Теперь я знаю, что всю жизнь боялась немцев. Наверное, скорее, нацистов - но предвзятое отношение к Германии во всех ее проявлениях присутствовало однозначно. Теперь я об этом знаю.
Теперь я их не боюсь. Они по-прежнему мне не понятны, но и не интересны.
Теперь я знаю, что они смешны - как и все мы.

Click to view

За последний месяц я прочла книг с немецкого, ( Read more... )

Нерасчлененная ярость. Ярость-накат, перекрывающая ярость-откат. Ярость с заткнутым ртом. Вопиющая своим молчанием к небу. (Никогда мой 12-а - сколько ни провоцировала меня Веро Леванд - не умудрялся довести меня до такой ярости.) Сорокалетняя, выдержанная, перебродившая, выталкивающая пробку ярость. Ибо это должно выйти наружу. Ярость-чернила. ( Read more... )

Ну что ты хочешь, чтобы я сказала?


( Read more... )

Хаубериссер задумчиво молчал ( Read more... )

( Read more... )

 
( Read more... )

Ты знаешь, я большая охотница до имен, а твое и вовсе сводит меня с ума. Ригоберто! Оно мужественное, элегантное, бронзовое, итальянское. Когда я произношу твое имя, тихонько, про себя, по спине пробегает дрожь, а нежные розовые пятки - дивный дар Господа (или природы, если так угодно тебе, атеисту) - холодеют. Ригоберто! Словно переливчатая капель ( Read more... )

 Сильнее всего ощущаю я одиночество, когда раскрываю сердце другу, потому что тогда особенно ясно понимаю непреодолимость преграды. Вот он здесь, передо мной: его светлый взгляд устремлён на меня, но душа, скрытая за этим взглядом, недоступна мне. Он слушает меня. Но что он думает? Да, что он думает? Это мучение непонятно тебе? А вдруг он ненавидит ( Read more... )

 Завтра исполняется 20 лет со дня моей репатриации. Уже пару месяцев я предвкушаю этот день, обдумывая его значение и смакуя сладко-щемящее чувство патриотизма, наполняющее гордостью и даже какой-то высокопарностью ( Read more... )

и плачу.
Неправда. Плакать я уже не плачу. Сижу слушаю все ту же вещь по стописятыщному разу, думаю.
 
( Read more... )