Дедушка
По вечерам я обычно открываю ноутбук и с головой ухожу в работу.
Мне всегда есть чем заняться: я отвечаю на письма заказчиков, веду переписку с дизайнерами, верстальщиками, прогаю, собираю все воедино, обрабатываю фотографии и делаю собственный сайт.
Иногда пишу в ЖЖ, это уже как приятное развлечение.
Целый день я жду, когда малыш заснет и начнется самая продуктивная часть дня.
Но сейчас я не могу работать, меня просто тошнит.
У меня есть дедушка, он старше 90 лет. После войны он женился, начал работать директором в школе (за работу директора давали существенную надбавку к жалованию) и преподавать географию, построил дом и у них с бабушкой родились трое дочерей. Моя мама самая младшая.
Можно было бы написать, что дедушка прошел войну, получил контузию и кавалерский орден. Но я не смогу, потому что никогда не слышала об обстоятельствах, при которых он все это получил. Дедушка не рассказывал про войну 42го года, не отвечал на просьбы школьников и уговоры собственных детей. Война это плохо. В этих воспоминаниях нет ничего такого, что можно было бы описать детям. Когда-то я испытывала досаду и считала, что дедушка просто отмазывается (Сания, напиши сочинение на три страницы о войне и я поставлю тебе пять за полугодие, расспроси дедушку), но сейчас хотя бы отдаленно представляю, почему он так делал.
Когда дедушка был директором, дети торчали в школе до 8 вечера. Их выгонял сторож, сами не уходили, потому что в школе были кружки, доп.занятия и вообще всякая движуха. Люди заканчивали эту деревенскую школу и поступали в МГУ на бюджет.
За всю свою жизнь мама один раз слышала, чтобы дедушка повышал голос - мама вынула у меня изо рта конфету. Конфета была шоколадная, у меня была аллергия, мама запрещала, но я как-то ухитрилась. Дедушка высказал возмущение таким нарушением прав человека.
Каждое утро меня наряжали в желтый костюмчик цыпленка и мы с дедушкой уходили гулять. Когда возвращались, дедушка поднимал меня на руки и показывал кукушку в часах - переводишь стрелки на пол-часа вперед и она - "ку-ку! ку - ку!". Часы мы довольно быстро испортили.
Дедушка уже давно никого не узнает.
Сегодня позвонила мама и сказала, что дедушке стало совсем плохо.
Я вернулась домой и Петя спросил, поеду ли я домой. Я ответила, что надо ехать, лучше вместе. На это Петя сказал, что это его не касается, он не едет и это не его дело. Мы поссорились.
Десять минут назад я случайно наткнулась на такую вещь, как Post-mortem photography. Гугл вам все покажет.
Я всегда твердила себе, что смерть это нормально, что ничего страшного в этом нет. Но я не могу принять смерть, я только забываю о ней, когда она достаточно далеко и впадаю в панику и утопаю в страхе, когда она пододвигается слишком близко.
Я думала, что отказалась от понятий "правильный" и "неправильный", но поняла, что мне просто везло: жизнь удачно текла по узкому желобку моих представлений о норме и не выходила из берегов. Но она может вырваться в любой момент, как сегодня в разговоре с мужем и мне захочется швыряться обручальными кольцами и лежать лицом в пол.
И поскриптум.
Как каждая тварь дрожащая, которая, как оказалась, боится смерти, я верю в Бога и силу коллективной молитвы.
Мне всегда есть чем заняться: я отвечаю на письма заказчиков, веду переписку с дизайнерами, верстальщиками, прогаю, собираю все воедино, обрабатываю фотографии и делаю собственный сайт.
Иногда пишу в ЖЖ, это уже как приятное развлечение.
Целый день я жду, когда малыш заснет и начнется самая продуктивная часть дня.
Но сейчас я не могу работать, меня просто тошнит.
У меня есть дедушка, он старше 90 лет. После войны он женился, начал работать директором в школе (за работу директора давали существенную надбавку к жалованию) и преподавать географию, построил дом и у них с бабушкой родились трое дочерей. Моя мама самая младшая.
Можно было бы написать, что дедушка прошел войну, получил контузию и кавалерский орден. Но я не смогу, потому что никогда не слышала об обстоятельствах, при которых он все это получил. Дедушка не рассказывал про войну 42го года, не отвечал на просьбы школьников и уговоры собственных детей. Война это плохо. В этих воспоминаниях нет ничего такого, что можно было бы описать детям. Когда-то я испытывала досаду и считала, что дедушка просто отмазывается (Сания, напиши сочинение на три страницы о войне и я поставлю тебе пять за полугодие, расспроси дедушку), но сейчас хотя бы отдаленно представляю, почему он так делал.
Когда дедушка был директором, дети торчали в школе до 8 вечера. Их выгонял сторож, сами не уходили, потому что в школе были кружки, доп.занятия и вообще всякая движуха. Люди заканчивали эту деревенскую школу и поступали в МГУ на бюджет.
За всю свою жизнь мама один раз слышала, чтобы дедушка повышал голос - мама вынула у меня изо рта конфету. Конфета была шоколадная, у меня была аллергия, мама запрещала, но я как-то ухитрилась. Дедушка высказал возмущение таким нарушением прав человека.
Каждое утро меня наряжали в желтый костюмчик цыпленка и мы с дедушкой уходили гулять. Когда возвращались, дедушка поднимал меня на руки и показывал кукушку в часах - переводишь стрелки на пол-часа вперед и она - "ку-ку! ку - ку!". Часы мы довольно быстро испортили.
Дедушка уже давно никого не узнает.
Сегодня позвонила мама и сказала, что дедушке стало совсем плохо.
Я вернулась домой и Петя спросил, поеду ли я домой. Я ответила, что надо ехать, лучше вместе. На это Петя сказал, что это его не касается, он не едет и это не его дело. Мы поссорились.
Десять минут назад я случайно наткнулась на такую вещь, как Post-mortem photography. Гугл вам все покажет.
Я всегда твердила себе, что смерть это нормально, что ничего страшного в этом нет. Но я не могу принять смерть, я только забываю о ней, когда она достаточно далеко и впадаю в панику и утопаю в страхе, когда она пододвигается слишком близко.
Я думала, что отказалась от понятий "правильный" и "неправильный", но поняла, что мне просто везло: жизнь удачно текла по узкому желобку моих представлений о норме и не выходила из берегов. Но она может вырваться в любой момент, как сегодня в разговоре с мужем и мне захочется швыряться обручальными кольцами и лежать лицом в пол.
И поскриптум.
Как каждая тварь дрожащая, которая, как оказалась, боится смерти, я верю в Бога и силу коллективной молитвы.