Подлые твари. История вторая.
Наталья Бармина.
Года три назад мне позвонил наш знакомый из славного города Александрова и сообщил, что одна семья с тремя детьми ищет работу и пристанище. Услышав про детей, мы обрадовались. Я вообще по жизни как-то недонянькалась. Вечная работа, жёсткий режим, и сына-то видела нечасто, а внучку вообще не держала на руках - родители-сектанты отрезали меня от неё напрочь.
Жила Наталья в самом центре старой части города, в Александровской Слободе, в небольшом доме, состоящим из одной комнаты и кухни, со своим бой-френдом, здоровенным амбалом с уголовным прошлым, который в свободное время под руководством своей подруги вышивал крестиком (Это рукоделье они даже захватили в деревню). Был он существенно моложе её. Три девочки, старшей 9 лет и две совсем крохи были чистыми ангелами. Они являли собой тот нечасто ныне встречающийся славянский тип, сохранившийся, вероятно, ещё со времён Ивана Грозного: ярко-голубые глаза и слегка вьющиеся льняные волосы. Более красивых детей мне встречать не приходилось.
У Натальи была ещё старшая дочь, которая жила отдельно и нянчилась уже со своим ребёнком. Кроме амбала, абсолютного бездельника, в этой семье проживал ещё один человек - друг семьи, неизвестно откуда приблудившийся парень лет двадцати пяти, с уродливым кривым носом , который хоть как-то помогал Наталье по хозяйству.
Приехали, разместились, получили продукты, расположились под навесом за большим столом, и больше из-за этого стола они не выходили. (Единственное исключение - периодическая работа друга семьи по укладке сена, которую, по окончании работ, мы оплатили семье отдельно в полном объёме согласно имеющейся договорённости.)
Привычная для этой публики атмосфера ничегонеделанья, какой-то пустой болтовни, перекуров и перекусов, бесцельного болтанья туда-обратно - наблюдать это было достаточно тягостно. Мы с этим мирились и старались, как могли, подкормить ребятишек правильным молоком и свежими фруктами. Еду на всех готовила старшая девочка, а младшие, в коротких рубашонках, с голыми писями, бегали между взрослыми, возились под столом, лазили по лавкам и забирались на колени всем подряд. Если одна из них начинала капризничать, амбал прихватывал её двумя пальцами сзади за шейку, поднимал над полом и несколько раз резко встряхивал, хорошим матом объясняя ей, что так себя вести не следует. Дети были не его, и, понятное дело, жалко ему их не было. Наталье с её молодыми друзьями для счастья не хватало одного - алкоголя. (У нас навечно провозглашён сухой закон, и народ прекрасно понимал, что нарушать его не следует!).
На следующий после прибытия день, Наталья попросила о помощи - спрятать от мужа-изверга её старшую дочку, которую тот сильно избил. Поехали за этой женщиной, привезли её с грудным ребёнком. Она оказалось барышней лет 16 -17, не больше, лицо у неё было всё синее, глаз не видно. Несколько дней Маша мёртво спала, затем начала потихоньку приходить в себя и заниматься дитём. По мере схождения синяков, из-под убитого лица начала проглядывать совершеннейшая красавица. Мы все радовались её возвращению к жизни и вместе с ней строили планы, как хорошо и спокойно она сможет здесь проживать. Но тут приехал её муж - азербайджанец - маленькое кривоногое прыщавое существо, совершенно законченный наркоман. Он привычно отходил свою благоверную по физиономии, забрал коляску с ребёнком, запихнул их в раздолбанную машину, набитую такими же уродами, как и он сам, и они отбыли. Позже Наталья рассказала, что дочь сама позвонила мужу, потому что у неё началась наркотическая ломка.
Наталья со своим дружком тоже надолго у нас не задержалась. Под каким-то предлогом они свалили в родной город, оставив детей на попечение друга семьи. На следующий после их отъезда день, прохожу по двору и вижу, что старшая девочка бежит от бани к рабочей кухне с какими-то вещами, сама не своя.
Спрашиваю: «Танечка! Что случилось? Ты куда бежишь? Что у тебя в руках?»
У неё зуб на зуб не попадает: «Нет, нет! Всё нормально! Это дядя попросил постирать ему джинсы и принести полотенце в баню!»
Мне от этого разговора что-то совсем поплохело. Я окликнула мужа, он забрал у девочки полотенце и отправился в баню сам, посмотреть, что там происходит. Открывает дверь, а там, лицом ко входу, абсолютно голый, раздвинув ноги, сидит этот урод и ждёт девочку!
Дальнейшие события развивались стремительно. Уже через несколько минут святое семейство со всеми вещами было погружено в машину и отвезено к матери. Я подробнейшим образом рассказала Наталье о произошедшем и посоветовала безотлагательно расстаться с так называемом другом семьи. Мамаша была поддатая: «Да, да, конечно!»
Пожив с этим знанием ещё один день, и, поняв, что дело это так оставлять нельзя, я отправилась в прокуратуру. Попала на приём к главному прокурору Шайкину и рассказала ему эту историю. Тот энтузиазма не проявил, сделал предположение о том, что дело это труднодоказуемое, и посоветовал обратиться в милицию.
Вернулась домой, написала длинное заявление в милицию, перечитала его и поняла, что, действительно, никаких доказательств у меня нет - одни эмоции! Ещё удерживала мысль: "Ну, подниму я волну, заберут этих малышек в детдом. Что там их ждёт?" Ситуация была совершенно нерешаемая. Оставалось полагаться на благоразумие матери. Тут навалился сенокос, и я потеряла эту несчастную семью из вида.
Год спустя случайно узнала, что дом Натальи сгорел, погибли её дети, а друг семьи, устроивший этот поджёг, находится в розыске.
Я не знаю, и не хочу знать никаких подробностей, я не знаю, осталась ли жива сама Наталья, и кто именно из этих ангелов небесных сгорел живьём. Я казню себя чёрной казнью за то, что не довела этого дела до конца, хотя прекрасно понимаю, что любые усилия были бесполезны: как, ну как защитить этих детей, если гадина-мать сама этого сделать не захотела?
PS С тех пор, когда я вижу, как показывают по телевизору очередную мамашу, размазывающую по опухшей роже пьяные слёзы и взывающую к великодушной общественности о помощи в оставлении с ней детей, я ощущаю, как у меня на загривке шерсть встаёт дыбом, вырастают клыки, а в душе набухает неистребимое чёрное желание: впрыгнуть в заэкранное пространство, вцепиться в горло этой мерзкой твари и, молча: Рвать! Рвать!! Рвать!!! его в клочья, пока эта гадина - не сдохнет!
Года три назад мне позвонил наш знакомый из славного города Александрова и сообщил, что одна семья с тремя детьми ищет работу и пристанище. Услышав про детей, мы обрадовались. Я вообще по жизни как-то недонянькалась. Вечная работа, жёсткий режим, и сына-то видела нечасто, а внучку вообще не держала на руках - родители-сектанты отрезали меня от неё напрочь.
Жила Наталья в самом центре старой части города, в Александровской Слободе, в небольшом доме, состоящим из одной комнаты и кухни, со своим бой-френдом, здоровенным амбалом с уголовным прошлым, который в свободное время под руководством своей подруги вышивал крестиком (Это рукоделье они даже захватили в деревню). Был он существенно моложе её. Три девочки, старшей 9 лет и две совсем крохи были чистыми ангелами. Они являли собой тот нечасто ныне встречающийся славянский тип, сохранившийся, вероятно, ещё со времён Ивана Грозного: ярко-голубые глаза и слегка вьющиеся льняные волосы. Более красивых детей мне встречать не приходилось.
У Натальи была ещё старшая дочь, которая жила отдельно и нянчилась уже со своим ребёнком. Кроме амбала, абсолютного бездельника, в этой семье проживал ещё один человек - друг семьи, неизвестно откуда приблудившийся парень лет двадцати пяти, с уродливым кривым носом , который хоть как-то помогал Наталье по хозяйству.
Приехали, разместились, получили продукты, расположились под навесом за большим столом, и больше из-за этого стола они не выходили. (Единственное исключение - периодическая работа друга семьи по укладке сена, которую, по окончании работ, мы оплатили семье отдельно в полном объёме согласно имеющейся договорённости.)
Привычная для этой публики атмосфера ничегонеделанья, какой-то пустой болтовни, перекуров и перекусов, бесцельного болтанья туда-обратно - наблюдать это было достаточно тягостно. Мы с этим мирились и старались, как могли, подкормить ребятишек правильным молоком и свежими фруктами. Еду на всех готовила старшая девочка, а младшие, в коротких рубашонках, с голыми писями, бегали между взрослыми, возились под столом, лазили по лавкам и забирались на колени всем подряд. Если одна из них начинала капризничать, амбал прихватывал её двумя пальцами сзади за шейку, поднимал над полом и несколько раз резко встряхивал, хорошим матом объясняя ей, что так себя вести не следует. Дети были не его, и, понятное дело, жалко ему их не было. Наталье с её молодыми друзьями для счастья не хватало одного - алкоголя. (У нас навечно провозглашён сухой закон, и народ прекрасно понимал, что нарушать его не следует!).
На следующий после прибытия день, Наталья попросила о помощи - спрятать от мужа-изверга её старшую дочку, которую тот сильно избил. Поехали за этой женщиной, привезли её с грудным ребёнком. Она оказалось барышней лет 16 -17, не больше, лицо у неё было всё синее, глаз не видно. Несколько дней Маша мёртво спала, затем начала потихоньку приходить в себя и заниматься дитём. По мере схождения синяков, из-под убитого лица начала проглядывать совершеннейшая красавица. Мы все радовались её возвращению к жизни и вместе с ней строили планы, как хорошо и спокойно она сможет здесь проживать. Но тут приехал её муж - азербайджанец - маленькое кривоногое прыщавое существо, совершенно законченный наркоман. Он привычно отходил свою благоверную по физиономии, забрал коляску с ребёнком, запихнул их в раздолбанную машину, набитую такими же уродами, как и он сам, и они отбыли. Позже Наталья рассказала, что дочь сама позвонила мужу, потому что у неё началась наркотическая ломка.
Наталья со своим дружком тоже надолго у нас не задержалась. Под каким-то предлогом они свалили в родной город, оставив детей на попечение друга семьи. На следующий после их отъезда день, прохожу по двору и вижу, что старшая девочка бежит от бани к рабочей кухне с какими-то вещами, сама не своя.
Спрашиваю: «Танечка! Что случилось? Ты куда бежишь? Что у тебя в руках?»
У неё зуб на зуб не попадает: «Нет, нет! Всё нормально! Это дядя попросил постирать ему джинсы и принести полотенце в баню!»
Мне от этого разговора что-то совсем поплохело. Я окликнула мужа, он забрал у девочки полотенце и отправился в баню сам, посмотреть, что там происходит. Открывает дверь, а там, лицом ко входу, абсолютно голый, раздвинув ноги, сидит этот урод и ждёт девочку!
Дальнейшие события развивались стремительно. Уже через несколько минут святое семейство со всеми вещами было погружено в машину и отвезено к матери. Я подробнейшим образом рассказала Наталье о произошедшем и посоветовала безотлагательно расстаться с так называемом другом семьи. Мамаша была поддатая: «Да, да, конечно!»
Пожив с этим знанием ещё один день, и, поняв, что дело это так оставлять нельзя, я отправилась в прокуратуру. Попала на приём к главному прокурору Шайкину и рассказала ему эту историю. Тот энтузиазма не проявил, сделал предположение о том, что дело это труднодоказуемое, и посоветовал обратиться в милицию.
Вернулась домой, написала длинное заявление в милицию, перечитала его и поняла, что, действительно, никаких доказательств у меня нет - одни эмоции! Ещё удерживала мысль: "Ну, подниму я волну, заберут этих малышек в детдом. Что там их ждёт?" Ситуация была совершенно нерешаемая. Оставалось полагаться на благоразумие матери. Тут навалился сенокос, и я потеряла эту несчастную семью из вида.
Год спустя случайно узнала, что дом Натальи сгорел, погибли её дети, а друг семьи, устроивший этот поджёг, находится в розыске.
Я не знаю, и не хочу знать никаких подробностей, я не знаю, осталась ли жива сама Наталья, и кто именно из этих ангелов небесных сгорел живьём. Я казню себя чёрной казнью за то, что не довела этого дела до конца, хотя прекрасно понимаю, что любые усилия были бесполезны: как, ну как защитить этих детей, если гадина-мать сама этого сделать не захотела?
PS С тех пор, когда я вижу, как показывают по телевизору очередную мамашу, размазывающую по опухшей роже пьяные слёзы и взывающую к великодушной общественности о помощи в оставлении с ней детей, я ощущаю, как у меня на загривке шерсть встаёт дыбом, вырастают клыки, а в душе набухает неистребимое чёрное желание: впрыгнуть в заэкранное пространство, вцепиться в горло этой мерзкой твари и, молча: Рвать! Рвать!! Рвать!!! его в клочья, пока эта гадина - не сдохнет!