкоголе естественно. То есть самогонку от разных производителей его мама отличала не на вкус, а на запах! Я застал то время, когда тетя Галя работала в паспортном столе. Примерно тогда мы с Чумбой прекратили ссаться в штаны. То есть вы понимаете, о чем я? Фраза: «Я вырос с ним в одной песочнице» не пустой звук. Так и было. Потому мне прекрасно известно, что Сашка был человеком любопытным.
Из детского озорства он прокалывал себе уши, красил волосы и пил самогон. В детстве не от жадности, а от скуки уносил домой игрушки из детского садика. Позже из подросткового любопытства он крал цветные металлы. Он научил меня обжигать ворованные электродвигатели на костре, что бы было удобнее доставать медную проводку. Медь же не горит, а пластиковая обмотка очень даже хорошо. Я провел множество сеансов, по обжиганию метала. У Сашки все равно получалось быстрее и лучше извлекать проволоку. Он все делал быстрее и лучше других. При этом всегда оставаясь спокойным. Ещё он умел рисовать. У меня не сохранилось его картин, да и не картины это были. Он рисовал комиксы. Нормальные такие комиксы с сюжетом и финалом. Действующими лицами могли быть черепашки-ниндзя. Или просто ниндзя. Он очень любил эти восточные штучки. Насмотревшись на дрянных VHS кассетах американского кинематографа Сашка получал свою порцию вдохновения. Для полного счастья он даже научился рисовать обеими руками. Позже мы ознакомились с мультсериалом трансформеры. Мультфильмы показывали дозировано, но фантазия у Чумбы была что надо. Что надо - это значит, он брал клей, картон и ножницы. Спустя несколько дней он демонстрировал настоящего трансформера, который оживал в его руках. Я и остальные пацаны стояли, выпучив глаза, и погибали от зависти. Все потуги воспроизвести творения Сашки кем-либо так и не увенчались успехом. Я видел, как он это делал. Никаких чертежей и расчетов.
- Кого будем делать?
- Ну, типа что бы в поезд трансформировался.
- Нет. У поезда до хрена колес, давай лучше самолет. Он проще…
Мне-то какая разница? Мои функции сводились к простому наблюдению за процессом. Спустя какое-то время это ему тоже надоело. На уроках труда он ознакомился с интересными станками. Остатки огромной империи подарили на память учителям труда разные агрегаты. На них-то Сашка и обучался хитрому искусству работы с деревом. Все шло хорошо лет так до двенадцати. И Сашка всерьез решил, что может быть ещё лучше и интереснее. Для этого требовалось чего-нибудь украсть.
Адреналин такая штука. Ну, в общем, получив один раз дозу, уже не можешь остановиться. Чумба был человеком сильным, но зависимым. Свинчивать проволоку с чужих заборов ему быстро наскучило. Электродвигатели на каждом углу не валялись, и решил он, что было бы неплохо снять пару пролетов электропроводки в парке. Когда-то в совсем другой стране, от которой на карте осталось множество стран поменьше, всерьез заботились о культурном отдыхе в провинции. Под это дело в поселке были сделаны аттракционы. Я помню, как катался на «Веселых горках». Для этого мне пришлось уговаривать бабушку. Бабушка у меня человек своенравный. Посещение аттракционов она предложила провести после службы в церкви. Она так и говорила.
-Вот унучок причастиси и в парк дойдем помаленечку.
Заключив соглашение, я был вынужден стоять и слушать молитвы, язык которых мне не понятен до сих пор. В моем детстве было много служб в церкви, а вот аттракционов мало. У Чумбы я подозреваю тоже. Только и в церкви его никто не водил. После развала страны церквей стало ещё больше, а вот аттракционы стояли брошенные и обесточенные. Парк превратился в место бескультурного отдыха. Бескультурного от слова «Бес». Декалитры самогонки, пьяные как кобры деревенские девки и пацаны предпочитающие ухаживаниям грубое: «Те чо впадлу дать?».
Большинство лавочек пацаны сломали, а про юнгу с электромашинками забыли. И стояли бы они сиротами, если бы не мы. Пусть и не работают, но ведь можно туда приходить и резаться в карты, что собственно мы и делали. Там же Сашка приметил интересующие его провода. В нем было, что-то от обезьяны. Вы не пробовали взбираться на высокий бетонный столб без специального снаряжения? А обращали внимание, что столбы бывают нескольких модификаций? Так вот Сашке было наплевать круглый ли столб перед ним или угловой. Просто перед восхождением на угловой он бормотал больше матюгов. Материться он любил, но делал это скорее по привычке. По самой обычной деревенской привычке использовать матерную брань для связки слов в предложении. Через две минуты он всегда был у цели. Сняв несколько пролетов, Сашка уставал как вол, но добытый металл ещё надо было пронести через всю деревню. Ночь, лето и трое подростков тащат на себе драгоценные мотки проводов. Всяк интереснее, чем на лыжах-то.
Я несколько раз ходил с ним из любопытства, но когда в парке кончились провода, у меня закончились каникулы. Поэтому как Сашка замыкает не обесточенные провода, или разбирает трансформаторные будки, мне увидеть не довелось. В ту ночь он обесточил соседнюю деревню и свой собственный организм. То ли он что-то напутал, то ли не рассчитал. Но тряхануло его сильно. Прикоснувшись кусачками к проводам, Сашка превратился в сверкающую молнию. Может быть, он превратился на долю секунды в лампочку Ильича. Я понятия не имею, кем чувствует себя человек, прикоснувшийся к высоковольтным проводам. Фейерверк с его участием говорят, был виден за несколько километров. Рухнув на землю, он попросил закурить и только после этого потерял сознание.
Главной шуткой того лета была фраза: «Как там поживает энерджайзер?» И вот к этому энерджайзеру я и направлялся в реанимацию. Простого человека никто и никогда не пустит в реанимационное отделение. Ибо и вправду нечего ему там делать. Тем более нечего там делать подростку вроде меня. Однако не стоит забывать, в какой стране мы все живем. У моей мамы приятельница работает, где бы вы думали? Правильно. Именно в реанимации. Я бы не назвал это преступным сговором, но в святую святых меня пустили. Тем более за несколько минут до меня была пресса, а значит, покой пациента мой визит не сильно потревожит. Я вырос в маленьком и скучном городке. Скучным, с точки зрения событий поднимающих рейтинги новостных выпусков и тиражи столичных газет.
На моей памяти город Орел показывали по центральным каналам один раз. К нам приехал тогдашний президент Борис Николаевич, и это было важным событием. Насколько важным событием это было для людей, отвечающих за чистоту улиц, я даже боюсь представить. Есть у нашего народа привычка рисануться. В экономике жопа. Предприятия стоят, а мы метем улицы и красим бордюры к приезду важных господ. Что самое удивительное, важные дяди действительно обращают внимание на чистоту поребриков, мимо которых проносятся машины. К приезду первого президента были мобилизованы все солдаты срочной службы, дворники и пьяницы, загремевшие на 15 суток. Столько людей занимающихся уборкой территории я не видел больше никогда. Есть подозрение, что и не увижу. После того как президент покинул город провинциальные журналисты изнывали от скуки. Основным развлечением для них стали съемки репортажей о таких храбрых парнях как Чумба.
Одевая халат и белоснежные бахилы я ожидал увидеть, что угодно, но только не то, что увидел. Мне представлялись отрубленные конечности, брызги крови и перерубленные как сучья кости. В углу я обязательно ожидал увидеть обожженные культи чьих-нибудь ног. Нечего этого не было в коридоре. Не было этого и в палате.
Сашка лежал один в абсолютной чистоте и курил. Курил сосредоточенно и даже не обернулся когда я вошел к нему. Видимо успел избаловаться вниманием к собственной персоне. Разговор у нас вышел глупым. Я задавал идиотские вопросы, а он естественно давал такие же дежурные ответы. Что может чувствовать человек лишившийся кисти правой руки в пятнадцать лет? Что может чувствовать человек, обгоревший везде кроме лица?
- Ты знаешь, я мог ведь сдохнуть там. Никогда не вынимал сережек из ушей, а в тот вечер вынул. Балахон сгорел и татуировка блин. Только набил…
Саша старательно делал вид, что отсутствие руки его не беспокоит. Что жизнь продолжается и самое хорошее конечно впереди. Врачи удивлялись, как мог выжить человек, принявший на себя такую дозу электричества, а человек беспокоился по поводу балахона и татуировки. Я видел одежду, в которой он был в ту ночь. Его мама показала тряпки, подозрительно изменившие свой цвет. Черный балахон стал таким, словно на него плеснули отбеливатель. Врачи разрезали одежду на Сашке, потому что иного способа снять не было. Уже разрезанную снимали вместе с кожей. С Сашкиной восточной кожей. Я знаю, что на востоке водятся змеи, но Чумба не был змеей. Ему было больно. Больно до головокружительной тошноты. В тот раз он мне про это не сказал, как не сказал и потом. Он сказал, что врачи кололи обезболивающее, и ему было по фиг. Как может быть по фиг когда с тебя сдирают одежду вместе с кожей я не знаю и предпочитаю не знать. Я предпочитаю даже не знать, о чем он думал в той палате. Один среди синих стен. Одиноко лежащий и взирающий в потолок. Несколько суток на кодеине или чего там сейчас колют? Человек, который выжил после полета с нескольких метров, приняв такую дозу электричества, что хватило бы зарядить все сотовые телефоны нашего города. Ничего героического он, конечно же, не совершал, но вот трагического в его жизни хватало и без этой ночи.
После этой ночи трагического стало хватать чересчур. Настолько чересчур, что в итоге выплеснулось на окружающих. В тот же день я уехал в деревню, откуда его привезла машина со спецсигналом. Очередная электричка. Пять минут пешком, и я уже отчитывался его маме и брату, что с Саньком все в порядке. В порядке настолько, что он может себе позволить курить. Я уже ведь говорил, что пресса проведывала моего друга? Так вот сюжет смотрели всем семейством плюс соседка и я. Ситуация была бы комической если бы это было не со мной. Потому как соседку приглашали посмотреть новости таким тоном, словно Санек взял кубок Европы по футболу, ну или как минимум построил коммунизм в отдельно взятой деревне. В отдельно взятой деревне его, кстати, наверняка поминали крепким словом. Обесточил он жителей на целую неделю. Так что выпуск новостей с Чумбой в главной роли они не видели. С телеэкрана Сашка абсолютно серьезным тоном просил брата не красть провода и быть аккуратным. Про сетку с заборов он промолчал. Действительно, она же не под электричеством…
После просмотра выпуска новостей я с братом восходящей звезды телеэфира пошел курить. Брата звали Миша, но в наследство ему тоже досталось прозвище Чумба. С приставкой - младший.
- А я сегодня как раз собирался до трасформатора сходить…
- Ты Мишка видел, чем история с братом закончилась?
- Потому что надо не так делать было…
На самом деле история вовсе не закончилась, а только начиналась. Только место трансформеров в ней займут теперь бутылки с водкой. А комиксы будут благополучно сменены на коноплю. Это произойдет не сразу, но очень быстро. Уже через пару лет, когда Сашка все-таки окончит школу, его будут называть алкоголиком даже самые близкие друзья. Те друзья, которые будут пить вместе с ним самогонку. Те друзья, которые выпив бутылку пива, бегут покупать канистру самогона. То есть вы понимаете как он пил? Вы пробовали пить самогон? Настоящий деревенский самогон. У него ужасный привкус. Я слышал много раз, что сваренный для себя он бывает очень вкусен. Что там может показаться вкусным мне неведомо. Мне и не совсем понятно как его можно пить. Чумбе будет понятно. Будет понятно на столько, что каждый раз при встрече я буду всерьез опасаться за свою жизнь. Нет, он не кидался на людей, не пытался играть в воина-интернационалиста. Я буду просто бояться, что такие дозы алкоголя смертельны для человека. Вы же помните, что Сашка был очень любопытным человеком? Выйдя из больницы его любопытство, приняло чудовищные формы. Он решил поставить безумный эксперимент над самим собой. Эксперимент выражался в бесконечных возлияниях и головокружительных воскурениях. Хотя последнее интересовало его больше за компанию. Вы знаете ведь такие ситуации, когда за компанию можно, и пропустить стаканчик-другой? Затянуться косячком пару раз, а потом обнаружить себя тыкающим в вену тупой иголкой. Иголок, слава богу, не было. Сашка крайне брезгливо относился к шприцам. Я думаю, ему они надоели в больнице. Тогда нам по-прежнему было весело. Что может быть веселее похода за самогоном через заснеженное поле? Более того, Сашка несколько раз ходил даже на «дело». Как он сам любил говорить: «А чего теперь-то бояться?» Действительно, бояться было больше нечего. Да и судя по всему жить незачем…
Снег не спеша опускается на мою голову. Ветер метается по кладбищу как раненая крыса. Я стою без шапки и мерзну среди надгробий. Сигарета не спеша тлеет в моих руках, но я не курю. Я вспоминаю то время, когда мой друг учил меня плавать. Когда он вырезал из картона настоящих солдатиков. Когда рисовал простой шариковой ручкой очень смешные комиксы. Теперь его больше нет и этим летом, мы не пойдем ловить раков. Он не будет стрелять у меня сигареты. Он вообще больше ничего и никогда не будет. Я смотрю на покосившийся крест с его фотографией и думаю о том, что жизнь очень странная штука. Кто-то очень всемогущий подарил Сашке ещё один лишний день рождения. Ещё одну жизнь. Может быть, менее удобную, чем предыдущая. Но зато с колоссальным опытом.
Сашка был сильным человеком. Кисть его правой руки сгорела полностью. Он купил себе протез, но сверху всегда одевал перчатку. В самую страшную жару он носил кофты с длинным рукавом. Этими рукавами он скрывал от посторонних глаз страшные ожоги. Сильным он оставался до самого конца, потому что не прекращал улыбаться. Скорее всего, это была маска измученного человека. Я не уверен, что его детство можно назвать счастливым. Только дети в силу возраста обычно не понимают, что такое счастье.
Для нас с Сашей когда-то воплощением счастья были посиделки на пруду. Мы искренне любили копаться в песочнице, кататься на велосипедах и играть в догонялки. Самые обычные дети. И эти самые обычные дети превратились в чудовищ. Вы представляете себе, как выглядит поселок городского типа? Одна улица и какие-то отростки с островками асфальта. Этот асфальт наверняка помнит, как выглядит подошва у немецких сапог. В смысле у сапог немецкого солдата. Пара магазинчиков и заброшенный кинотеатр. Есть ещё памятник вождю мирового пролетариата. Чумба однажды не поленился и одел вождю на голову мусорное ведро. Постамент высотой в два метра. И плюс такой же рост у Владимира Ильича. Абсолютно гладкая поверхность. Я же говорю, было в Сашке что-то от обезьяны. Из развлечений есть ещё футбольное поле заросшее сорняками в человеческий рост. Единственная отдушина это дискотеки и самогонка. Сашка предпочитал последнее.
Я очень отчетливо помню нашу последнюю встречу. Мой диплом висел как домоклов меч. Выпускные экзамены грозили обернуться катастрофой. И я вместо того, что бы что-то учить поехал в деревню. Я так часто делал. В деревне с некоторых пор стало хорошо и тихо. Тихо как на кладбище. Друзья выросли и разъехались. А Сашка остался. Один, брошенный всеми нами в своем домике с заколоченными окнами. И искалеченной судьбой.
Вы видели когда-нибудь фотографии детей из концлагеря? Я видел. Однажды моя мама была в Европе и привезла оттуда тоненькую брошюрку. Текста там было на полсигареты, после просмотра фотографий хотелось скурить всю пачку. Так вот Сашка мог бы смело сниматься в фильмах про зверства фашистов. Он мог сделать на этом поприще неплохую карьеру. Тем более опыт работы на камеру у него имелся. Мы сидели и курили почти молча. Я с ужасом разглядывал его ноги толщиной в кисть руки младенца. А он просто курил и почему-то старался смотреть мимо меня. Мы просидели так минут десять. Почти ничего не сказали друг другу. И оба все понимали. Я отчетливо осознавал, что он скоро умрет, а он по-прежнему ПЫТАЛСЯ улыбаться. В его глазах была какая-то пустота, и отстраненность, словно он куда-то заглянул. Заглянул и увидел то, что не положено видеть людям. Подсмотрел, к примеру, как ангелы какают.
Через два месяца его не стало. Бог внял звону стаканов и прибрал Сашку к себе. Самогонка доделала то, что не удалось электричеству. В его смерти не было ничего геройского. Он просто встал пьяный ночью попить воды и упал. Упал он виском в угол стола. Может быть, кто-то другой и выжил бы. Скорее всего, даже выжил. Но не Чумба. Когда человек устает жить, ничто не может его спасти. Через год умрет его брат, отравившись стеклоочистителем. А ещё через несколько месяцев его мама замерзнет на улице. Замерзнет так, что милиции придется отдирать её одежду от черной земли. Нормальная такая история, не правда ли? Словно сюжет с одного тошнотворного канала.
Где похоронено его семейство мне неведомо. Я стою возле могилы Сашки и смотрю, как тлеет сигарета. Не моя сигарета, эта-то давно уже стлела. Я смотрю, как тлеет на земле его сигарета. Я так всегда делаю, когда прихожу на могилу к курящему человеку. Подкуриваю одну себе, а вторую мертвецу. Есть в этом что-то суеверное. Вряд ли этот дым ему поможет, но все же.
Снег уже засыпал полностью мою голову, и я с удивлением смотрю, на то как аккуратно снежинки ложатся вокруг окурка. Ни одна капля мерзлой жидкости не мешает Сашке курить с того света. Я проехал две тысячи километров, что бы посетить это место и в очередной раз посмотреть, как Сашка курит…Что бы вспомнить его смех и трансформеров из картона. Жаль, что у меня не сохранилось ничего на память от него. Если бы у меня были комиксы, я показал бы вам. Нет, правда, показал бы. И я уверен вам бы понравилось, как рисовал девятилетний ребенок. Ребенок, который лежит сейчас в могиле передо мной и курит сигарету. Ребенок, к которому я бегал в реанимацию и который больше никогда мне не улыбнется. Ребенок, которому было чуть за двадцать в момент смерти.
А еще я думаю о том, что фамилия у Сашки была - Журавлев, но почему-то никто и никогда его не называл Журавликом кроме моей бабушки. Она так и говорила: «Иди, там до тебя Саня Журавлик пришел». И я шел…
Про наркоз я узнал через много лет, когда сам попал в военный госпиталь. Мой друг предпочел, что бы его подбросили на машине. На быстрой такой машине с мигалкой. Он всегда любил помпу вокруг своего имени. Любил внешне отличаться от других. Учитывая, что папа его был казахом, то он отличался с рождения. Чего не хватало-то? А не хватало как всегда убойных впечатлений. Заполучить впечатления можно, к примеру, катаясь на лыжах. Пусть и лето на улице. Это даже интереснее. Представьте картину. Лето и жара, очень хочется на долю секунды утонуть в озере или просто сунуть голову в морозилку. Выходит человек с внешностью гитариста Smashing Pumpkins на лыжах и всерьез пытается куда-то поехать. Учитывая, что родители моего приятеля выбрали местом проживания поселок городского типа то впечатления ещё те можно получить. Как минимум его сосед решил бы, что на него снизошла белая горячка. Естественно соседу понадобилась бы лопата, что бы изгнать беса-лыжника…
Моего друга звали Саша, но абсолютно все называли его Чумба. Я бы не сказал, что он был подвержен такому греху как алчность, потому и списываю попытку кражи алюминиевых проводов на обычное человеческое любопытство. В деревнях народ у нас очень любопытный и хозяйственный. Саша был такой как все. Не важно, что он выбривал себе ирокез и красил в белый цвет волосы. Не важно, что в школе над ним регулярно нависала угроза изгнания с испоганенным аттестатом. Это все не важно, уж поверьте мне. Он был такой же, как и все. С кишками, сердцем и своими переживаниями. Может даже чуть сильнее, чем другие. Вы не пробовали родиться в обличии восточного человека? При этом жить с отчимом и матерью не то что бы алкоголичкой, но дамой знающей толк в алкоголе. В деревенском алкоголе естественно. То есть самогонку от разных производителей его мама отличала не на вкус, а на запах! Я застал то время, когда тетя Галя работала в паспортном столе. Примерно тогда мы с Чумбой прекратили ссаться в штаны. То есть вы понимаете, о чем я? Фраза: «Я вырос с ним в одной песочнице» не пустой звук. Так и было. Потому мне прекрасно известно, что Сашка был человеком любопытным.
Из детского озорства он прокалывал себе уши, красил волосы и пил самогон. В детстве не от жадности, а от скуки уносил домой игрушки из детского садика. Позже из подросткового любопытства он крал цветные металлы. Он научил меня обжигать ворованные электродвигатели на костре, что бы было удобнее доставать медную проводку. Медь же не горит, а пластиковая обмотка очень даже хорошо. Я провел множество сеансов, по обжиганию метала. У Сашки все равно получалось быстрее и лучше извлекать проволоку. Он все делал быстрее и лучше других. При этом всегда оставаясь спокойным. Ещё он умел рисовать. У меня не сохранилось его картин, да и не картины это были. Он рисовал комиксы. Нормальные такие комиксы с сюжетом и финалом. Действующими лицами могли быть черепашки-ниндзя. Или просто ниндзя. Он очень любил эти восточные штучки. Насмотревшись на дрянных VHS кассетах американского кинематографа Сашка получал свою порцию вдохновения. Для полного счастья он даже научился рисовать обеими руками. Позже мы ознакомились с мультсериалом трансформеры. Мультфильмы показывали дозировано, но фантазия у Чумбы была что надо. Что надо - это значит, он брал клей, картон и ножницы. Спустя несколько дней он демонстрировал настоящего трансформера, который оживал в его руках. Я и остальные пацаны стояли, выпучив глаза, и погибали от зависти. Все потуги воспроизвести творения Сашки кем-либо так и не увенчались успехом. Я видел, как он это делал. Никаких чертежей и расчетов.
- Кого будем делать?
- Ну, типа что бы в поезд трансформировался.
- Нет. У поезда до хрена колес, давай лучше самолет. Он проще…
Мне-то какая разница? Мои функции сводились к простому наблюдению за процессом. Спустя какое-то время это ему тоже надоело. На уроках труда он ознакомился с интересными станками. Остатки огромной империи подарили на память учителям труда разные агрегаты. На них-то Сашка и обучался хитрому искусству работы с деревом. Все шло хорошо лет так до двенадцати. И Сашка всерьез решил, что может быть ещё лучше и интереснее. Для этого требовалось чего-нибудь украсть.
Адреналин такая штука. Ну, в общем, получив один раз дозу, уже не можешь остановиться. Чумба был человеком сильным, но зависимым. Свинчивать проволоку с чужих заборов ему быстро наскучило. Электродвигатели на каждом углу не валялись, и решил он, что было бы неплохо снять пару пролетов электропроводки в парке. Когда-то в совсем другой стране, от которой на карте осталось множество стран поменьше, всерьез заботились о культурном отдыхе в провинции. Под это дело в поселке были сделаны аттракционы. Я помню, как катался на «Веселых горках». Для этого мне пришлось уговаривать бабушку. Бабушка у меня человек своенравный. Посещение аттракционов она предложила провести после службы в церкви. Она так и говорила.
-Вот унучок причастиси и в парк дойдем помаленечку.
Заключив соглашение, я был вынужден стоять и слушать молитвы, язык которых мне не понятен до сих пор. В моем детстве было много служб в церкви, а вот аттракционов мало. У Чумбы я подозреваю тоже. Только и в церкви его никто не водил. После развала страны церквей стало ещё больше, а вот аттракционы стояли брошенные и обесточенные. Парк превратился в место бескультурного отдыха. Бескультурного от слова «Бес». Декалитры самогонки, пьяные как кобры деревенские девки и пацаны предпочитающие ухаживаниям грубое: «Те чо впадлу дать?».
Большинство лавочек пацаны сломали, а про юнгу с электромашинками забыли. И стояли бы они сиротами, если бы не мы. Пусть и не работают, но ведь можно туда приходить и резаться в карты, что собственно мы и делали. Там же Сашка приметил интересующие его провода. В нем было, что-то от обезьяны. Вы не пробовали взбираться на высокий бетонный столб без специального снаряжения? А обращали внимание, что столбы бывают нескольких модификаций? Так вот Сашке было наплевать круглый ли столб перед ним или угловой. Просто перед восхождением на угловой он бормотал больше матюгов. Материться он любил, но делал это скорее по привычке. По самой обычной деревенской привычке использовать матерную брань для связки слов в предложении. Через две минуты он всегда был у цели. Сняв несколько пролетов, Сашка уставал как вол, но добытый металл ещё надо было пронести через всю деревню. Ночь, лето и трое подростков тащат на себе драгоценные мотки проводов. Всяк интереснее, чем на лыжах-то.
Я несколько раз ходил с ним из любопытства, но когда в парке кончились провода, у меня закончились каникулы. Поэтому как Сашка замыкает не обесточенные провода, или разбирает трансформаторные будки, мне увидеть не довелось. В ту ночь он обесточил соседнюю деревню и свой собственный организм. То ли он что-то напутал, то ли не рассчитал. Но тряхануло его сильно. Прикоснувшись кусачками к проводам, Сашка превратился в сверкающую молнию. Может быть, он превратился на долю секунды в лампочку Ильича. Я понятия не имею, кем чувствует себя человек, прикоснувшийся к высоковольтным проводам. Фейерверк с его участием говорят, был виден за несколько километров. Рухнув на землю, он попросил закурить и только после этого потерял сознание.
Главной шуткой того лета была фраза: «Как там поживает энерджайзер?» И вот к этому энерджайзеру я и направлялся в реанимацию. Простого человека никто и никогда не пустит в реанимационное отделение. Ибо и вправду нечего ему там делать. Тем более нечего там делать подростку вроде меня. Однако не стоит забывать, в какой стране мы все живем. У моей мамы приятельница работает, где бы вы думали? Правильно. Именно в реанимации. Я бы не назвал это преступным сговором, но в святую святых меня пустили. Тем более за несколько минут до меня была пресса, а значит, покой пациента мой визит не сильно потревожит. Я вырос в маленьком и скучном городке. Скучным, с точки зрения событий поднимающих рейтинги новостных выпусков и тиражи столичных газет.
На моей памяти город Орел показывали по центральным каналам один раз. К нам приехал тогдашний президент Борис Николаевич, и это было важным событием. Насколько важным событием это было для людей, отвечающих за чистоту улиц, я даже боюсь представить. Есть у нашего народа привычка рисануться. В экономике жопа. Предприятия стоят, а мы метем улицы и красим бордюры к приезду важных господ. Что самое удивительное, важные дяди действительно обращают внимание на чистоту поребриков, мимо которых проносятся машины. К приезду первого президента были мобилизованы все солдаты срочной службы, дворники и пьяницы, загремевшие на 15 суток. Столько людей занимающихся уборкой территории я не видел больше никогда. Есть подозрение, что и не увижу. После того как президент покинул город провинциальные журналисты изнывали от скуки. Основным развлечением для них стали съемки репортажей о таких храбрых парнях как Чумба.
Одевая халат и белоснежные бахилы я ожидал увидеть, что угодно, но только не то, что увидел. Мне представлялись отрубленные конечности, брызги крови и перерубленные как сучья кости. В углу я обязательно ожидал увидеть обожженные культи чьих-нибудь ног. Нечего этого не было в коридоре. Не было этого и в палате.
Сашка лежал один в абсолютной чистоте и курил. Курил сосредоточенно и даже не обернулся когда я вошел к нему. Видимо успел избаловаться вниманием к собственной персоне. Разговор у нас вышел глупым. Я задавал идиотские вопросы, а он естественно давал такие же дежурные ответы. Что может чувствовать человек лишившийся кисти правой руки в пятнадцать лет? Что может чувствовать человек, обгоревший везде кроме лица?
- Ты знаешь, я мог ведь сдохнуть там. Никогда не вынимал сережек из ушей, а в тот вечер вынул. Балахон сгорел и татуировка блин. Только набил…
Саша старательно делал вид, что отсутствие руки его не беспокоит. Что жизнь продолжается и самое хорошее конечно впереди. Врачи удивлялись, как мог выжить человек, принявший на себя такую дозу электричества, а человек беспокоился по поводу балахона и татуировки. Я видел одежду, в которой он был в ту ночь. Его мама показала тряпки, подозрительно изменившие свой цвет. Черный балахон стал таким, словно на него плеснули отбеливатель. Врачи разрезали одежду на Сашке, потому что иного способа снять не было. Уже разрезанную снимали вместе с кожей. С Сашкиной восточной кожей. Я знаю, что на востоке водятся змеи, но Чумба не был змеей. Ему было больно. Больно до головокружительной тошноты. В тот раз он мне про это не сказал, как не сказал и потом. Он сказал, что врачи кололи обезболивающее, и ему было по фиг. Как может быть по фиг когда с тебя сдирают одежду вместе с кожей я не знаю и предпочитаю не знать. Я предпочитаю даже не знать, о чем он думал в той палате. Один среди синих стен. Одиноко лежащий и взирающий в потолок. Несколько суток на кодеине или чего там сейчас колют? Человек, который выжил после полета с нескольких метров, приняв такую дозу электричества, что хватило бы зарядить все сотовые телефоны нашего города. Ничего героического он, конечно же, не совершал, но вот трагического в его жизни хватало и без этой ночи.
После этой ночи трагического стало хватать чересчур. Настолько чересчур, что в итоге выплеснулось на окружающих. В тот же день я уехал в деревню, откуда его привезла машина со спецсигналом. Очередная электричка. Пять минут пешком, и я уже отчитывался его маме и брату, что с Саньком все в порядке. В порядке настолько, что он может себе позволить курить. Я уже ведь говорил, что пресса проведывала моего друга? Так вот сюжет смотрели всем семейством плюс соседка и я. Ситуация была бы комической если бы это было не со мной. Потому как соседку приглашали посмотреть новости таким тоном, словно Санек взял кубок Европы по футболу, ну или как минимум построил коммунизм в отдельно взятой деревне. В отдельно взятой деревне его, кстати, наверняка поминали крепким словом. Обесточил он жителей на целую неделю. Так что выпуск новостей с Чумбой в главной роли они не видели. С телеэкрана Сашка абсолютно серьезным тоном просил брата не красть провода и быть аккуратным. Про сетку с заборов он промолчал. Действительно, она же не под электричеством…
После просмотра выпуска новостей я с братом восходящей звезды телеэфира пошел курить. Брата звали Миша, но в наследство ему тоже досталось прозвище Чумба. С приставкой - младший.
- А я сегодня как раз собирался до трасформатора сходить…
- Ты Мишка видел, чем история с братом закончилась?
- Потому что надо не так делать было…
На самом деле история вовсе не закончилась, а только начиналась. Только место трансформеров в ней займут теперь бутылки с водкой. А комиксы будут благополучно сменены на коноплю. Это произойдет не сразу, но очень быстро. Уже через пару лет, когда Сашка все-таки окончит школу, его будут называть алкоголиком даже самые близкие друзья. Те друзья, которые будут пить вместе с ним самогонку. Те друзья, которые выпив бутылку пива, бегут покупать канистру самогона. То есть вы понимаете как он пил? Вы пробовали пить самогон? Настоящий деревенский самогон. У него ужасный привкус. Я слышал много раз, что сваренный для себя он бывает очень вкусен. Что там может показаться вкусным мне неведомо. Мне и не совсем понятно как его можно пить. Чумбе будет понятно. Будет понятно на столько, что каждый раз при встрече я буду всерьез опасаться за свою жизнь. Нет, он не кидался на людей, не пытался играть в воина-интернационалиста. Я буду просто бояться, что такие дозы алкоголя смертельны для человека. Вы же помните, что Сашка был очень любопытным человеком? Выйдя из больницы его любопытство, приняло чудовищные формы. Он решил поставить безумный эксперимент над самим собой. Эксперимент выражался в бесконечных возлияниях и головокружительных воскурениях. Хотя последнее интересовало его больше за компанию. Вы знаете ведь такие ситуации, когда за компанию можно, и пропустить стаканчик-другой? Затянуться косячком пару раз, а потом обнаружить себя тыкающим в вену тупой иголкой. Иголок, слава богу, не было. Сашка крайне брезгливо относился к шприцам. Я думаю, ему они надоели в больнице. Тогда нам по-прежнему было весело. Что может быть веселее похода за самогоном через заснеженное поле? Более того, Сашка несколько раз ходил даже на «дело». Как он сам любил говорить: «А чего теперь-то бояться?» Действительно, бояться было больше нечего. Да и судя по всему жить незачем…
Снег не спеша опускается на мою голову. Ветер метается по кладбищу как раненая крыса. Я стою без шапки и мерзну среди надгробий. Сигарета не спеша тлеет в моих руках, но я не курю. Я вспоминаю то время, когда мой друг учил меня плавать. Когда он вырезал из картона настоящих солдатиков. Когда рисовал простой шариковой ручкой очень смешные комиксы. Теперь его больше нет и этим летом, мы не пойдем ловить раков. Он не будет стрелять у меня сигареты. Он вообще больше ничего и никогда не будет. Я смотрю на покосившийся крест с его фотографией и думаю о том, что жизнь очень странная штука. Кто-то очень всемогущий подарил Сашке ещё один лишний день рождения. Ещё одну жизнь. Может быть, менее удобную, чем предыдущая. Но зато с колоссальным опытом.
Сашка был сильным человеком. Кисть его правой руки сгорела полностью. Он купил себе протез, но сверху всегда одевал перчатку. В самую страшную жару он носил кофты с длинным рукавом. Этими рукавами он скрывал от посторонних глаз страшные ожоги. Сильным он оставался до самого конца, потому что не прекращал улыбаться. Скорее всего, это была маска измученного человека. Я не уверен, что его детство можно назвать счастливым. Только дети в силу возраста обычно не понимают, что такое счастье.
Для нас с Сашей когда-то воплощением счастья были посиделки на пруду. Мы искренне любили копаться в песочнице, кататься на велосипедах и играть в догонялки. Самые обычные дети. И эти самые обычные дети превратились в чудовищ. Вы представляете себе, как выглядит поселок городского типа? Одна улица и какие-то отростки с островками асфальта. Этот асфальт наверняка помнит, как выглядит подошва у немецких сапог. В смысле у сапог немецкого солдата. Пара магазинчиков и заброшенный кинотеатр. Есть ещё памятник вождю мирового пролетариата. Чумба однажды не поленился и одел вождю на голову мусорное ведро. Постамент высотой в два метра. И плюс такой же рост у Владимира Ильича. Абсолютно гладкая поверхность. Я же говорю, было в Сашке что-то от обезьяны. Из развлечений есть ещё футбольное поле заросшее сорняками в человеческий рост. Единственная отдушина это дискотеки и самогонка. Сашка предпочитал последнее.
Я очень отчетливо помню нашу последнюю встречу. Мой диплом висел как домоклов меч. Выпускные экзамены грозили обернуться катастрофой. И я вместо того, что бы что-то учить поехал в деревню. Я так часто делал. В деревне с некоторых пор стало хорошо и тихо. Тихо как на кладбище. Друзья выросли и разъехались. А Сашка остался. Один, брошенный всеми нами в своем домике с заколоченными окнами. И искалеченной судьбой.
Вы видели когда-нибудь фотографии детей из концлагеря? Я видел. Однажды моя мама была в Европе и привезла оттуда тоненькую брошюрку. Текста там было на полсигареты, после просмотра фотографий хотелось скурить всю пачку. Так вот Сашка мог бы смело сниматься в фильмах про зверства фашистов. Он мог сделать на этом поприще неплохую карьеру. Тем более опыт работы на камеру у него имелся. Мы сидели и курили почти молча. Я с ужасом разглядывал его ноги толщиной в кисть руки младенца. А он просто курил и почему-то старался смотреть мимо меня. Мы просидели так минут десять. Почти ничего не сказали друг другу. И оба все понимали. Я отчетливо осознавал, что он скоро умрет, а он по-прежнему ПЫТАЛСЯ улыбаться. В его глазах была какая-то пустота, и отстраненность, словно он куда-то заглянул. Заглянул и увидел то, что не положено видеть людям. Подсмотрел, к примеру, как ангелы какают.
Через два месяца его не стало. Бог внял звону стаканов и прибрал Сашку к себе. Самогонка доделала то, что не удалось электричеству. В его смерти не было ничего геройского. Он просто встал пьяный ночью попить воды и упал. Упал он виском в угол стола. Может быть, кто-то другой и выжил бы. Скорее всего, даже выжил. Но не Чумба. Когда человек устает жить, ничто не может его спасти. Через год умрет его брат, отравившись стеклоочистителем. А ещё через несколько месяцев его мама замерзнет на улице. Замерзнет так, что милиции придется отдирать её одежду от черной земли. Нормальная такая история, не правда ли? Словно сюжет с одного тошнотворного канала.
Где похоронено его семейство мне неведомо. Я стою возле могилы Сашки и смотрю, как тлеет сигарета. Не моя сигарета, эта-то давно уже стлела. Я смотрю, как тлеет на земле его сигарета. Я так всегда делаю, когда прихожу на могилу к курящему человеку. Подкуриваю одну себе, а вторую мертвецу. Есть в этом что-то суеверное. Вряд ли этот дым ему поможет, но все же.
Снег уже засыпал полностью мою голову, и я с удивлением смотрю, на то как аккуратно снежинки ложатся вокруг окурка. Ни одна капля мерзлой жидкости не мешает Сашке курить с того света. Я проехал две тысячи километров, что бы посетить это место и в очередной раз посмотреть, как Сашка курит…Что бы вспомнить его смех и трансформеров из картона. Жаль, что у меня не сохранилось ничего на память от него. Если бы у меня были комиксы, я показал бы вам. Нет, правда, показал бы. И я уверен вам бы понравилось, как рисовал девятилетний ребенок. Ребенок, который лежит сейчас в могиле передо мной и курит сигарету. Ребенок, к которому я бегал в реанимацию и который больше никогда мне не улыбнется. Ребенок, которому было чуть за двадцать в момент смерти.
А еще я думаю о том, что фамилия у Сашки была - Журавлев, но почему-то никто и никогда его не называл Журавликом кроме моей бабушки. Она так и говорила: «Иди, там до тебя Саня Журавлик пришел». И я шел…