Об Эхе Москвы, «полуживущих» и о нашем бессмертии.
Меня тут упрекают в том, что я присоединился к акции за закрытие мерзкого «Эха Москвы» хотя бы 9-го мая. Упреки условно можно поделить на три группы.
Во-первых, упрекают в том, что инициаторы акции недостаточно хороши. Ну и что, отвечу я? Что ими движет я не знаю, и пускай в худшем случае они просто хотят попиариться. Это их проблемы! А мной движет искренняя неприязнь и отвращение к людям, собравшемся под крышей названной радиостанции. Чего бы не желал «румол», я поддерживаю акцию по своим причинам. Это моя воля, мое отвращение и мое действие.
Во-вторых, мне говорят о бессмысленности данной акции. Ведь все равно они не заткнутся и 9-го мая, и в любой другой день.
И это я понимаю! Однако пускай они знают, сколько людей говорит им «Иду на вы!». Это будет честно и по отношению к ним, и по отношению к себе.
И последнее, но наиболее важное.
Часто повторяют вольтеровскую фразу «Я не согласен с вашими убеждениями, но готов отдать жизнь за ваше право их высказывать», и своей изящной красотой она производит немалое впечатление. Однако я с ней решительно не согласен.
«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…» я пришел к некоторым выводам. Например, убедился, что нет иных причин для настоящей, глубокой ненависти, кроме различий в мировоззрении, идейных различий. Все остальные причины гораздо мельче.
Я, конечно, не буду сравнивать эту ненависть, с ненавистью, например, по отношению к убийце родных людей, это слишком интимный вопрос, хотя и замечу, что названные виды ненависти сродни друг другу. Но все остальное, или как там пишут конфликтологи насчет конкуренции за ресурсы (бабло, женщины) и т.д. никак не может быть причиной даже близкой по накалу и основаниям ненависти.
Конечно, когда я говорю о мировоззренческих противоречиях, вызывающих ненависть, я говорю о непримиримых противоречиях, а не о частных расхождениях, так что в дальнейшем это стоит иметь в виду, хотя очень часто непримиримые противоречия принимаются за частные, и наоборот. Например, непримиримые противоречия между эсерами и большевиками, которые лежали именно в мировоззренческой, а не теоретической сферах, долгое время принимались за частные на фоне общей теоретической близости. Однако стержневое противостояние гражданской войны в России начала XX - го века шло именно в мировоззренческой сфере и большевики с эсерами оказались главными представителями враждующих мировоззрений. Их конфликт и вызвал кровавую гражданскую войну.
Итак, как же видится мировоззренческое противостояние, на пример современного противостояния с либералами. В чем его бескомпромиссность?
Дело в том, что почти всякий человек есть существо одновременно и смертное и бессмертное (сейчас я не вкладываю в свои слова никакой религиозной составляющей). Бессмертие (не религиозное) человека заключается в потенциальном, желаемом бессмертии той общности, с которой он себя идентифицирует. Вообще, в духе новых веяний сегодня обвыклись говорить об индивиде, его существе, развитии и т.д., однако нужно заметить, что человек - существо общественное и рассуждать о существе человека вне его общественной природы убого. Кстати, в этом и есть лакуна в теории познания Канта.
А представление об общности, которая реализует мое бессмертие после моей физической смерти лежит именно в сфере мировоззрения.
В свое время я, пытаясь определить, в чем же заключается русскость, или «русский менталитет», сравнил его с луковицей, которая не имеет какой-то абсолютной «косточки» внутри, на которую и наслаиваются, по мнению Крылова, исторические навыки, исторический опыт. « Главное то, что двигаясь все глубже и глубже, никаких там русских самих по себе мы не найдем. Нет никакого отдельного от «луковичных» слоев тела. Тело русского народа, это и есть сами слои, от легких и мягких внешних, до глубинных, крепких как мореный дуб. Это и есть Россия. Таким образом, русский народ, это и есть русский «менталитет». Не более, и не менее».
Но таким образом мое бессмертие как раз и заключается в том, что я такая же «луковичка», как и весь мой народ. Что кроме моего личного опыта, глубже его, и шире его, лежат те самые «луковичные слои». Они в первую очередь находятся в сфере бессознательного и определяют его. Там, во мне, жив и князь Святослав, и св. Владимир, и Александр Невский и таки да, боярин Твердила уже 1000 лет корчится в презрении народном. Там и важные бояре и мужики, что на коленях с челобитьем на голове стояли к царскому выходу. Там и те, кто сделал выбор в гражданскую, и кто насмерть стоял под Москвой в 1941, но и те, кто расстреливал в 1937 тоже там, как и многие из тех, кого расстреливали. Так бессмертны во мне они, и так бессмертен я. В этом, не физическом, а метафизическом смысле мне уже тысячелетия от роду.
Так что же делает мой мировоззренческий враг? Он меня убивает! Он убивает, «стирает» мое метафизическое тело, которое, и этого к сожалению в массе люди не понимают, в 1000 раз важнее и дороже тела физического.
Дело в том, что смыcл, порядок моего метафизического тела существует только в определенных мировоззренческих рамках, при определенном взгляде на мир, при определенной антропологии. Вне этих рамок порядок моего метафизического тела разрушается, превращается в отвратительную жижу, бесструктурную и бессмысленную. Только определенно понимаемое добро и зло, свобода и воля, правда и справедливость создают из элементов моего метафизического тела порядок, самоё тело.
Мой мировоззренческий враг разрушает этот порядок, стирает мое прошлое и настоящие, а следовательно убивает и будущее. Он покушается на мое бессмертие!
Гитлер выяснил, что физически сломить, убить мой народ невозможно, ибо бессмертный может позволить себе умереть. Эти же атаковали само бессмертие. Словами они разрушают то, что важнее моей физической жизни - мое бессмертие, и потому так пекутся о свободе слова. Впрочем, понятно, что это лишь эвфемизм их права говорить и нашей обязанности слушать. Вздорен аргумент, «не хочешь, не слушай». Поскольку человек есть существо общественное, он не может не вступать в коммуникации, и коли контроль над определенной частью коммуникационных потоков контролируется кем то, он вынужден слушать.
Кстати, они так же очень боятся за свое физическое тело, за свою жизнь. Эту жизнь, здесь и сейчас, они полагают высшей ценностью, если не единственной. Они больше всего боятся того, что им скажут: «я не согласен с вашими убеждениями, и готовы ли ВЫ отдать жизнь за ваше право их высказывать?» Все это потому, что они сами «полуживущие», т.е. они как бы и существуют здесь и сейчас, пока не помрут, но метафизического тела у них нет, и в этом смысле бессмертия они не имеют. Умирать им очень страшно. И поэтому им, смертным, непонятны и ненавистны бессмертные, наши солдаты в Войну, которые твердо шли на смерть. Оттуда заградотряды с пулеметами, которые по их мнению стреляли в спину сражающимся бойцам. Они ведь искренне не понимают, как без заградотряда за спиной можно встать из окопа под пули. Смертные никогда не поймут бессмертных.
Но вернусь к их праву говорить. Их право говорить, это их право убивать. Есть суждение, что моя свобода заканчивается там, где начинается нос соседа. Но они давно преступили эту линию. Их даже не может извинить тот факт, что они попросту не знают о существовании метафизического , бессмертного тела, которое они бьют, кромсают, уничтожают всеми способами. Потому что они знают о существовании этого тела! Они его хорошо изучили, нашли уязвимые, незащищенные места, и бьют именно туда.
Почему же я могу иметь моральное право ненавидеть какого-нибудь воришку, или даже бандита, убийцу или террориста, но не должен ненавидеть того кто покушается на мое бессмертие? Да по большому счету только его я и должен ненавидеть со всей силой своей души.
И чем моя ненависть должна быть ограничена?
Эти «полуживущие» явились к нам из мира смерти, что бы отобрать наше бессмертие. Так чем должна быть ограничена моя ненависть, спрашиваю вас еще раз?
Пи.Си. Да! Далеко не все сегодня ощущают свое бессмертное тело, и не зря поэтому с такой ненасытной, но бесплодной страстью насыщают свое смертное, физическое тело. Но у подавляющего большинства из нас бессмертное тело есть! Уверяю вас. Его только нужно почувствовать, вспомнить, разбудить. И тогда, уверяю, все изменится. Потому что мы сегодня ведем себя как смертные, и от этого все так, как оно есть.
Еще Пи.Си. В свое время я больше жалел тех солдат, что погибли в конце войны, когда Победа была уже близка, а сегодня я понимаю, что труднее было умирать тем, которые погибали в начале, которым в Победу можно было только верить.