Евгений ГЕРАСИМОВ "Фазендейро из Голозадовки" ч.2
Сдадим в аренду колхозу
Не слышал, да и сам не встречал в России человека, который бы отказался от земельного пая, когда расхватывали колхозно-совхозные, а по существу общенародные пашни. Расхватывали землю все: колхозники и учителя, врачи и почтальоны, доярки и продавщицы, директора и сторожа. 95% новых фазендейро никогда не пахали и ничего не сеяли. Паи взяли, но работать на своих клочках не собирались.
Каждый новоявленный собственник думал: «Сдам землю в аренду колхозу, пусть пашет, а я буду получать арендную плату и жить припеваючи. Зачем работать?»
И ведь сдавали, получали за паи тонны зерна, сена, картофеля! Сбылась мечта халявщиков -- есть, не работая!
Лично у меня в погребе, в Тольятти, один такой арендодатель хранил много лет картошку до 2 тонн, полученную в качестве платы за пай поливной земли у села Белозерки. Картошку фазендейро вез ко мне, а зерно не брал: негде хранить. За зерно он брал с арендатора деньги.
Приехал лет 10 назад к знакомому сельчанину на юге области и увидел, что сусеки в амбаре доверху засыпаны зерном.
-- Почем пшеницу покупал?
-- Не покупал, это арендная плата за землю. На днях вот получил. Держу амбар открытым, вроде чуть влажновато зерно-то. Пусть обдувает ветерком, -- радостно ответил он.
Зажили наши крестьяне, словно в сказке о золотой рыбке. И рыбку ведь имели: ею был колхозный председатель. И конец этой идиллии точно такой же: в сказке рыбка, вильнув хвостом, уплыла, не захотела быть в услужении у корыстной старухи, а в жизни -- деру дали председатели и директора развалившихся колхозов и совхозов.
Да и как тут не разориться: господдержки нет, купить технику не на что, а старая разваливается, ценовой паритет и при социализме был не в пользу сельчан, а при Ельцине стал вообще диким.
А тут новая напасть на колхозы-совхозы. На агропредприятия навалилась многомиллионная армия арендодателей, стала высасывать последние соки. Наша говядина не может на равных конкурировать с бразильской или аргентинской, где коровники не нужны и круглый год скот пасется на травке, не говоря уже о кенгурятине, которую наши бизнесмены перерабатывают на сервелат. Границы открыты, пошлины на импорт мизерные, масса продовольствия ввозится вообще контрабандно. Продукцию нашим крестьянам в таких условиях реализовывать сложно.
В юности много лет я и мои сверстники от зари до зари, а это 12-14 часов, работали в полях и на току. Работали без выходных и праздников. Сколько же мы, подростки, зарабатывали за 3-4 летних месяца? 100-120 трудодней. Взрослым фактически этих палочек на бумажке чуть побольше -- 140-150 трудодней -- начисляли. Только один раз на моей памяти в урожайный год было выдано по 500 граммов на трудодень пшеницы. Обычно трудодень оценивался в 200-300 граммов зерна, и больше ничего. Поел похлебки в обед -- оставался должен колхозу. Не зарабатывалитали люди за день тяжелого труда даже миску похлебки с куском хлеба в колхозе имени Азина.
А тут при Ельцине, без всякого труда, часто просто посторонние колхозу люди волокли тоннами продукцию. Я за лето не мог заработать один мешок ржи в колхозе, а мой приятель, вазовец, ни дня не работавший в совхозе «Белозерский», получал по 10-15 мешков пшеницы и 30-40 мешков картошки за земельный пай покойной тещи. Фазендейро тольяттинский жил не тужил, много лет продавая картофель и пшеницу из Белозерок.
Я много лет просто дивился такой реформации, которую приняли на ура сельские жители, приветствуя гибель колхозов и совхозов.
-- Колхоз «Союз» скончался, я вот лошадь взял в счет заработка! -- без сожаления в голосе много лет назад изрек русский мужик, 50 лет проработавший в колхозе. Лошадь потом у него украли.
Мне же было жалко родной колхоз и сельских жителей, клюнувших на халяву и активно грабящих умирающий колхоз: имени Азина -- «Малалла» -- «50 лет Октября» -- «Союз». Колхоз много раз менял названия при объединении и разъединении, а два года назад окончательно крякнул.
Больше пашню у пайщиков-фазендейро никто не арендовал, а власти стали настойчиво теребить земельный налог. Что оставалось делать мелким собственникам?
По справедливости-то надо было оставить землю в общественной собственности, ведь земля-то досталась крестьянам от дедов и прадедов. Принять на этот счет коллективное решение, зафиксировать его на бумаге.
Но цель-то у реформаторов была другая -- уничтожение крестьянства как класса, ликвидация русских сел и деревень, да еще с помощью… самих крестьян. Правительство протащило через Госдуму закон, разрешающий куплю-продажу земель. Что сделало бывшее колхозно-совхозное крестьянство? Оно стало массово продавать свои клочки по 30-40 долларов за гектар. Селяне поступали точно так же, как горожане со своими ваучерами: продали ваучеры за поллитровки или собственноручно отдали жулью из всяких фондов. Хитроватые крестьяне получили за бумажки чуть больше, по 100-200 долларов за пай.
Бабушка -- и без нефтяной трубы?
Когда халявщикам-фазендейро показали кукиш, то они стали принюхиваться: что можно урвать со своего клочка, как без труда получать барыши.
Во многих местах нашей области есть месторождения хороших глин для кирпича, строительных песков и даже небольшие залежи нефти. Вот эти земли и пытаются застолбить в собственность ушлые люди, чтобы потом пожизненно драть аренду с разработчиков месторождений. И надо сказать, это у них получается. Этим делом, как правило, занимаются успешно бывшие руководители, межуя отруба от колхозно-совхозных полей.
В Ставропольском районе -- месторождения песка и глины, в Сергиевском и Челно-Вершинском районах -- небольшие залежи нефти.
Стремление жительницы бывшего совхоза «Кутузовский» Морозовой принять горячее участие в дележе арендной платы за землю у нефтяной скважины привело к скандалу и судебному разбирательству. Суд оштрафовал бабушку на 500, а газету коммунистов «Рабочая трибуна» -- на 50 тысяч рублей за поддержку рваческих настроений.
По моему убеждению, арендная плата от разработки месторождений должна идти только в госбюджет, а не в чьи-то карманы. В селах зреет недовольство рвачами, а такие примеры есть в любом районе Самарской области: кто-то огородил сельский пруд, кто-то прибрал к рукам дубраву….
Продам родину и... в батраки
Бывшие колхозники поняли, что в одиночку сельхозмашины им не купить. Как можно даже в среднем селе разместить 200-300 комбайнов, тракторов, по 200-300 сцепов борон и культиваторов, сеялки и веялки?
Слава Богу, что их нет в селе в таком количестве и не будет никогда, иначе разместить на улицах и на огородах такую ораву техники было бы невозможно. Не только не проедешь -- не пройдешь.
Нет у единоличников и складов, куда можно поместить урожай, хотя бы на семена.
Радовались землевладельцы недолго. Пока колхозы, а вернее, председатели брали у них землю в аренду да еще платили, все радовались: вот настоящая жизнь наступила! Но колхозы, полностью лишившись господдержки, не смогли содержать такую ораву дольщиков.
Вспомним Некрасова: «Работаешь один, а как работа кончится, глядишь, стоят три дольщика: Бог, царь и господин».
Двести лет назад русский крестьянин с трудом кормил трех дольщиков. Крестьяне бросали родные домишки и тысячами бежали на Дон, в Сибирь и даже на Север. И это от трех дольщиков. А тут у каждого колхоза и совхоза -- тысячи дольщиков.
Я очень удивлялся и был возмущен тем, что почти 20 лет назад руководители колхоза имени Чапаева Кошкинского района разграбили его прямо за неделю. Колхоз-то был подшефным. За счет завода в этом колхозе поставлено очень много хозпостроек, проведена асфальтированная дорога до села. А тут грабеж пришельцами, пришлыми руководителями: председатель колхоза, агроном, зоотехник.
Что они сделали? Они разделили колхозное стадо (пришлось по 7 коров), зарезали их летом, в дойный период, мясо увезли в Самару и продали. Деньги -- в карман. Приватизировали и продали коттеджи, трактора и автомашины, остался в колхозе железный хлам. С деньгами сбежали в Самару, где-то торгуют китайским барахлом и сейчас.
Теперь, 20 лет спустя, я думаю, что, может, председатель колхоза имени Чапаева был доктором или академиком от экономики, когда в те далекие годы понял: раздаст сельсовет землю единоличникам -- крах колхозу. Вовремя смекнул и сбежал со своей шайкой, продав почти все движимое имущество колхоза. К чему им земельные паи? Лучше положить деньги в карман и сбежать. И сбежали.
Как обстоят дела с земельными паями в селах под Тольятти? Когда власти стали принуждать владельцев размежевать колхозную землю да платить налог, новоявленные фазендейро задумались: за межевание надо платить, а сдать землю в аренду -- нет арендаторов, сдать некому.
Народ массово стал сдавать бумажки, выданные сельсоветами в конце XX века. Продажей эту сдачу назвать нельзя: 20-40 долларов за гектар чернозема -- это же в сотни раз дешевле реальной стоимости. Халявно получили -- за копейки продают.
Но если при царизме каждые 12 лет дележу подлежала только пашня сельской общины, а овраги, пастбища, сенокосы, дубравы, пруды, озера, болота оставались в общей собственности, то теперь всё и вся растаскивается по паям.
А это значит, что сельчане, продавая свои паи, продают сенокосы, пастбища, ягодные поляны, пруды и озера с карасями. К примеру, жители моего родного села почти поголовно продали свои паи по цене 1000 рублей за гектар, продали свою и мою малую родину.
Когда спрашиваешь: «А кому продали?», то все отвечают, что не знают, знает только бывший председатель Григорьев, который был посредником при купле-продаже колхозных полей.
Идти и беседовать с Григорьевым -- это все равно что плюнуть себе в душу. Ведь его отец Николай Григорьев и дядя Иван Григорьев в юности были моими друзьями. А сын сыграл роль троянского коня.
Встречал я изменников Родины, предавших Отечество в годы войны по шкурным мотивам, в Мексике -- в 1965 году, в Индии -- в 1975-м. Но неприятно было беседовать с этими подонками. Обменявшись одной-двумя фразами, поворачивался и уходил.
По этой причине я не пошел к Григорьеву узнавать, кто сегодня стал помещиком в Новом Аделякове.
Давно продал земельный пай в совхозе «Белозерский» и мой сослуживец по АВТОВАЗу. Теперь бывшим колхозникам, бывшим землевладельцам одна дорога -- в батраки.
Колхозы -- плохо! Даешь латифундизацию!
Взяв курс на ликвидацию колхозов, российское правительство взяло курс на ликвидацию крестьянства на селе. Сегодня новоявленным помещикам крестьянин и не нужен, им нужен сельский пролетарий - безропотный батрак. Возьмите сегодня любое фермерское хозяйство. Кто там работает? Гастарбайтеры, уголовники и бомжи.
Не понаслышке я это знаю, а сам, хотя и не фермер, бок о бок живу с таким батрацким контингентом аж 20 лет. Было время, когда на ферме ошивалось сразу несколько отсидевших головорезов: кто одного убил, а кто и двух человек. Как вести себя с такими озверевшими людьми, которые, напившись, вообще становятся безбашенными? Инструкций, наставлений нет, а убийцы вокруг меня. У фермера-то есть двустволка, заряженная волчьей картечью, а у меня ничего.
Вот такой контингент живет в будках, сараях и даже землянках на фермерских отрубах. Такие люди, если и были крестьянами, то, отсидев в лагере, никогда уже ими не станут.
Это при колхозах-совхозах на селе сохранялся крестьянский уклад: свой дом, огород, корова, свиньи, птица. Сохранялись общинность и взаимовыручка. Российский крестьянин и при колхозах-совхозах оставался крестьянином.
Теперь, когда городские буржуа скупают земли целых районов, а то и областей, создавая огромные поместья, места крестьянам на селе не будет. У них отнимут всё: пастбища, покосы, леса и даже водоемы. Они всё за копейки сами продали. Латифундистам нужны батраки, притом безработные.
Скупают земли банковские воротилы и крупные госчиновники, да ладно, если бы были свои, российские. Бурную активность проявляет иностранный капитал, скупая чернозем целых районов.
Вспомните картинку по телевизору: Путин кормит теленка молоком из бутылочки где-то под Курском, а кругом шалаши-коровники из… жести. Какой-то проходимец, кажется, из Голландии, взял кредит 30 млн. долларов в российском банке под гарантии правительства РФ, закупил шалаши в Западной Европе и несколько десятков буренок.
30 миллионов долларов чистогана хватило на всех: банкиры получат деньги с процентами, да не от иноземца, а от Центробанка России, чиновники, провернувшие эту аферу, получили несколько миллионов откатных, аферист ведь тоже не дурак -- при закупке шалашей и скотинки «за бугром» тоже кое-что оставил там на своих счетах. Мало того, под шалаши и выгоны иностранцу отведены тысячи гектаров курских черноземов. Батрачить в железных шалашах предстоит русским мужикам и бабам.
Недавно в губернских теленовостях показали сюжет: индус купил под Самарой несколько тысяч гектаров пашни и неудобий, завез около тысячи калмыцких коровенок. Коровы в Калмыкии, конечно, беспородные, чуть-чуть побольше козы, но неприхотливые и стойко переносят морозы.
Каким-то образом этот колонизатор завладел добротной колхозной фермой. Буренки в кадре разгуливают по огороженному двору.
-- Вот теперь работа начнется, налоги пойдут в бюджет! -- изрек довольный местный чиновник.
Я же горько подумал, что индус-то пока один, но через 10 лет их там будет целая колония. Словом, прощай, русская земля, прощай, Россия!
Россия начала латифундизацию сельского хозяйства -- драматический и кровавый переворот в деревне. Процесс коллективизации покажется детской забавой по сравнению с насаждением на просторах страны крупного помещичьего землевладения в XXI веке. Причем помещиками станут в основном иностранцы, а батраками -- русские, мордва, чуваши.
Помогли этому процессу и сами российские крестьяне: хапали из колхозов-совхозов незаработанную продукцию, громили и растаскивали фермы, мастерские, склады, тащили железо и шифер с крыш, выдирали «с мясом» окна и двери, разбирали строения по кирпичику и тащили всё на свои подворья, выдирали кранами даже фундаментные блоки.
Горестно видеть разгромленные животноводческие фермы, когда едешь по Самарской и соседним областям. Весь этот разгром произвели не иностранцы, не горожане, а сельчане.
Года два назад я объехал фермы, мехмастерские и склады колхоза в селе Ново-Аделяково Самарской области. Постройки обветшали немного, но при уходе могут служить ещё сотню лет. Однако внутри всё пусто: нет никакой живности, у мастерской два трактора и всюду тишина… Колхоз «Союз» агонизировал долго -- 20 лет. Именно столько он обрабатывал чужие земли. Отняли свои же колхозники, хотя и по указке сверху.
Но у погибшего безземельного колхоза остались постройки и кое-какая техника: станки в мехмастерской, сортировочное оборудование на току и даже два исправных трактора. Общая стоимость зданий, ферм и оборудования -- 300 млн. рублей. Не успел всё распродать бывший председатель Григорьев. На защиту остатков колхозного добра встала сельская женщина-бухгалтер. Но как сохранить это богатство? Да никак, если нет производства.
Погибла деревня Любовь труда
Продадут все за копейки помещику, скупившему земли колхоза. Районные чиновники отберут все и пустят имущество с молотка. Давно не был я на родине. Может, остатки «Союза» и проданы уже.
Появление на селе латифундистов и мироедов помельче, с угодьями в 500-2000 га, будет связано с насилием и кровью. Представьте ситуацию, когда помещик запретит пасти немногочисленное стадо крестьянских буренок по оврагам и неудобьям. Земля-то вся помещичья, это его право. Крестьяне продали всю землю, у них остались только огороды.
Не все сельчане будут резать себе горло, как мой земляк Иван Медняков. Нормальные люди повторят подвиг Гастелло: сначала порежут горло мироеду, а потом уж себе, легче ведь идти на «разбор полетов» к Богу.
Сегодня избиение хозяевами поместий батраков -- обычное дело: кулаком по морде или сапогом по ребрам. Сам не раз наблюдал эти сцены.
За 55 лет, которые я проработал при социализме, не только не видел, но и не слышал, чтобы председатель или бригадир в колхозе, начальник цеха или мастер на заводе избили рабочего. Теперь избиения стали нормой жизни.
Лет пять назад совхоз «Красные Горки» захватил «эффективный» частный собственник. Он сразу привез в село охранников, похожих на уголовников. За одно лето перерезал и продал мясом последнее дойное стадо, распродал на металлолом всю совхозную технику. Теперь на фермах и в мастерских сел Пискалы и Еремкино тишина -- нет ни скота, ни техники, да и собственника тоже нет.
Ноябрь, холодный дождь барабанит по кузову, 9 часов вечера, темно кругом. «В «козелке» горит лампочка, в машине нас двое: я и бывший фермер Владимир Ефремов, сидим, беседуем о житье-бытье. На последнем метре асфальта у столовой совхоза «Красные Горки».
Я уж собрался распрощаться с Володей да тащиться по холодной хляби на пчельник, но тут из тьмы печально выползает грязный «жигуленок» с полевой дороги на асфальт.
-- Бандиты хозяина! -- бросает Ефремов. -- Они уже многих помяли в Пискалах. Вооруженные…
Из «пятерки» вышли двое охранников, подошли с боков к моей машине, заглянули внутрь -- пусто, груза нет.
-- Что тут стоишь? -- спросил один.
-- Да вот, еду на пчельник! -- ответил я, а сам держу кончик ключа в замке зажигания. Думаю, если нападут, то надо успеть повернуть ключ и таранить машину бандитов.
-- Не стой здесь, уё…
Высадил я Ефремова да поехал. Проезжая мимо, увидел, что охранников в машине пятеро.
Сегодня ни один новоявленный помещик не ездит без охраны. Но это сегодня, пока идет отъем земли и собственности у колхозов и совхозов. Продолжение будет завтра, когда начнется закабаление крестьян, а оно начнется: латифундистам нужны дармовые рабочие руки.
Народ в селах потянулся в отходники и батраки. Еду по северному берегу реки Тарханка, идет 2009 год. Позади погибшая деревушка Любовь Труда, основана в 1925 году, погибла в 2005-м.
Справа, за речкой, пяток машин, с десяток человек: язычники-чуваши бродят среди деревянных столбов на небольшом кладбище, обходя могилы родственников.
Слева на пригорке расположилось стадо в 60-70 голов коров и полуторников, в высокой траве у дороги лежит пастух. Я остановился, расспросил пастуха, кто он и откуда.
Мужику 53 года, сын Петра Хвастунова, которого я хорошо знал, работящий был колхозник, умер на восьмом десятке три года назад. А вот сыну в родном селе работы не нашлось. Пришлось мужику податься в Татарстан, пасти скот помещичий в 150 км отсюда. Дома с огородом справляется семья, но на одном огороде не прокормиться. Пришлось земляку податься в батраки и жить в вагончике. Месяц -- круглосуточно в поле и вагончике, месяц -- в семье.
Это надо же: на селе при капитализме нет работы! А в пору моей юности было столько работы, что я с весны до глубокой осени постоянно не высыпался, ждал дождливого дня, чтобы выспаться.
Сегодня в бассейне речки Тарханки при ее длине почти в 40 км нет ни одной русской деревни, погибли все: Полянки-Редут, Любовь Труда, Русская, Благодаровка, Петровск. Начали вымирать чувашские села: Васькино, Артюшкино, Чувашское Урметьево, Лашман, Ново-Аделяково. Русских в этих крупных селениях осталось всего несколько семей, одни старики. Чуваши долго держались на земле, не перебирались в города. На земле их держал язык. Ну кому была охота говорить на чужом? В селах все шпарят на чувашском, а в городах надо на русском говорить.
Хотели люди пофазендейрствовать да батрачков нанять, но сами теперь будут батраками. Теперь пора переименовать не только умирающую Покровку на Тарханке в Голозадовку, но и почти любое российское село можно окрестить таким неблагозвучным названием.
Разруха на селе потрясла страну
Эксперименты, начатые Горбачевым и продолженные Ельциным, привели к полной разрухе сельского хозяйства и многих отраслей промышленности, связанных с сельхозпроизводством. Выведены из производства от 30 до 40 миллионов гектаров пахотных земель. Мало того, что эти земли не обрабатываются, так они заросли лесом, карантинными сорняками вроде амброзии. Много земель оказались вновь заболоченными, миллионы гектаров загублены расползающимися оврагами, так как 25 лет никто с эрозией полей борьбу не ведет. Давно в России нет мехколонн, которые остановили рост овражной сети на родных просторах в 1960-80 годах.
В ужасном положении оказались заводы, производящие технику для села: производство тракторов и комбайнов упало в 20 с лишним раз, в десятки раз снизилось производство прицепных орудий: плугов, культиваторов, катков, сеялок, сажалок. Причина одна -- нет покупателей. Сельчане бы рады купить, да денег нет.
АВТОВАЗ только год назад столкнулся с кризисом спроса и сразу забился в конвульсиях беспланового производства. Производства, где нет четкой стратегии сбыта, основанной на спросе.
Практически исчезла сельхозавиация, исчезли подразделения «Агрохимии» и автоколонны в сельских райцентрах.
Национальной гвардии не будет
В США имеются в каждом штате вооруженные до зубов формирования национальной гвардии. Эта гвардия состоит в основном из фермеров, которые вооружены не только стрелковым оружием, но и танками, бронетранспортерами и даже боевыми вертолетами. Вся эта техника хранится в основном на фермах.
Национальные гвардейцы участвуют в ликвидации всех ЧП, но особенно жестко подавляют всякие мятежи. Не только американцы, но и многие россияне помнят, как гвардейцы давили мятеж негров на западном побережье -- убивали всякого, кто не спрятался.
У американцев и сегодня стынет в жилах кровь при мысли, что при любом мятеже губернатор может спустить на них гвардейцев. Но правительство США поддерживает деньгами своих кормильцев, планирует ведение сельского хозяйства на всей территории страны, помогает своим верным опричникам всем, включая госзакупку и экспорт сельхозпродукции.
А что же в России? Третий десяток лет власти стараются насадить фермерство на селе, а результат-то нулевой. Кому давать пулеметы и БТР? Фермеров-то нет. Есть мелкие и крупные латифундисты, которых самих надо охранять от нищающих крестьян и батраков.
Жиреют в сельских районах только банкиры, вся мизерная помощь из бюджета идет прямиком в банки, до колхозов 20 лет не доходит ни рубля. Недаром в родном Челно-Вершинском районе при населении в 18-20 тысяч человек открыто 13 филиалов разных банков. Банкиров тоже в гвардейцы не запишешь.
Ожидаемой опоры у олигархического режима на селе нет и не будет.
Не завидую батракам
Сегодняшние латифундисты на селе очень нуждаются в опытных кадра, и прежде всего в механизаторах. Старые кадры уходят в мир иной, а смены им нет. Тащат новые помещики на поля разный сброд со всего ближнего зарубежья.
Кого только не встретишь на полях нашего Ставропольского района: бригады узбеков, молдаван и даже киргизов. Какое уж тут соблюдение трудового законодательства.
Мне становится не по себе, когда вижу, как на селе восстанавливается помещичье землевладение и как одно за другим умирают, исчезают с лица земли русскиесела и деревни. Мне, правнуку крепостного крестьянина из села Вырмадан Чистопольского уезда Казанской губернии Василия Комарова, особенно тревожно за оставшихся, последних русских крестьян.
Мою бабушку, Ульяну Васильевну, избили помещичьи бандиты-охранники кнутами до крови за сбор дикой клубники в барском лесу. В июне 1877 года бабушке было 7 лет от роду. Прадед продал домишко, урожай на корню, погрузил на телегу скарб и с семьей подался пешком куда глаза глядят, но подальше от помещика.
Моя девятилетняя мать была батрачкой. Отдали ее в няньки-батрачки в 7 лет, и росла она в чужих людях до 16 лет, пока советская власть не разделила землю по едокам. Старенькая женщина и через 70 лет часто плакала вечерами, глядя в окно. Просто по морщинистым щекам текли слёеы.
-- Зачем, мама, плачешь? -- спрашивал я.
-- Просто вспомнила я, как в няньках жила. Теперь-то мы хорошо живем, а тогда… -- тихо шептала мать.
Мне сразу вспоминался рассказ Чехова «Спать хочется», словно биография моей мамы. Только грудничка моя мать не душила, а окрики, шлепки, побои, непосильная работа и постоянное недосыпание -- дело обычное для молодой батрачки.
Не завидую я будущим и нынешним малолетним и взрослым батракам и батрачкам. Помещик прет на село.
Евгений ГЕРАСИМОВ,
пасечник, ветеран ВАЗа,
специально для "Вольного города"
Не слышал, да и сам не встречал в России человека, который бы отказался от земельного пая, когда расхватывали колхозно-совхозные, а по существу общенародные пашни. Расхватывали землю все: колхозники и учителя, врачи и почтальоны, доярки и продавщицы, директора и сторожа. 95% новых фазендейро никогда не пахали и ничего не сеяли. Паи взяли, но работать на своих клочках не собирались.
Каждый новоявленный собственник думал: «Сдам землю в аренду колхозу, пусть пашет, а я буду получать арендную плату и жить припеваючи. Зачем работать?»
И ведь сдавали, получали за паи тонны зерна, сена, картофеля! Сбылась мечта халявщиков -- есть, не работая!
Лично у меня в погребе, в Тольятти, один такой арендодатель хранил много лет картошку до 2 тонн, полученную в качестве платы за пай поливной земли у села Белозерки. Картошку фазендейро вез ко мне, а зерно не брал: негде хранить. За зерно он брал с арендатора деньги.
Приехал лет 10 назад к знакомому сельчанину на юге области и увидел, что сусеки в амбаре доверху засыпаны зерном.
-- Почем пшеницу покупал?
-- Не покупал, это арендная плата за землю. На днях вот получил. Держу амбар открытым, вроде чуть влажновато зерно-то. Пусть обдувает ветерком, -- радостно ответил он.
Зажили наши крестьяне, словно в сказке о золотой рыбке. И рыбку ведь имели: ею был колхозный председатель. И конец этой идиллии точно такой же: в сказке рыбка, вильнув хвостом, уплыла, не захотела быть в услужении у корыстной старухи, а в жизни -- деру дали председатели и директора развалившихся колхозов и совхозов.
Да и как тут не разориться: господдержки нет, купить технику не на что, а старая разваливается, ценовой паритет и при социализме был не в пользу сельчан, а при Ельцине стал вообще диким.
А тут новая напасть на колхозы-совхозы. На агропредприятия навалилась многомиллионная армия арендодателей, стала высасывать последние соки. Наша говядина не может на равных конкурировать с бразильской или аргентинской, где коровники не нужны и круглый год скот пасется на травке, не говоря уже о кенгурятине, которую наши бизнесмены перерабатывают на сервелат. Границы открыты, пошлины на импорт мизерные, масса продовольствия ввозится вообще контрабандно. Продукцию нашим крестьянам в таких условиях реализовывать сложно.
В юности много лет я и мои сверстники от зари до зари, а это 12-14 часов, работали в полях и на току. Работали без выходных и праздников. Сколько же мы, подростки, зарабатывали за 3-4 летних месяца? 100-120 трудодней. Взрослым фактически этих палочек на бумажке чуть побольше -- 140-150 трудодней -- начисляли. Только один раз на моей памяти в урожайный год было выдано по 500 граммов на трудодень пшеницы. Обычно трудодень оценивался в 200-300 граммов зерна, и больше ничего. Поел похлебки в обед -- оставался должен колхозу. Не зарабатывалитали люди за день тяжелого труда даже миску похлебки с куском хлеба в колхозе имени Азина.
А тут при Ельцине, без всякого труда, часто просто посторонние колхозу люди волокли тоннами продукцию. Я за лето не мог заработать один мешок ржи в колхозе, а мой приятель, вазовец, ни дня не работавший в совхозе «Белозерский», получал по 10-15 мешков пшеницы и 30-40 мешков картошки за земельный пай покойной тещи. Фазендейро тольяттинский жил не тужил, много лет продавая картофель и пшеницу из Белозерок.
Я много лет просто дивился такой реформации, которую приняли на ура сельские жители, приветствуя гибель колхозов и совхозов.
-- Колхоз «Союз» скончался, я вот лошадь взял в счет заработка! -- без сожаления в голосе много лет назад изрек русский мужик, 50 лет проработавший в колхозе. Лошадь потом у него украли.
Мне же было жалко родной колхоз и сельских жителей, клюнувших на халяву и активно грабящих умирающий колхоз: имени Азина -- «Малалла» -- «50 лет Октября» -- «Союз». Колхоз много раз менял названия при объединении и разъединении, а два года назад окончательно крякнул.
Больше пашню у пайщиков-фазендейро никто не арендовал, а власти стали настойчиво теребить земельный налог. Что оставалось делать мелким собственникам?
По справедливости-то надо было оставить землю в общественной собственности, ведь земля-то досталась крестьянам от дедов и прадедов. Принять на этот счет коллективное решение, зафиксировать его на бумаге.
Но цель-то у реформаторов была другая -- уничтожение крестьянства как класса, ликвидация русских сел и деревень, да еще с помощью… самих крестьян. Правительство протащило через Госдуму закон, разрешающий куплю-продажу земель. Что сделало бывшее колхозно-совхозное крестьянство? Оно стало массово продавать свои клочки по 30-40 долларов за гектар. Селяне поступали точно так же, как горожане со своими ваучерами: продали ваучеры за поллитровки или собственноручно отдали жулью из всяких фондов. Хитроватые крестьяне получили за бумажки чуть больше, по 100-200 долларов за пай.
Бабушка -- и без нефтяной трубы?
Когда халявщикам-фазендейро показали кукиш, то они стали принюхиваться: что можно урвать со своего клочка, как без труда получать барыши.
Во многих местах нашей области есть месторождения хороших глин для кирпича, строительных песков и даже небольшие залежи нефти. Вот эти земли и пытаются застолбить в собственность ушлые люди, чтобы потом пожизненно драть аренду с разработчиков месторождений. И надо сказать, это у них получается. Этим делом, как правило, занимаются успешно бывшие руководители, межуя отруба от колхозно-совхозных полей.
В Ставропольском районе -- месторождения песка и глины, в Сергиевском и Челно-Вершинском районах -- небольшие залежи нефти.
Стремление жительницы бывшего совхоза «Кутузовский» Морозовой принять горячее участие в дележе арендной платы за землю у нефтяной скважины привело к скандалу и судебному разбирательству. Суд оштрафовал бабушку на 500, а газету коммунистов «Рабочая трибуна» -- на 50 тысяч рублей за поддержку рваческих настроений.
По моему убеждению, арендная плата от разработки месторождений должна идти только в госбюджет, а не в чьи-то карманы. В селах зреет недовольство рвачами, а такие примеры есть в любом районе Самарской области: кто-то огородил сельский пруд, кто-то прибрал к рукам дубраву….
Продам родину и... в батраки
Бывшие колхозники поняли, что в одиночку сельхозмашины им не купить. Как можно даже в среднем селе разместить 200-300 комбайнов, тракторов, по 200-300 сцепов борон и культиваторов, сеялки и веялки?
Слава Богу, что их нет в селе в таком количестве и не будет никогда, иначе разместить на улицах и на огородах такую ораву техники было бы невозможно. Не только не проедешь -- не пройдешь.
Нет у единоличников и складов, куда можно поместить урожай, хотя бы на семена.
Радовались землевладельцы недолго. Пока колхозы, а вернее, председатели брали у них землю в аренду да еще платили, все радовались: вот настоящая жизнь наступила! Но колхозы, полностью лишившись господдержки, не смогли содержать такую ораву дольщиков.
Вспомним Некрасова: «Работаешь один, а как работа кончится, глядишь, стоят три дольщика: Бог, царь и господин».
Двести лет назад русский крестьянин с трудом кормил трех дольщиков. Крестьяне бросали родные домишки и тысячами бежали на Дон, в Сибирь и даже на Север. И это от трех дольщиков. А тут у каждого колхоза и совхоза -- тысячи дольщиков.
Я очень удивлялся и был возмущен тем, что почти 20 лет назад руководители колхоза имени Чапаева Кошкинского района разграбили его прямо за неделю. Колхоз-то был подшефным. За счет завода в этом колхозе поставлено очень много хозпостроек, проведена асфальтированная дорога до села. А тут грабеж пришельцами, пришлыми руководителями: председатель колхоза, агроном, зоотехник.
Что они сделали? Они разделили колхозное стадо (пришлось по 7 коров), зарезали их летом, в дойный период, мясо увезли в Самару и продали. Деньги -- в карман. Приватизировали и продали коттеджи, трактора и автомашины, остался в колхозе железный хлам. С деньгами сбежали в Самару, где-то торгуют китайским барахлом и сейчас.
Теперь, 20 лет спустя, я думаю, что, может, председатель колхоза имени Чапаева был доктором или академиком от экономики, когда в те далекие годы понял: раздаст сельсовет землю единоличникам -- крах колхозу. Вовремя смекнул и сбежал со своей шайкой, продав почти все движимое имущество колхоза. К чему им земельные паи? Лучше положить деньги в карман и сбежать. И сбежали.
Как обстоят дела с земельными паями в селах под Тольятти? Когда власти стали принуждать владельцев размежевать колхозную землю да платить налог, новоявленные фазендейро задумались: за межевание надо платить, а сдать землю в аренду -- нет арендаторов, сдать некому.
Народ массово стал сдавать бумажки, выданные сельсоветами в конце XX века. Продажей эту сдачу назвать нельзя: 20-40 долларов за гектар чернозема -- это же в сотни раз дешевле реальной стоимости. Халявно получили -- за копейки продают.
Но если при царизме каждые 12 лет дележу подлежала только пашня сельской общины, а овраги, пастбища, сенокосы, дубравы, пруды, озера, болота оставались в общей собственности, то теперь всё и вся растаскивается по паям.
А это значит, что сельчане, продавая свои паи, продают сенокосы, пастбища, ягодные поляны, пруды и озера с карасями. К примеру, жители моего родного села почти поголовно продали свои паи по цене 1000 рублей за гектар, продали свою и мою малую родину.
Когда спрашиваешь: «А кому продали?», то все отвечают, что не знают, знает только бывший председатель Григорьев, который был посредником при купле-продаже колхозных полей.
Идти и беседовать с Григорьевым -- это все равно что плюнуть себе в душу. Ведь его отец Николай Григорьев и дядя Иван Григорьев в юности были моими друзьями. А сын сыграл роль троянского коня.
Встречал я изменников Родины, предавших Отечество в годы войны по шкурным мотивам, в Мексике -- в 1965 году, в Индии -- в 1975-м. Но неприятно было беседовать с этими подонками. Обменявшись одной-двумя фразами, поворачивался и уходил.
По этой причине я не пошел к Григорьеву узнавать, кто сегодня стал помещиком в Новом Аделякове.
Давно продал земельный пай в совхозе «Белозерский» и мой сослуживец по АВТОВАЗу. Теперь бывшим колхозникам, бывшим землевладельцам одна дорога -- в батраки.
Колхозы -- плохо! Даешь латифундизацию!
Взяв курс на ликвидацию колхозов, российское правительство взяло курс на ликвидацию крестьянства на селе. Сегодня новоявленным помещикам крестьянин и не нужен, им нужен сельский пролетарий - безропотный батрак. Возьмите сегодня любое фермерское хозяйство. Кто там работает? Гастарбайтеры, уголовники и бомжи.
Не понаслышке я это знаю, а сам, хотя и не фермер, бок о бок живу с таким батрацким контингентом аж 20 лет. Было время, когда на ферме ошивалось сразу несколько отсидевших головорезов: кто одного убил, а кто и двух человек. Как вести себя с такими озверевшими людьми, которые, напившись, вообще становятся безбашенными? Инструкций, наставлений нет, а убийцы вокруг меня. У фермера-то есть двустволка, заряженная волчьей картечью, а у меня ничего.
Вот такой контингент живет в будках, сараях и даже землянках на фермерских отрубах. Такие люди, если и были крестьянами, то, отсидев в лагере, никогда уже ими не станут.
Это при колхозах-совхозах на селе сохранялся крестьянский уклад: свой дом, огород, корова, свиньи, птица. Сохранялись общинность и взаимовыручка. Российский крестьянин и при колхозах-совхозах оставался крестьянином.
Теперь, когда городские буржуа скупают земли целых районов, а то и областей, создавая огромные поместья, места крестьянам на селе не будет. У них отнимут всё: пастбища, покосы, леса и даже водоемы. Они всё за копейки сами продали. Латифундистам нужны батраки, притом безработные.
Скупают земли банковские воротилы и крупные госчиновники, да ладно, если бы были свои, российские. Бурную активность проявляет иностранный капитал, скупая чернозем целых районов.
Вспомните картинку по телевизору: Путин кормит теленка молоком из бутылочки где-то под Курском, а кругом шалаши-коровники из… жести. Какой-то проходимец, кажется, из Голландии, взял кредит 30 млн. долларов в российском банке под гарантии правительства РФ, закупил шалаши в Западной Европе и несколько десятков буренок.
30 миллионов долларов чистогана хватило на всех: банкиры получат деньги с процентами, да не от иноземца, а от Центробанка России, чиновники, провернувшие эту аферу, получили несколько миллионов откатных, аферист ведь тоже не дурак -- при закупке шалашей и скотинки «за бугром» тоже кое-что оставил там на своих счетах. Мало того, под шалаши и выгоны иностранцу отведены тысячи гектаров курских черноземов. Батрачить в железных шалашах предстоит русским мужикам и бабам.
Недавно в губернских теленовостях показали сюжет: индус купил под Самарой несколько тысяч гектаров пашни и неудобий, завез около тысячи калмыцких коровенок. Коровы в Калмыкии, конечно, беспородные, чуть-чуть побольше козы, но неприхотливые и стойко переносят морозы.
Каким-то образом этот колонизатор завладел добротной колхозной фермой. Буренки в кадре разгуливают по огороженному двору.
-- Вот теперь работа начнется, налоги пойдут в бюджет! -- изрек довольный местный чиновник.
Я же горько подумал, что индус-то пока один, но через 10 лет их там будет целая колония. Словом, прощай, русская земля, прощай, Россия!
Россия начала латифундизацию сельского хозяйства -- драматический и кровавый переворот в деревне. Процесс коллективизации покажется детской забавой по сравнению с насаждением на просторах страны крупного помещичьего землевладения в XXI веке. Причем помещиками станут в основном иностранцы, а батраками -- русские, мордва, чуваши.
Помогли этому процессу и сами российские крестьяне: хапали из колхозов-совхозов незаработанную продукцию, громили и растаскивали фермы, мастерские, склады, тащили железо и шифер с крыш, выдирали «с мясом» окна и двери, разбирали строения по кирпичику и тащили всё на свои подворья, выдирали кранами даже фундаментные блоки.
Горестно видеть разгромленные животноводческие фермы, когда едешь по Самарской и соседним областям. Весь этот разгром произвели не иностранцы, не горожане, а сельчане.
Года два назад я объехал фермы, мехмастерские и склады колхоза в селе Ново-Аделяково Самарской области. Постройки обветшали немного, но при уходе могут служить ещё сотню лет. Однако внутри всё пусто: нет никакой живности, у мастерской два трактора и всюду тишина… Колхоз «Союз» агонизировал долго -- 20 лет. Именно столько он обрабатывал чужие земли. Отняли свои же колхозники, хотя и по указке сверху.
Но у погибшего безземельного колхоза остались постройки и кое-какая техника: станки в мехмастерской, сортировочное оборудование на току и даже два исправных трактора. Общая стоимость зданий, ферм и оборудования -- 300 млн. рублей. Не успел всё распродать бывший председатель Григорьев. На защиту остатков колхозного добра встала сельская женщина-бухгалтер. Но как сохранить это богатство? Да никак, если нет производства.
Погибла деревня Любовь труда
Продадут все за копейки помещику, скупившему земли колхоза. Районные чиновники отберут все и пустят имущество с молотка. Давно не был я на родине. Может, остатки «Союза» и проданы уже.
Появление на селе латифундистов и мироедов помельче, с угодьями в 500-2000 га, будет связано с насилием и кровью. Представьте ситуацию, когда помещик запретит пасти немногочисленное стадо крестьянских буренок по оврагам и неудобьям. Земля-то вся помещичья, это его право. Крестьяне продали всю землю, у них остались только огороды.
Не все сельчане будут резать себе горло, как мой земляк Иван Медняков. Нормальные люди повторят подвиг Гастелло: сначала порежут горло мироеду, а потом уж себе, легче ведь идти на «разбор полетов» к Богу.
Сегодня избиение хозяевами поместий батраков -- обычное дело: кулаком по морде или сапогом по ребрам. Сам не раз наблюдал эти сцены.
За 55 лет, которые я проработал при социализме, не только не видел, но и не слышал, чтобы председатель или бригадир в колхозе, начальник цеха или мастер на заводе избили рабочего. Теперь избиения стали нормой жизни.
Лет пять назад совхоз «Красные Горки» захватил «эффективный» частный собственник. Он сразу привез в село охранников, похожих на уголовников. За одно лето перерезал и продал мясом последнее дойное стадо, распродал на металлолом всю совхозную технику. Теперь на фермах и в мастерских сел Пискалы и Еремкино тишина -- нет ни скота, ни техники, да и собственника тоже нет.
Ноябрь, холодный дождь барабанит по кузову, 9 часов вечера, темно кругом. «В «козелке» горит лампочка, в машине нас двое: я и бывший фермер Владимир Ефремов, сидим, беседуем о житье-бытье. На последнем метре асфальта у столовой совхоза «Красные Горки».
Я уж собрался распрощаться с Володей да тащиться по холодной хляби на пчельник, но тут из тьмы печально выползает грязный «жигуленок» с полевой дороги на асфальт.
-- Бандиты хозяина! -- бросает Ефремов. -- Они уже многих помяли в Пискалах. Вооруженные…
Из «пятерки» вышли двое охранников, подошли с боков к моей машине, заглянули внутрь -- пусто, груза нет.
-- Что тут стоишь? -- спросил один.
-- Да вот, еду на пчельник! -- ответил я, а сам держу кончик ключа в замке зажигания. Думаю, если нападут, то надо успеть повернуть ключ и таранить машину бандитов.
-- Не стой здесь, уё…
Высадил я Ефремова да поехал. Проезжая мимо, увидел, что охранников в машине пятеро.
Сегодня ни один новоявленный помещик не ездит без охраны. Но это сегодня, пока идет отъем земли и собственности у колхозов и совхозов. Продолжение будет завтра, когда начнется закабаление крестьян, а оно начнется: латифундистам нужны дармовые рабочие руки.
Народ в селах потянулся в отходники и батраки. Еду по северному берегу реки Тарханка, идет 2009 год. Позади погибшая деревушка Любовь Труда, основана в 1925 году, погибла в 2005-м.
Справа, за речкой, пяток машин, с десяток человек: язычники-чуваши бродят среди деревянных столбов на небольшом кладбище, обходя могилы родственников.
Слева на пригорке расположилось стадо в 60-70 голов коров и полуторников, в высокой траве у дороги лежит пастух. Я остановился, расспросил пастуха, кто он и откуда.
Мужику 53 года, сын Петра Хвастунова, которого я хорошо знал, работящий был колхозник, умер на восьмом десятке три года назад. А вот сыну в родном селе работы не нашлось. Пришлось мужику податься в Татарстан, пасти скот помещичий в 150 км отсюда. Дома с огородом справляется семья, но на одном огороде не прокормиться. Пришлось земляку податься в батраки и жить в вагончике. Месяц -- круглосуточно в поле и вагончике, месяц -- в семье.
Это надо же: на селе при капитализме нет работы! А в пору моей юности было столько работы, что я с весны до глубокой осени постоянно не высыпался, ждал дождливого дня, чтобы выспаться.
Сегодня в бассейне речки Тарханки при ее длине почти в 40 км нет ни одной русской деревни, погибли все: Полянки-Редут, Любовь Труда, Русская, Благодаровка, Петровск. Начали вымирать чувашские села: Васькино, Артюшкино, Чувашское Урметьево, Лашман, Ново-Аделяково. Русских в этих крупных селениях осталось всего несколько семей, одни старики. Чуваши долго держались на земле, не перебирались в города. На земле их держал язык. Ну кому была охота говорить на чужом? В селах все шпарят на чувашском, а в городах надо на русском говорить.
Хотели люди пофазендейрствовать да батрачков нанять, но сами теперь будут батраками. Теперь пора переименовать не только умирающую Покровку на Тарханке в Голозадовку, но и почти любое российское село можно окрестить таким неблагозвучным названием.
Разруха на селе потрясла страну
Эксперименты, начатые Горбачевым и продолженные Ельциным, привели к полной разрухе сельского хозяйства и многих отраслей промышленности, связанных с сельхозпроизводством. Выведены из производства от 30 до 40 миллионов гектаров пахотных земель. Мало того, что эти земли не обрабатываются, так они заросли лесом, карантинными сорняками вроде амброзии. Много земель оказались вновь заболоченными, миллионы гектаров загублены расползающимися оврагами, так как 25 лет никто с эрозией полей борьбу не ведет. Давно в России нет мехколонн, которые остановили рост овражной сети на родных просторах в 1960-80 годах.
В ужасном положении оказались заводы, производящие технику для села: производство тракторов и комбайнов упало в 20 с лишним раз, в десятки раз снизилось производство прицепных орудий: плугов, культиваторов, катков, сеялок, сажалок. Причина одна -- нет покупателей. Сельчане бы рады купить, да денег нет.
АВТОВАЗ только год назад столкнулся с кризисом спроса и сразу забился в конвульсиях беспланового производства. Производства, где нет четкой стратегии сбыта, основанной на спросе.
Практически исчезла сельхозавиация, исчезли подразделения «Агрохимии» и автоколонны в сельских райцентрах.
Национальной гвардии не будет
В США имеются в каждом штате вооруженные до зубов формирования национальной гвардии. Эта гвардия состоит в основном из фермеров, которые вооружены не только стрелковым оружием, но и танками, бронетранспортерами и даже боевыми вертолетами. Вся эта техника хранится в основном на фермах.
Национальные гвардейцы участвуют в ликвидации всех ЧП, но особенно жестко подавляют всякие мятежи. Не только американцы, но и многие россияне помнят, как гвардейцы давили мятеж негров на западном побережье -- убивали всякого, кто не спрятался.
У американцев и сегодня стынет в жилах кровь при мысли, что при любом мятеже губернатор может спустить на них гвардейцев. Но правительство США поддерживает деньгами своих кормильцев, планирует ведение сельского хозяйства на всей территории страны, помогает своим верным опричникам всем, включая госзакупку и экспорт сельхозпродукции.
А что же в России? Третий десяток лет власти стараются насадить фермерство на селе, а результат-то нулевой. Кому давать пулеметы и БТР? Фермеров-то нет. Есть мелкие и крупные латифундисты, которых самих надо охранять от нищающих крестьян и батраков.
Жиреют в сельских районах только банкиры, вся мизерная помощь из бюджета идет прямиком в банки, до колхозов 20 лет не доходит ни рубля. Недаром в родном Челно-Вершинском районе при населении в 18-20 тысяч человек открыто 13 филиалов разных банков. Банкиров тоже в гвардейцы не запишешь.
Ожидаемой опоры у олигархического режима на селе нет и не будет.
Не завидую батракам
Сегодняшние латифундисты на селе очень нуждаются в опытных кадра, и прежде всего в механизаторах. Старые кадры уходят в мир иной, а смены им нет. Тащат новые помещики на поля разный сброд со всего ближнего зарубежья.
Кого только не встретишь на полях нашего Ставропольского района: бригады узбеков, молдаван и даже киргизов. Какое уж тут соблюдение трудового законодательства.
Мне становится не по себе, когда вижу, как на селе восстанавливается помещичье землевладение и как одно за другим умирают, исчезают с лица земли русскиесела и деревни. Мне, правнуку крепостного крестьянина из села Вырмадан Чистопольского уезда Казанской губернии Василия Комарова, особенно тревожно за оставшихся, последних русских крестьян.
Мою бабушку, Ульяну Васильевну, избили помещичьи бандиты-охранники кнутами до крови за сбор дикой клубники в барском лесу. В июне 1877 года бабушке было 7 лет от роду. Прадед продал домишко, урожай на корню, погрузил на телегу скарб и с семьей подался пешком куда глаза глядят, но подальше от помещика.
Моя девятилетняя мать была батрачкой. Отдали ее в няньки-батрачки в 7 лет, и росла она в чужих людях до 16 лет, пока советская власть не разделила землю по едокам. Старенькая женщина и через 70 лет часто плакала вечерами, глядя в окно. Просто по морщинистым щекам текли слёеы.
-- Зачем, мама, плачешь? -- спрашивал я.
-- Просто вспомнила я, как в няньках жила. Теперь-то мы хорошо живем, а тогда… -- тихо шептала мать.
Мне сразу вспоминался рассказ Чехова «Спать хочется», словно биография моей мамы. Только грудничка моя мать не душила, а окрики, шлепки, побои, непосильная работа и постоянное недосыпание -- дело обычное для молодой батрачки.
Не завидую я будущим и нынешним малолетним и взрослым батракам и батрачкам. Помещик прет на село.
Евгений ГЕРАСИМОВ,
пасечник, ветеран ВАЗа,
специально для "Вольного города"