В защиту русской демократии
Брусники не собирали и образовали конституционно-демократическую партию.
Очень естественно.
Розанов
В последние годы многие достойные представители русского движения стали заявлять себя если не радикальными либералами, то безусловными демократами. Скептическая оценка названных учений патриотическими авторами поумнее перетекла в недвусмысленное одобрение. Авторы поглупей, певшие ранее дифирамбы политическим суровостям, по-видимому, не смогли перестроиться, и ощутив "когнитивный диссонанс", продолжают воспевать кнут и сапог со всею наивностью. Наблюдается прискорбная картина непонимания и розни, которую упомянутые авторы поумнее, увы, не стремятся сгладить, резко отвергая всех хулителей святой свободы и блаженной демократии. А между тем, можно было бы подать "демократию" не как некий религиозный принцип, но как простую, азбучно ясную, прагматическую меру. Тогда, глядишь и сталиносрачи бы поутихли; более или менее русских людей в полку сталинистов поубыло бы.
Вдохновясь такими вот соображениями гнилого соглашательства, прохладно при том относясь к разным освобожденческим идеям как таковым, я предлагаю следующие демократические доводы, которые, полагаю, может принять и недемократ.
Во-первых, демократия, свобода, "наибольшее счастье для наибольшего числа людей" и т.д. служат последние 60-100 лет каноническими именами политического "добра". (Если кто припомнит "фашистов", то укажем ему, что, например, при Гитлере был принят закон против жестокого обращения с животными). Иного попросту не дано. Существуя в реальном мире политического дискурса --- заданного современным Западом --- мы не можем говорить в каких-то других терминах, не неся огромных потерь. Чего бы мы не требовали и не хотели --- а по традиции публичной политики желаемое предполагается нравственным --- мы должны объявить его добрым, демократическим, если желаем быть в этом публичном дискурсе воспринятыми не как дикари. Человек, прославляющий Сталина, или хоть Новое Средневековье, не может быть глоткой ни одной приличной партии, хоть бы и "крайне левой", "крайне правой". Предел для последних, к примеру, такой: "мы за демократию-мир-дружбу в Европе для белых, и в Африке --- для черных". Слово же "Сталин" всегда будет истолковано не в духе наивного позднесовецкого консерватизма a la дядя Зю, как надеются многие наши дурачки, но --- в лучшем случае --- как символ тюрьмы и лагеря при левом правительстве, а в худшем --- просто как каннибализм и зверство. А ведь "лагерь" никак не может быть стержнем публично оглашаемой политической программы! Более того, отказываясь от демократического дискурса, мы отказываемся от гигантского массива освобожденческой демагогии, которую иначе можем выгодно применить.
Быть гласным противником демократии в современном парламенте или у его стен --- это хуже, чем быть радикальным борцом с христианской моралью лет 150 назад. Эдакой партией ницшеанцев. Очевидно, что если удается убедить оппозицию стать на такую скользкую почву, то дело последний во многом проиграно. Потому, кстати, путинцы заботливо снабжают русских "иконами" Гитлера и Сталина.
Во-вторых, "демократия" обладает рядом полезных свойств. Например, положительной самоприменимостью. Если вы, допустим, требуете массовых расстрелов, в вас именно расстреливают, то в глазах цивилизованного мира ваши требования покажутся скорее выполненными, чем попранными. Кто станет разбирать, что расстрела вы просили непременно по вашим спискам? Наоборот, похвалят непредвзятость властей. Так что для друзей свободы есть иногда свобода, а для врагов, как известно, нет. Кроме того, демократические требования не вполне определены, и всегда сохраняется возможность требовать больше демократии. Ask for more, так сказать. Демократическую оппозицию никак не возможно лишить почвы, "выполнив" ее требования. Просто потому, что несвобода в природе вещей, и борьба за свободу всегда возможна. Наконец, та же нечеткость демократических идеалов позволяет подать под их оболочкой весьма широкий круг идей. Что особенно важно при отсутствии еще в русском движении единодушия.