О теории.
Когда я писал о революции в России, ее форме и движущих силах, мне раз за разом выдвигали одно и то же возражение. Де, у лево-партиотических сил нет теории, говорили мне оппоненты. А без теории нам полный швах. Вот была у революционеров 1917-го года теория, и у них получилось взять власть, а у нас теории нет, и потому ничего не получится. И вот назрел у меня вопрос. А какого рожна какой теории, вам, друзья, не хватает? Необходимость в социальной теории возникает тогда, когда имеющийся теоретический аппарат не позволяет объяснить те или иные социальные факты или события.
Есть такие события и социальные факты, которые трудно или даже невозможно объяснить в рамках существующих парадигм? Если есть, то я готов признать необходимость в разработке новаторской теоретической схемы. А если нет, то у меня появляется подозрение, что не теория вам нужна, друзья мои, а вера! Но это уже другая проблема, которая заключается в том, что существующие наработки, концепции и подходы не изложены в форме, достаточно простой, с явными постулатами, очевидными выводами и запоминающимися лозунгами. В той форме, которая бы могла с легкостью возбуждать доверие и ага… веру. Или я не прав?
В общем, мне бы хотелось услышать примеры социальных фактов, которые необъяснимы сегодня и требуют какой-то новой теории.
А пока для затравки попытаюсь ответить на ряд вопросов, которые были заданы Бутаковым в своей статье «Три вопроса российским левым».
1. Почему при своём практическом осуществлении социализм везде и всегда - от России до Китая, от Кубы до Камбоджи, от КНДР до Венесуэлы - выливается в политическую форму диктатуры одного лица или олигархии?... (…социалисты должны убедительно объяснить, каким образом социализм будущего гарантирует от появления у власти людей, подобных Пол Поту. Иначе он никогда не возымеет преимуществ в плане свободы личности перед современным глобальным капитализмом).
Во-первых, хотелось бы точнее определить, что же такое диктатура и на чем она основывается. Диктатура, как определил бы ее я, это форма репрессивной организации какого-либо класса или социального слоя (одного или нескольких) по отношению к другим классам или социальным слоям. Может быть диктатура господствующих классов. Она организуется тогда, когда традиционными методами, манипуляциями с парламентским представительством становится невозможным удержать собственное господство. Тогда правящие классы переходят к прямому диктату, основанному на репрессии своих оппонентов.
Так же существуют т.н. «революционные» диктатуры, т.е. диктатуры основанные на репрессии социальных сил, пришедших к господству в результате революции, по отношению к бывшим «господам». И как мягкая форма революционных диктатур могут быть названы диктатуры «популистские». Это когда диктатура смягчает противоречия между классами, проводя реформы (или в худшем случае - видимость реформ), улучшающие положение низших классов. Как правило они основаны на поддержке как низших классов, так и части господствующего, тех его представителей, которые готовы поделиться частью благ ради социального мира. Но и эта диктатура есть форма репрессии консервативной части господствующих социальных сил.
Но как бы то ни было, однозначно одно! Любая революция в политическом плане организована как диктатура. Поскольку суть революции в репрессии тех или иных социальных сил - она по определению осуществляется в форме диктатуры. Диктатуры одного лица или группы лиц (партии в лице партийной верхушки).
Еще раз повторю - любая революция, а не социалистическая революция. И буржуазная Великая французская революция осуществлялась в политическом плане в виде последовательно сменяющихся диктатур вплоть до Наполеона Бонапарта включительно, и английская революция не обошлась без диктатуры Кромвеля.
Более того, как и первые буржуазные республики, так и первые социалистические существовали в условиях перманентной внешней опасности. И такая опасность опять же требует авторитарной власти для организации отпора врагу. Так Франция не могла обойтись без диктатуры группировок конвента, а позже Наполеона, да и Советская Россия - без диктатуры партийных групп, а затем Сталина.
Однако так же нормальным является последующее отчуждение революционных идеологов от власти при сохранении результатов их репрессивных действий. Как правило это тоже происходит в виде диктатуры, когда репрессиям подвергаются сами революционеры. Наполеон это проделал во Франции, в Англии этот процесс вылился в реставрацию, а Сталин активно трудился в этом направлении в России.
Впрочем, революционные идеологи, отчужденные от политической власти, наоборот не отчуждаются от власти идеологической, что идет им самим на пользу. Поскольку твердость в следовании «линии партии» уже не связана с обладанием политической властью, за отклонения от этой «линии» уже не рубят головы, а всего лишь побивают друг друга в эпистолярных схватках. Таким образом создается сфера идеологической гегемонии, достаточно жестко контролирующей политическую власть (в плане верности идеалам), и одновременно достаточно гибкая сама по себе, что бы адекватно реагировать на изменившиеся условия.
Специфика отечественной ситуации заключается в том, что на естественные постреволюционные процессы рухнула Великая война. Она оказала столь существенное, столь кардинальное влияние на естественное развитие страны, что не стоит удивляться нашей необычной политической судьбе. Во время войны и послевоенного восстановления коммунистическая партия, отодвигаемая от политической власти Сталиным, восстановила и даже укрепила свои позиции, а после смерти Сталина смогла взять политический реванш, и осудить саму попытку отчуждения идеологической революционной партии от власти в форме «осуждения культа личности и попрания (личностью) ленинских норм». Таким образом у нас не возникло отдельной от политической власти системы идеологической гегемонии, которая контролировала бы власть и адекватно реагировала бы на исторические изменения. А поскольку свято место пусто не бывает, постепенно в этой «пустой комнате» завелась плесень, которая разрослась до ныне цветущих либералов-антисоветчиков.
Когда военная опасность перестала быть актуальной для большей части населения, когда поколение, «испуганное» войной, по возрасту стало оставлять активную роль следующим, более молодым поколениям, актуальным сделался вопрос о демократизации политической системы и общественной жизни. Это, опять же, естественный процесс, звоночки которого мы слышали в Восточной Европе начиная с 70-х годов. Но вместо сравнительно независимой среды, осуществляющей идеологическую гегемонию, и контролирующую власть с идеологических позиций, мы имели партийно-хозяйственную номенклатуру, которую никто не контролировал. И когда перед этой социальной группой встала дилемма, либо самоуничтожится в процессе демократизации, либо уничтожить саму систему, она естественно, по законам функционирования элит выбрала второе, и Советский Союз был разрушен. Ведь, еще раз повторю, вместо коммунистической идеологической гегемонии, независимой от власти, критикующей власть и контролирующей ее, мы сами вырастили то болото, тот антисоветский идеологический эрзац, на который и опиралась партийно-хозяйственная номенклатура в деле разрушения СССР и сохранения себя любимой.
Т.о. выводы: авторитарность советского и иных социалистических режимов не обусловлена социалистическим способом организации общества, а является естественной политической формой для любой революции, и для любой молодой социальной организации, существующей в условиях внешнего давления со стороны консервативного большинства.
Советский Союз был разрушен в момент кризиса, вызванного естественными процессами перехода к более демократичным формам политической и общественной организации. Процесс разрешения этого кризиса в странах восточной Европы не был самостоятельным и был обусловлен ситуацией в СССР. Т.е. сначала советская номенклатура не позволяла найти выход из кризиса в Восточной Европе, а потом разрушила социалистический лагерь вместе с Советским Союзом.
Впрочем, социалистическая организация еще слишком молода по историческим меркам. Буржуазная Франция (первая республика с первой империей) продержалась существенно меньше, чем СССР и ее буржуазные сателлиты пали вместе с ней, как пали социалистические сателлиты СССР. Но была и вторая, и третья республика - аж до пятой. И буржуазная система охватил весь мир. Так что у нас еще все впереди.
Кстати, интересно как дело пойдет в Китае. Сегодня сращивание коммунистической партии и политической власти там вполне объяснимо. Китай проводит революционную модернизацию. Однако этот процесс очевидно подходит к концу. Нужно понимать, что любой подобный процесс конечен и система должна выйти на эволюционную траекторию, когда социальные силы и процессы, обеспечивающие модернизацию будут полностью раскрыты и тем исчерпаны. В Китае этот момент уже виден на горизонте. И вот тогда политическая власть должна оторваться от идеологической составляющей с одной стороны, и демократизироваться с другой. Получится ли это у них?
На другие вопросы отвечу позже.
Пи. Си. От Пол Потов никто никогда гарантировать никого не сможет. Ни капитализм, ни социализм, ни любой будущий ...изм. Странный все таки народ, - эти люди.