"РУССКИЕ НА ОСИ ЗЛА". Мой репортаж в "Гео"
От сочетания слов «Иран» и «русские» в нашем мозгу высекается лишь Стенька Разин, утопивший персидскую княжну, и Александр Грибоедов, растерзанный толпой разъяренных тегеранцев. История русской диаспоры в этой стране нами основательно забыта. Может быть, поэтому сегодняшние иранцы называют русских «содэ» - это что-то типа «Иваны, не помнящие родства».
Дмитрий СОКОЛОВ-МИТРИЧ,
спецкор газеты «Известия», специально для «ГЕО»
*
-- Сколько это стоит?
-- Это вам подарок.
-- Спасибо. А это вам 10000 реалов за доброту.
-- Спасибо, святой отец, только ради вас.
Обычный разговор между тегеранским торговцем и православным священником -- отцом Александром Заркешевым. Уважаемым людям на вопрос «сколько стоит?» в Иране всегда отвечают: «Нисколько». Но если уважаемые люди действительно не заплатят, они перестанут быть уважаемыми.
-- В этой мусульманской стране православных священников чтут не меньше, чем мулл, -- говорит отец Александр. - Почитание служителей культа у иранцев в крови. Я в этом убеждался неоднократно. Вот, недавно, не успел вовремя продлить визу. По закону меня вызывают в суд. Прихожу. Иду по коридору - все как один кланяются, наперегонки уступают место на скамейке ожидания. Сижу, жду. Приходит судья. Его первая реакция - замешательство. Он принимает меня без очереди, выписывает минимальный штраф и отпускает, чуть ли не извиняясь.
Отец Александр приехал в Иран из России в 1995 году, когда решением Священного Синода Русской православной церкви он был назначен настоятелем Свято-Николаевского храма в Тегеране. Это главный православный храм в стране. По мере возможности отец Александр проводит богослужения еще в четырех православных храмах Ирана. Сегодня местная русская диаспора насчитывает около 4 тысяч человек. Из них подавляющее большинство - работники российского посольства и строители Бушерской атомной станции. Таких русских, которые живут в Иране постоянно и являются его гражданами, не более 500. Живут они, кстати, по законам Российской империи. Когда я услышал это от отца Александра, на всякий случай, решил переспросить.
-- Вы не ослышались, -- улыбнулся священник. -- Случилось это так. Когда в 1979 году победила Исламская революция, новые власти предоставили возможность всем нацменьшинствам самим заняться законотворчеством в области семейного и имущественного права. Местные русские не стали долго думать. Взяли свод законов Российской империи, слово в слово перекатали оттуда соответствующие главы и направили на утверждение в органы юстиции. Там их одобрили, и вот русская диаспора уже 26 лет живет здесь по этим законам и не жалуется.
*
-- Вы из Германии?
-- Нет, я из России.
-- Вы русский? Не может быть!
-- Почему?
-- Говорят, русские все - высокие и сильные. А вы - так себе. Вот ваш фотограф еще немного похож на русского, а вы тянете на немца, не более.
Это мы поговорили с молодым иранцем на улице Валиас. Самое злачное место в Тегеране. Здесь можно найти все, что не лезет ни в какие исламские законы и обычаи: алкоголь, наркотики, порнографию, проституток и даже американскую символику. Правда, если не знать об этом, то можно пройти по Валиасу, как по обычной улице, и ничего странного не заметить. Разве что в какой-то момент подойдет человек и полушепотом предложит того-сего, пятого-десятого. Молодой человек, который завел с нами разговор, кстати, оказался гомосексуалистом и мы еле от него отвязались. Их тут тоже хватает.
Окажись мы в Тегеране лет 100 назад, никто бы нас с немцами не перепутал. История русской диаспоры в Персии поражает прежде всего тем, насколько основательно она нами же забыта. Сегодня трудно поверить, что в конце 19-го века число иранских русских измерялось десятками тысяч. Одних только православных храмов было 50. А каспийское побережье Ирана и вовсе было почти полностью русским. В одном только городе Энзели было 66 русских магазинов, 20 представительств фирм, банки, заводы. Следы былого величия остались в персидском языке: э-стакан, самовар, пирожки, запас, полуось, сухари, кулюче (искаженное «кулич») - эти слова иранцы сегодня считают исконно своими. А если им сказать, что самовар - это не иранское изобретение, они просто обидятся. Самоваров тут в тысячи раз больше чем в России. Они есть в каждом кафе и ресторане, в каждом магазине, в каждом доме. Самовары по праздникам стоят на улицах - из них всем желающим наливают чай. Они появились здесь с конца 19-го века. Русское культурное и экономическое влияние тогда была в этой стране столь же велико, как сейчас у нас - американское. Самовары наступали на Иран так же стремительно, как сегодня на Россию - холодильники с кока-колой.
Вместе с ними персидский рынок в те времена завоевали трехлитровые бутылки - знаменитые русские «четверти», то есть четверть 12-литрового ведра. Их и сейчас вместе с э-стаканами льют местные стекольщики. А иранские ювелиры до сих пор пользуются русской 84-й пробой серебра. Слова «запас» и «полуось» появились в языке фарси с тех пор, как в Тегеране появились автомобили. Первыми шоферами и автомеханиками на этой земле были сплошь русские: Попов, Волков, Харитонов, Маслов, Михневич. Русским был даже личный водитель шаха Резы Пехлеви. Звали его Степан Антонович Секрет. Первая шоссейная дорога в Персии была также построена русскими и вплоть до 1917 года принадлежала России. Энзели - Решт - Казвин - Тегеран. Расстояние, равное половине страны. Дорога была платной и приносила неплохой доход нашей казне. Потом большевики подарили ее Ирану вместе с остальной собственностью России взамен на международное признание персидскими властями страны советов.
Нехилым было и военное присутствие России в Персии. В 1879 году в Тегеране была сформирована Персидская казачья бригада. История ее создания такова. Накануне по приглашению Александра II в Санкт-Петербург наведался персидский монарх Насер-эд Дин-шах. В северной столице высокого гостя привели в экстаз 2 вещи - русские казаки и русские балерины. Точнее - их одеяния. Насер-эд Дин-шах приказал в срочном порядке закупить партию балетных костюмов. Ясное дело - для шахского гарема. Это можно было бы посчитать байкой, если бы не фотография, сделанная придворным фотографом - групповой портрет жен шахского гарема, одетых в балетные пачки. Что же касается казаков, то их бравый вид и умение обращаться с оружием произвели на шаха такое впечатление, что он обращается к русскому царю с просьбой о создании казачьей части в Персии. Уже через год в Иране была сформирована бригада из шести полков и артиллерийской батареи. Командовал ей кто бы вы думали - полковник Михаил Домантович, будущий генерал и отец знаменитой революционерки Коллонтай. Вы будете смеяться, но спустя сорок лет эта самая казачья бригада свергла династию принявшего их шаха и привела к власти нового монарха - Реза Пехлеви. Мальчик Реза (так его когда-то называли в Персидской казачьей бригаде) начинал денщиком у русского офицера, потом был зачислен казаком и на момент переворота дослужился до военного министра. Уже будучи венценосной особой, он на всех фотографиях фигурирует в русской казачьей шинели.
Кстати, о фотографиях. Первым фотографом в Иране был тоже русский -- Антон Васильевич Севрюгин. В конце 1870-х годов он на паях с братьями открыл в Тегеране фотоателье. И буквально сразу же его приглашают во дворец придворным фотографом того самого Насер-эд Дин-шаха, любителя казаков и балерин. Севрюгин стал официальным хронографом Персии и даже получил звание хана.
Не знаю, заслуга ли это Севрюгина, но современные иранцы, в отличие от братьев по вере из других стран, страшно любят фотографироваться. Стоит только достать фотокамеру - прямо наперегонки бегут, а от сверкания вспышки приходят в экстаз. Нынешние иранские русские даже сложили про эту страсть анекдот: «Приходит в тегеранский морг судмедэксперт. Видит 3 трупа: 2 грустных, а один - улыбается. Показывает на первого: «Как он погиб?» - «Попал под машину» -- «А этот?» - «Теща довела до инфаркта» - «Ну а последний как погиб?» - «Молнией убило». - «А почему улыбается?» - «Думал, что его фотографируют».
*
Знакомьтесь, Манучер Сулейманпур, русский иранец, католик с зароастрийским именем. В диаспоре его называют Игорем Ивановичем. При оформлении документов персидские чиновники часто давали русским эмигрантам новые имена и фамилии: Попов становился Мулла-заде (сын муллы), Агеева - Анвари и так далее.
-- В моих жилах течет и русская, и персидская кровь, -- Игорь Иванович говорит без малейшего акцента. - Мой дед уехал из Персии в Россию в конце 19-го века. Торговать. Там женился на казачке, нарожал 11 детей. Один из них, мой отец Иван, закончил гимназию в Екатеринодаре (теперь это, кажется, Краснодар), поступил в институт в Тифлисе - там его застала война и революция. Как-то раз не сдержался и нахамил чекистке - пришлось из Тифлиса уехать в Ленинград. Я родился там во время НЭПа и прожил в России до 6 лет. Отец к тому времени уже стал высококлассным инженером, но его способности были востребованы от случая к случаю. Так что, когда в Иране казаки привели к власти шаха Резу Пехлеви, отец решил эмигрировать в Персию. Здесь он строил плотины. Первая бетонная плотина в Иране построена по его проекту. Тогда в Иране подвизалось много русских инженеров. Практически все красивые здания в Тегеране, за исключением мечетей, построены русскими: железнодорожный вокзал, министерство обороны, финансов, юстиции, Главпочтамт, итальянское посольство, представительство фирмы «Зингер». Но главное, чему научился мой отец в России, -- это бессеребренничеству. Несмотря на его высокое положение, мы всю жизнь мыкались по съемным квартирам.
Это качество передалось и самому Манучеру-Игорю. До исламской революции он тоже работал инженером, но ушел, даже не дождавшись пенсии. Последние 30 лет занимается переводами. Вместе с покойной ныне женой Надеждой они перевели на персидский более 20 советских фильмов, оперу «Борис Годунов» (ее Сулейманпур может теперь наизусть спеть) и даже католические комментарии к Библии - с французского. Во время второй мировой войны, когда Иран был оккупирован СССР и Великобританией (еще одна забытая страничка истории) отец отправил Манучера во Францию. Там он получил образование и принял католичество.
-- Наверное, персы правы, когда называют современных русских «содэ», -- говорит Игорь Иванович. - То есть простачками. Оторванными людьми, без роду и племени. Это уже не те русские, которые жили здесь 100 лет назад. Диаспора очень разобщена и как-то потеряна. Если бы не отец Александр, уже, наверное, давно бы все ассимилировались.
*
«Красота - это правда. Правда - это красота. Это все, что мы должны. Это все, что нам нужно». Эпитафия на одной из могил русского кладбища в Тегеране. Здесь похоронен Иван Владица. Написано по-английски.
«Мама, прости, что не всегда была внимательной дочерью». Могила Татьяны Осиповой. Написано по-русски.
«Погиб при исполнении служебных обязанностей». Сотрудник посольства СССР Михаил Кольцов. 1944 год.
«Здесь покоится вечный труженик семьи Альберт Викторович Тер-Карапетян».
«Здесь покоится сотник казачьего войска Николай Хутнев». Рядом - сотник Алексей Валаев. Чуть подальше - тот самый придворный фотограф Севрюгин. А вон там - шахский шофер Секрет.
Понятие национальности здесь становится каким-то вселенским, простым и легким. Надписи на русском, армянском, грузинском, греческом, английском, персидском. На могилах - православные кресты, католические кресты, полумесяцы, звезды. Но на воротах написано старинным русским шрифтом: «Русское кладбище». Эти несколько гектаров земли на окраинной улице Ахмада Реза Таджери (был в Тегеране такой торговец) - единственное место в стране, где женщины снимают с головы платки. И потомственный сторож кладбища Сейфола Метанад этому не препятствует.
-- Большинство посетителей говорят по-русски, -- говорит Сейфола. - А то, что могильные надписи на разных языках - так в последние полвека христианские общины плотно срослись между собой. Армяне, грузины, русские, греки - сроднились все. Реже русские вступали в брак с мусульманами. Хотя - вон там, видите за часовней шикарный мавзолей стоит. Это один перс построил на могиле своей русской жены.
-- А я не хочу здесь лежать, -- вздыхает Манучер Сулейманпур.
-- Как так? А где же?
-- Я вообще нигде лежать не хочу. Я сторонник кремации. Хочу, чтобы меня сожгли и прах развеяли по ветру. Я, как и любой христианин чаю воскресения мертвых, но не думаю, что это будет как в фильмах ужасов: встали все мертвецы из гробов и пошли ногами по земле.
-- Я, кажется, понял. Сейчас вы скажете, что, может быть, частичка вашего праха долетит до России.
-- Фу, как пошло. Земля - она везде принадлежит Богу. Русская земля, иранская земля - это все чушь. Меня приводит в ужас мысль, что, когда я умру, меня кинут в яму и придавят тяжелой землей. У меня была нелегкая жизнь. Хочу после смерти стать легким. Хочу, чтобы мной дышали. Чтобы мной разговаривали. Неважно, на каком языке.
Иран
Дмитрий СОКОЛОВ-МИТРИЧ,
спецкор газеты «Известия», специально для «ГЕО»
*
-- Сколько это стоит?
-- Это вам подарок.
-- Спасибо. А это вам 10000 реалов за доброту.
-- Спасибо, святой отец, только ради вас.
Обычный разговор между тегеранским торговцем и православным священником -- отцом Александром Заркешевым. Уважаемым людям на вопрос «сколько стоит?» в Иране всегда отвечают: «Нисколько». Но если уважаемые люди действительно не заплатят, они перестанут быть уважаемыми.
-- В этой мусульманской стране православных священников чтут не меньше, чем мулл, -- говорит отец Александр. - Почитание служителей культа у иранцев в крови. Я в этом убеждался неоднократно. Вот, недавно, не успел вовремя продлить визу. По закону меня вызывают в суд. Прихожу. Иду по коридору - все как один кланяются, наперегонки уступают место на скамейке ожидания. Сижу, жду. Приходит судья. Его первая реакция - замешательство. Он принимает меня без очереди, выписывает минимальный штраф и отпускает, чуть ли не извиняясь.
Отец Александр приехал в Иран из России в 1995 году, когда решением Священного Синода Русской православной церкви он был назначен настоятелем Свято-Николаевского храма в Тегеране. Это главный православный храм в стране. По мере возможности отец Александр проводит богослужения еще в четырех православных храмах Ирана. Сегодня местная русская диаспора насчитывает около 4 тысяч человек. Из них подавляющее большинство - работники российского посольства и строители Бушерской атомной станции. Таких русских, которые живут в Иране постоянно и являются его гражданами, не более 500. Живут они, кстати, по законам Российской империи. Когда я услышал это от отца Александра, на всякий случай, решил переспросить.
-- Вы не ослышались, -- улыбнулся священник. -- Случилось это так. Когда в 1979 году победила Исламская революция, новые власти предоставили возможность всем нацменьшинствам самим заняться законотворчеством в области семейного и имущественного права. Местные русские не стали долго думать. Взяли свод законов Российской империи, слово в слово перекатали оттуда соответствующие главы и направили на утверждение в органы юстиции. Там их одобрили, и вот русская диаспора уже 26 лет живет здесь по этим законам и не жалуется.
*
-- Вы из Германии?
-- Нет, я из России.
-- Вы русский? Не может быть!
-- Почему?
-- Говорят, русские все - высокие и сильные. А вы - так себе. Вот ваш фотограф еще немного похож на русского, а вы тянете на немца, не более.
Это мы поговорили с молодым иранцем на улице Валиас. Самое злачное место в Тегеране. Здесь можно найти все, что не лезет ни в какие исламские законы и обычаи: алкоголь, наркотики, порнографию, проституток и даже американскую символику. Правда, если не знать об этом, то можно пройти по Валиасу, как по обычной улице, и ничего странного не заметить. Разве что в какой-то момент подойдет человек и полушепотом предложит того-сего, пятого-десятого. Молодой человек, который завел с нами разговор, кстати, оказался гомосексуалистом и мы еле от него отвязались. Их тут тоже хватает.
Окажись мы в Тегеране лет 100 назад, никто бы нас с немцами не перепутал. История русской диаспоры в Персии поражает прежде всего тем, насколько основательно она нами же забыта. Сегодня трудно поверить, что в конце 19-го века число иранских русских измерялось десятками тысяч. Одних только православных храмов было 50. А каспийское побережье Ирана и вовсе было почти полностью русским. В одном только городе Энзели было 66 русских магазинов, 20 представительств фирм, банки, заводы. Следы былого величия остались в персидском языке: э-стакан, самовар, пирожки, запас, полуось, сухари, кулюче (искаженное «кулич») - эти слова иранцы сегодня считают исконно своими. А если им сказать, что самовар - это не иранское изобретение, они просто обидятся. Самоваров тут в тысячи раз больше чем в России. Они есть в каждом кафе и ресторане, в каждом магазине, в каждом доме. Самовары по праздникам стоят на улицах - из них всем желающим наливают чай. Они появились здесь с конца 19-го века. Русское культурное и экономическое влияние тогда была в этой стране столь же велико, как сейчас у нас - американское. Самовары наступали на Иран так же стремительно, как сегодня на Россию - холодильники с кока-колой.
Вместе с ними персидский рынок в те времена завоевали трехлитровые бутылки - знаменитые русские «четверти», то есть четверть 12-литрового ведра. Их и сейчас вместе с э-стаканами льют местные стекольщики. А иранские ювелиры до сих пор пользуются русской 84-й пробой серебра. Слова «запас» и «полуось» появились в языке фарси с тех пор, как в Тегеране появились автомобили. Первыми шоферами и автомеханиками на этой земле были сплошь русские: Попов, Волков, Харитонов, Маслов, Михневич. Русским был даже личный водитель шаха Резы Пехлеви. Звали его Степан Антонович Секрет. Первая шоссейная дорога в Персии была также построена русскими и вплоть до 1917 года принадлежала России. Энзели - Решт - Казвин - Тегеран. Расстояние, равное половине страны. Дорога была платной и приносила неплохой доход нашей казне. Потом большевики подарили ее Ирану вместе с остальной собственностью России взамен на международное признание персидскими властями страны советов.
Нехилым было и военное присутствие России в Персии. В 1879 году в Тегеране была сформирована Персидская казачья бригада. История ее создания такова. Накануне по приглашению Александра II в Санкт-Петербург наведался персидский монарх Насер-эд Дин-шах. В северной столице высокого гостя привели в экстаз 2 вещи - русские казаки и русские балерины. Точнее - их одеяния. Насер-эд Дин-шах приказал в срочном порядке закупить партию балетных костюмов. Ясное дело - для шахского гарема. Это можно было бы посчитать байкой, если бы не фотография, сделанная придворным фотографом - групповой портрет жен шахского гарема, одетых в балетные пачки. Что же касается казаков, то их бравый вид и умение обращаться с оружием произвели на шаха такое впечатление, что он обращается к русскому царю с просьбой о создании казачьей части в Персии. Уже через год в Иране была сформирована бригада из шести полков и артиллерийской батареи. Командовал ей кто бы вы думали - полковник Михаил Домантович, будущий генерал и отец знаменитой революционерки Коллонтай. Вы будете смеяться, но спустя сорок лет эта самая казачья бригада свергла династию принявшего их шаха и привела к власти нового монарха - Реза Пехлеви. Мальчик Реза (так его когда-то называли в Персидской казачьей бригаде) начинал денщиком у русского офицера, потом был зачислен казаком и на момент переворота дослужился до военного министра. Уже будучи венценосной особой, он на всех фотографиях фигурирует в русской казачьей шинели.
Кстати, о фотографиях. Первым фотографом в Иране был тоже русский -- Антон Васильевич Севрюгин. В конце 1870-х годов он на паях с братьями открыл в Тегеране фотоателье. И буквально сразу же его приглашают во дворец придворным фотографом того самого Насер-эд Дин-шаха, любителя казаков и балерин. Севрюгин стал официальным хронографом Персии и даже получил звание хана.
Не знаю, заслуга ли это Севрюгина, но современные иранцы, в отличие от братьев по вере из других стран, страшно любят фотографироваться. Стоит только достать фотокамеру - прямо наперегонки бегут, а от сверкания вспышки приходят в экстаз. Нынешние иранские русские даже сложили про эту страсть анекдот: «Приходит в тегеранский морг судмедэксперт. Видит 3 трупа: 2 грустных, а один - улыбается. Показывает на первого: «Как он погиб?» - «Попал под машину» -- «А этот?» - «Теща довела до инфаркта» - «Ну а последний как погиб?» - «Молнией убило». - «А почему улыбается?» - «Думал, что его фотографируют».
*
Знакомьтесь, Манучер Сулейманпур, русский иранец, католик с зароастрийским именем. В диаспоре его называют Игорем Ивановичем. При оформлении документов персидские чиновники часто давали русским эмигрантам новые имена и фамилии: Попов становился Мулла-заде (сын муллы), Агеева - Анвари и так далее.
-- В моих жилах течет и русская, и персидская кровь, -- Игорь Иванович говорит без малейшего акцента. - Мой дед уехал из Персии в Россию в конце 19-го века. Торговать. Там женился на казачке, нарожал 11 детей. Один из них, мой отец Иван, закончил гимназию в Екатеринодаре (теперь это, кажется, Краснодар), поступил в институт в Тифлисе - там его застала война и революция. Как-то раз не сдержался и нахамил чекистке - пришлось из Тифлиса уехать в Ленинград. Я родился там во время НЭПа и прожил в России до 6 лет. Отец к тому времени уже стал высококлассным инженером, но его способности были востребованы от случая к случаю. Так что, когда в Иране казаки привели к власти шаха Резу Пехлеви, отец решил эмигрировать в Персию. Здесь он строил плотины. Первая бетонная плотина в Иране построена по его проекту. Тогда в Иране подвизалось много русских инженеров. Практически все красивые здания в Тегеране, за исключением мечетей, построены русскими: железнодорожный вокзал, министерство обороны, финансов, юстиции, Главпочтамт, итальянское посольство, представительство фирмы «Зингер». Но главное, чему научился мой отец в России, -- это бессеребренничеству. Несмотря на его высокое положение, мы всю жизнь мыкались по съемным квартирам.
Это качество передалось и самому Манучеру-Игорю. До исламской революции он тоже работал инженером, но ушел, даже не дождавшись пенсии. Последние 30 лет занимается переводами. Вместе с покойной ныне женой Надеждой они перевели на персидский более 20 советских фильмов, оперу «Борис Годунов» (ее Сулейманпур может теперь наизусть спеть) и даже католические комментарии к Библии - с французского. Во время второй мировой войны, когда Иран был оккупирован СССР и Великобританией (еще одна забытая страничка истории) отец отправил Манучера во Францию. Там он получил образование и принял католичество.
-- Наверное, персы правы, когда называют современных русских «содэ», -- говорит Игорь Иванович. - То есть простачками. Оторванными людьми, без роду и племени. Это уже не те русские, которые жили здесь 100 лет назад. Диаспора очень разобщена и как-то потеряна. Если бы не отец Александр, уже, наверное, давно бы все ассимилировались.
*
«Красота - это правда. Правда - это красота. Это все, что мы должны. Это все, что нам нужно». Эпитафия на одной из могил русского кладбища в Тегеране. Здесь похоронен Иван Владица. Написано по-английски.
«Мама, прости, что не всегда была внимательной дочерью». Могила Татьяны Осиповой. Написано по-русски.
«Погиб при исполнении служебных обязанностей». Сотрудник посольства СССР Михаил Кольцов. 1944 год.
«Здесь покоится вечный труженик семьи Альберт Викторович Тер-Карапетян».
«Здесь покоится сотник казачьего войска Николай Хутнев». Рядом - сотник Алексей Валаев. Чуть подальше - тот самый придворный фотограф Севрюгин. А вон там - шахский шофер Секрет.
Понятие национальности здесь становится каким-то вселенским, простым и легким. Надписи на русском, армянском, грузинском, греческом, английском, персидском. На могилах - православные кресты, католические кресты, полумесяцы, звезды. Но на воротах написано старинным русским шрифтом: «Русское кладбище». Эти несколько гектаров земли на окраинной улице Ахмада Реза Таджери (был в Тегеране такой торговец) - единственное место в стране, где женщины снимают с головы платки. И потомственный сторож кладбища Сейфола Метанад этому не препятствует.
-- Большинство посетителей говорят по-русски, -- говорит Сейфола. - А то, что могильные надписи на разных языках - так в последние полвека христианские общины плотно срослись между собой. Армяне, грузины, русские, греки - сроднились все. Реже русские вступали в брак с мусульманами. Хотя - вон там, видите за часовней шикарный мавзолей стоит. Это один перс построил на могиле своей русской жены.
-- А я не хочу здесь лежать, -- вздыхает Манучер Сулейманпур.
-- Как так? А где же?
-- Я вообще нигде лежать не хочу. Я сторонник кремации. Хочу, чтобы меня сожгли и прах развеяли по ветру. Я, как и любой христианин чаю воскресения мертвых, но не думаю, что это будет как в фильмах ужасов: встали все мертвецы из гробов и пошли ногами по земле.
-- Я, кажется, понял. Сейчас вы скажете, что, может быть, частичка вашего праха долетит до России.
-- Фу, как пошло. Земля - она везде принадлежит Богу. Русская земля, иранская земля - это все чушь. Меня приводит в ужас мысль, что, когда я умру, меня кинут в яму и придавят тяжелой землей. У меня была нелегкая жизнь. Хочу после смерти стать легким. Хочу, чтобы мной дышали. Чтобы мной разговаривали. Неважно, на каком языке.
Иран