ГЛАВА 13. ЯНА.
В середине февраля, перед масленичной неделей, Иван и Надя поженились. Свадьбу играли в квартире Грибковых, а вот жить решили у Герцевых, поскольку старая немецкая овчарка генерала Марта на дух не переносила Ангела. Надежда заканчивала журфак МГУ, а Ваня учился на пятом курсе Первого Меда и много дежурил в роддоме на Арбате.
[Spoiler (click to open)]
Однажды, в середине апреля, когда Москва уже отмылась от зимней грязи, распустились несмелые листочки, и проклюнулась зелёная трава на газонах и в парках, Герцев-младший дежурил в родильном блоке. Он всегда старался работать в смену профессора Зыкова, которого считал своим учителем и наставником. Дежурство выдалось на редкость спокойным, Ваня сидел с акушерками в сестринской и пил чай с тортом. Как вдруг, дверь распахнулась и в комнату влетела санитарка тётя Вера с криком:
- Сидите здесь, чаи гоняете, а там женщину привезли в приёмный покой. Она в душе моется, а никого рядом нет. Клавка, дежурная акушерка, дрыхнет, хоть бы ей муха, на топчане! А женщина в родах, у неё даже ручка плода из влагалища выпала!
Всех пьющих чай, как ветром сдуло. Людмила Петровна, Иван и ещё три акушерки пулей понеслись вниз по лестнице в приёмный покой! И действительно, в душе мылась большая пузатая фигура, внизу у неё угадывались контуры некоего образования, которое вполне можно было принять и за ручку плода. При этом было необычайно тихо: ни стонов, ни криков. “Моющаяся женщина” повернулась лицом, намыливая голову, к вбежавшей и застывшей в ужасе компании, и мирно пробасила:
- Вы что, девки, совсем с ума сошли, чего припёрлись, спинку мне потереть? Не знаете что ли, что мужского душа в нашем роддоме нет!
Анатолий Фёдорович, а это был, именно, он, как ни в чём не бывало, развернулся спиной и продолжил мочалкой тщательно натирать плечи. Сцена была настолько комичной, что все сложились пополам от еле сдерживаемого хохота и выскочили, как ошпаренные, из приёмного покоя.
- Ну, тётя Вера, ну, слепая курица! Я тебе это ещё припомню! - смеялась Людмила Петровна, подымаясь по лестнице обратно в родильный блок. - Ой, не к добру, девочки, мы сегодня столько смеёмся, чувствую, будет скоро полная задница!
Анатолию Фёдоровичу этой ночью сильно не здоровилось. Его знобило - похоже, начинался приступ малярии, которую он подхватил лет двадцать тому назад, ещё мотаясь в командировки в Среднюю Азию, где налаживал систему родовспоможения. Хотел поменяться дежурством с коллегой, да как-то не сложилось. Профессор Зыков принял достаточно большую дозу акрихина, но лучше не становилось. Сильно морозило. Спустился в приёмный покой - никого. Решил согреться под душем. Под струями горячей воды ему стало легче, да, и посмеялся вдоволь с медперсоналом над самим собою, уж больно комичные рожи были у дежурной смены, когда они узнали его в душе. Вот и пойдёт теперь анекдот гулять по свету.
После душа Анатолий Фёдорович опять принял лекарство и лёг под одеяло отдохнуть на диван в своем кабинете. Под утро раздался стук в дверь:
- Анатолий Фёдорович, вставайте, там молодую женщину привезли. Поперечное положение плода! Кесарить надо срочно!
Зыков моментально проснулся и вскочил:
- Сейчас, Люся, подымайте женщину сразу в операционную! Пусть всё готовят к операции! Ассистировать мне будете ты и Иван.
С Людмилой Петровной профессор работал уже двадцать лет, и полностью доверял ей. Если Люся сказала: “надо срочно делать операцию” - значит, так оно и есть, и терять время на осмотр роженицы в приёмном покое не было смысла. Но голова у доктора болела ещё сильнее, и почему-то периодически темнело в глазах.
Иван вымыл руки и подошёл к операционному столу, он не впервые ассистировал профессору Зыкову при операциях. Лица роженицы не было видно, его закрывала небольшая шторка. Ваня привычно обработал операционное поле у пациентки раствором йода, закрепил держалками стерильные простыни, и начал послойно делать новокаиновую блокаду нижнего сегмента передней брюшной стенки. Подошёл Анатолий Фёдорович, взял скальпель и начал делать разрез. Но вдруг, закрыл глаза, и замотал головою:
- Люся, я ничего не вижу, проклятый акрихин - это от него произошла временная потеря зрения. Так, без паники, Иван - ты будешь - моими глазами и руками. Не бойся, ход операции ты знаешь, да, и Люся тебе поможет! Подай ему, Люся, второй скальпель. Ваня, начинай послойно рассекать ткани, не забывай по ходу зажимать сосуды. Что видишь сейчас?
- Переднюю стенку матки, - ответил Иван, закончив отделять апоневроз.
- Так, спокойно, молодец, теперь делай небольшой разрез поперек матки, вводи в него пальцы, только очень осторожно, найди ножку плода и поворачивай за неё младенца. Нашёл? Не волнуйся, действуй очень аккуратно, не повреди малыша! - уверенным голосом давал Ивану указания Анатолий Федорович.
Герцев-младший вошёл пальцами в полость матки и начал осторожно ощупывать младенца. “ Господи, помоги мне, Господи, помоги, найти эту ножку и не перепутать её с чем-нибудь другим!”- молился про себя Ваня. Пальцы хирурга нащупали твёрдую пяточку, Иван повернул плод и извлёк на свет божий крохотную девочку, которая так больно своими кулачками схватилась за его палец, что он даже вскрикнул. Ваня передал новорожденную подоспевшей акушерке и перерезал пуповину.
- Так, не расслабляйся, сейчас удали плаценту и аккуратно зашей матку, и операционную рану. Мамочка, вы меня слышите? Как вас зовут? - продолжал говорить Анатолий Фёдорович, периодически то открывая, то закрывая глаза. - Не слышу, говорите громче, - повторил профессор.
- Белла, - донеслось на грани слуха из-за занавески на операционном столе.
- Запомните, дорогая, дочку Иваной или Яной назовите, в честь врача, который вас с дочерью сегодня спас, - неожиданно произнес Анатолий Федорович, и держа руки перед собой, как слепой, вышел из операционной.
“Белла, Белла”, - стучало в Ваниной голове, пока он накладывал послеоперационные швы. “Имя редкое, неужели та самая Белла, да и по срокам родов подходит. Ведь почти девять месяцев прошло с той их ночи с Джоном”.
Иван закончил шить - и убрал шторку закрывавшую голову роженицы. На него смотрело знакомое лицо, обрамлённое рыжими кудрями.
- Ваня, ты откуда здесь взялся? - еле слышно прошептала женщина и заплакала.
- Я здесь работаю, Белла, я врач-акушер. Всё будет хорошо с тобой и с дочкой, не волнуйся, - произнёс Иван, и понял, что он-таки навсегда свяжет свою жизнь с родильным блоком, и станет врачом-акушером.
С тех пор Белла с маленькой Яной частенько бывала в гостях у четы Герцевых-младших, особенно после того, как Надя родила сына Михаила. Мальчик и девочка, вначале, катались в соседних колясках, когда мамы гуляли с ними по бульварам, потом играли в одной песочнице, а позже в казаков-разбойников на даче Герцевых в Никольском. Причем Яна всегда была предводителем поселковых мальчишек. Она притаскивала для них яблоки, конфеты - и угощала каждого. Придумывала планы военных игр с засадами, обходами и ловушками, а Миша поддерживал силой её авторитет, и готов был первым исполнить любой приказ девочки.
Однажды мальчишеская команда, под предводительством Яны, взяла в плен настоящего Карлсона, актёра московского театра сатиры Спартака Васильевича Мишулина, который частенько приезжал на свою дачу в Никольском. Совсем не толстый в жизни, но очень добрый и смешной, Спартак Васильевич выкупил себя из “детского плена”, пообещав ребятам провести их за кулисы театра во время знаменитого спектакля “Малыш и Карлсон, который живёт на крыше”. Так, Яна впервые попала за кулисы театра и влюбилась в него навсегда.
Яна и Миша учились в разных школах, но встречались почти каждый вечер. Ходили на спектакли в театр Сатиры и Ленинского комсомола по контрамаркам или просто так, поскольку там служили «дяди Саши»: Александр Ширвиндт - в Театре сатиры, а Александр Збруев - в Театре Ленинского комсомола. “Дяди Саши” были “птенцами” роддома Грауэрмана и большими друзьями профессора Зыкова и Иван Михайловича Герцева.
Яна была худенькой, рыжеволосой, как мать, и очень подвижной девушкой, а Миша вырос спокойным, сильным и молчаливым парнем. Она постоянно влипала в какие-то передряги, то повздорит с “тусовочной” компанией на улице Горького, то бросится в драку защищать слабого, а Миша вытаскивал её из этих, мягко говоря, приключений, зачастую пользуясь не только силой своих кулаков, но и связями своего деда генерала Борис Павловича Грибкова, который называл подругу внука не иначе, как “Царапина”.
После окончания школы Яна поступила в «Щепку», а Михаил продолжил врачебную династию, став студентом Первого Московского медицинского института. Несмотря на абсолютно разных друзей и интересы, ребята продолжали дружить и беречь свою первую любовь. Да, да, у них была любовь, яркое и сильное юношеское увлечение, такое, какое испытал и память о котором, бережет в своей душе, почти каждый.
Янина мама, Белла Марковна Гурвич, работала переводчиком в журнале “Иностранная литература”, проживала со своей старенькой матерью и дочерью в малюсенький квартирке, так и не выйдя замуж. В её доме часто собирались поэты, писатели, художники и другие свободно мыслящие личности, обсуждавшие атмосферу советского общества. Слова: “ свобода”, “демократия”, “железный занавес”, “диссиденты”, “самиздат”, “радиостанция “Голос Америки” и “как бы свалить за границу” - маленькая Яна впитала с детства. Кроме того, с конца шестидесятых Румыния начала выпускать евреев в Израиль и Америку, а с середины семидесятых, стали давать разрешения на выезд и евреям из СССР, лишая их советского гражданства, государственных премий, орденов и медалей - и клеймя позором, как предателей Родины, в газетных статьях и на партийных собраниях. Многие друзья Яниной мамы засобирались в эмиграцию, и Белла Марковна начала разговаривать с дочерью на на эту тему.
- Мама, даже и не думай, я никуда не поеду без Миши. А Миша никогда не согласится уехать из СССР, ведь у него дед - генерал КГБ! И для него любовь к Родине важнее, чем привязанность ко мне! Ты же сама прекрасно знаешь эту семейку Грибковых-Герцевых! Главное для них - это долг и честь! Если хочешь, бери бабушку и уезжайте! - яростно отвечала Яна на все предложения матери об отъезде из Советского Союза. Белла Марковна грустно вздыхала и думала о том, как Яна напоминает ей её саму в молодости.
Яна и Миша учились на четвёртом курсе, когда Советский Союз начал войну в Народной республике Афганистан, откуда стали приходить страшные слухи, первые гробы, наркотики и дублёнки. Мальчишки, призванные на срочную службу в армию, писали заявления о добровольном переводе в ограниченный контингент советский войск в Афганистане, а их матери поседели и выплакали все глаза, ожидая своих сыновей. Другие матери, дети которых только должны были призываться в армию, побежали кто в ОВИР подавать заявление на выезд за границу на постоянное место жительство, кто к психиатру или другому врачу, чтобы по здоровью освободить своих чад от призыва.
В третье воскресенье мая Миша Герцев традиционно встречался со своими одноклассниками в парке Горького, и, конечно, Яна была с ним. Ребята были рады собраться вместе, поболтать, посмеяться, поиграть в “чепуху"и любимого “зелёного крокодила”: в игру, когда одна команда придумывала сложное слово и молча, жестами пыталась передать его смысл второй команде, а та, в свою очередь, должна была это слово отгадать. Когда молодёжь наигралась и нахохоталась вдоволь, один из парней, Коля Арсентьев, вдруг сказал:
- А что пацаны, приходите завтра ко мне домой на проводы. В армию я ухожу, зачислили в десантуру, так что повоюю с “духами”!
- Дуб, ты, Колька, как был дуболомом, так им и остался. Тебя ведь убить могут! А вот моя мамочка подсуетилась полгода тому назад и подала заявление на выезд за рубеж, так что у меня “белый билет”! - перебил одноклассника другой парень, Алик Шифрин.
- Если все уедут, кто Родину будет защищать?! - ответил ему Николай и сжал кулаки.
- Какую Родину? Совок, что ли? - презрительно процедил Алик и сплюнул сквозь зубы.
- Ах, ты, сволочь, предатель! - закричал Коля и схватил Алика за грудки. Ребят разняли, но вечер был испорчен, и все стали расходиться по домам.
Осенью, в октябре, Колину маму пригласили в военкомат и вручили ей похоронку на сына. Миша Герцев ходил чернее тучи, и всё время думал о чём-то, даже Яне не удавалось вызвать улыбку на его лице. Однажды, он посадил её напротив себя, в своей комнате, и сказал:
- Яна, я написал заявление в военкомат о призыве меня на военную службу. Сегодня меня вызвали туда, буду служить в Ташкентском военном госпитале фельдшером. Понимаешь, мой дед и прадед были военными хирургами, а военным хирургом без военного опыта работы стать нельзя. Так что мне надо спешить, а то война в Афганистане кончится, и когда ещё начнётся другая. А институт после срочной службы закончу. Будешь меня ждать? - спросил Миша Яну, держа её руки в своих.
- Мишка, какой же ты, дурак! Конечно, буду! А сейчас поцелуй меня, я хочу ждать тебя не просто твоей девушкой, а твоей единственной, любимой женщиной! - прошептала девушка и начала расстёгивать пуговицы Мишиной рубашки.
Через неделю Мишу забрали в армию. Его мама, Надежда Борисовна, плакала, а отец, Иван Михайлович, крепился, обнял сына напоследок и сказал ему:
- Береги себя, сынок, а за Яну не волнуйся, она девочка правильная, да, и мы с матерью о ней позаботимся.
В конце июля следующего года Яна в том же роддоме на Арбате, где появилась на свет сама, родила сына, которого назвала Иваном. Роды принимал сам профессор Иван Михайлович Герцев, радуясь рождению внука-крепыша, и вспоминая слова своего отца Михаила Михайловича Герцева: “ У нас, у Герцевых, рождаются только мальчики!”
Михаила известили о рождении сына, и он должен был со дня на день прилететь в отпуск, но прошла одна неделя, вторая, а от Миши не было никаких вестей. Надежда Борисовна ежедневно молилась в храме св. Архангела Михаила в Никольском, просила главу воинства небесного защитить её сына. В середине августа, душным вечером, в дверь Герцевых позвонил человек в военной форме с погонами полковника медицинской службы, Иван Михайлович открыл ему дверь, а из-за его спины выскочила Надежда Борисовна и начала трясти пришедшего полковника за лацканы форменного кителя:
- Что с Мишей? Где мой сын? Он жив? Говорите немедленно, не молчите!!!
- Ваш сын, гвардии старший сержант Михаил Герцев, пропал без вести при выполнении боевого задания!
Сообщить об этом Яне пришлось Ивану Михайловичу.
- Ты, Яночка, дочка, не дури, - ласково сказал он зарыдавшей молодой женщине. - Тебе надо хорошо есть, спать и маленького Ванечку кормить. Он у нас один теперь на всех остался.
На все запросы, которые подавал Иван Михайлович, в том числе, и по каналам своего тестя генерала Грибкова, приходил один и тот же ответ: “ Михаил Иванович Герцев, 1958 года рождения, пропал без вести. “
А, ещё через год Яна со своей матерью Беллой Марковной, бабушкой и маленьким Ваней уехали из СССР на постоянное место жительства в США.
- Простите меня, Надежда Борисовна и Иван Михайлович, что я увожу от вас Ванечку, - сказала она Мишиным родителям напоследок. - Но я не хочу, чтобы мой единственный сын вырос в этой стране, пошёл на войну и там погиб!