Подлость путинского произвола 2
Т.ДЗЯДКО: Еще раз приветствую аудиторию телекомпании RTVi, радиостанции «Эхо Москвы». Это программа «Обложка-1» и ее ведущие Софико Шеварднадзе и Тихон Дзядко. И у нас сегодня в гостях Ксения Собчак. Чтобы закончить тему денег, вот, сообщил Владимир Маркин, официальный представитель Следственного комитета, что, я цитирую, «следствие заинтересовалось в источниках происхождения этих изъятых в ходе обыска денежных средств. В рамках расследования будет выяснено, уплачены ли с этой суммы налоги и для этого уже назначена налоговая проверка. Следствие также намерено выяснить, для каких целей могла предназначаться такая крупная сумма, расфасованная более чем в 100 конвертов».
К.СОБЧАК: Во-первых, я не очень понимаю, почему я за деньги, которые я зарабатываю, должна оправдываться и говорить, на что она предназначена. И почему я должна хранить их не в конвертах, а, я не знаю, в резиночках или что, бабочками их сворачивать, самолетиками? То есть мне вообще странны эти вопросы. Почему я не имею права хранить деньги в конвертах? Это что, является преступлением? А в чем еще хранятся деньги, если не в конвертах? Вот, я как-то привыкла хранить деньги так. Кто-то их хранит, резинкой обматывает. Вот, мне это неудобно, потому что это все срезает там концы денег. я должна это объяснять следователю? Это, мне кажется, очень странная форма. А потом вы меня простите, пожалуйста, налоговая проверка - я совершенно не против и, собственно, безусловно, мои адвокаты об этом знают и как-то мы готовим материалы по этому делу. Но вопрос не в этом. Я там каждый год сдаю декларацию, являюсь ПБОЮЛом и так далее.
Причем здесь налоговая проверка и 6-е мая? Дело, по которому я вызываюсь на допросы, дело, по которому я прохожу свидетелем, связано с беспорядками, напоминаю, 6-го мая. Какое отношение налоговая проверка имеет к 6-му мая? Ну, вы тогда скажите.
Т.ДЗЯДКО: Ну а, может быть, эти деньги были получены от иностранных спонсоров для того, чтобы выплачивать организаторам кровавой революции в России и расфасованы по конвертам.
К.СОБЧАК: Ну, у нас могут доказать все, что угодно. Мне кажется, на одном том основании, что там существуют доллары США, можно уже сделать вывод, что это деньги Госдепа. То есть это тут вопрос логического доказательства, то есть что будет являться доказательством того или иного факта. Я не знаю, честно говоря, степень своей собственной бесправности в собственной стране, и поэтому у меня нет ответа.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда тебя засняли в это же утро (по-моему, это тоже было на LifeNews или где-то выложено), ты говорила, что «я никогда не думала, что произойдет то, что сегодня произошло, и слава богу, что это не видит мой отец». Ты, действительно, думала, что ты сейчас пойдешь в оппозицию... Хотя, ты, действительно, никогда не ругала напрямую Путина. Но для них этого никакого значения не имеет. То есть ты либо с ними, либо против них, да? Ты, действительно, думаешь, что ты можешь заниматься оппозиционной деятельностью и с тобой ничего не будет, вот, все будет как по-прежнему?
К.СОБЧАК: Нет, я просто не думала, что, во-первых, когда человек высказывает свое мнение, он занимается оппозиционной деятельностью. И я, конечно, считаю, что это какая-то личная история. То, что я говорю, мало чем отличается от того, что говорит Леонид Парфенов, которого при этом показывают и по Первому каналу, и не производят у него обысков. То, что я говорю, мало отличается от того по сути по своей... Может быть, я не говорю это так красиво, но по сути это мало отличается от того, что говорит Акунин, или от того, что говорит Быков, или даже от того, что иногда, Софико, говоришь ты или Тихон Дзядко. Здесь не вопрос того, что я говорю. Моя позиция более чем умеренная. Я всегда говорю о том, что помимо ситуации стагнации в нашей стране вторая крайность, которой я тоже опасаюсь, это гражданская война, приход ультралевых и так далее. Этого я боюсь не меньше, чем того, что происходит сейчас.
Но в данной ситуации вопрос не в том, что я говорю. Вопрос в какой-то травле и мести.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: О’кей. А тебя не предупреждали, что человек, который очень мстительный, он, как бы...
К.СОБЧАК: А за что мне мстить? Я...
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну, потому что ты с ним связана. Мы с Тихоном с ним никак не связаны, а ты с ним связана с детства.
К.СОБЧАК: У меня нету ответа на этот вопрос, потому что я, правда, все, что делала в этой жизни, я делала сама и большим трудом. И мне это дорогого стоило, и мне в этом смысле никто не помогал. Я пробивалась сама, пробивалась разными способами, иногда сомнительными, иногда нет. Но это был тяжелый путь, это был мой путь. И мне никто ничего на блюдечке с синей каемочкой не принес. И это тоже очевидно. Всем, кто знает, как развивалась моя карьера, это тоже очевидно. Я не начинала свою карьеру на Первом канале федерального телевидения, понимаете? Я ее начинала на маленьких молодежных каналах, постепенно завоевывая аудиторию и делая это так, как я могла на тот момент, так, как мне позволяли условия, в которых я находилась. Поэтому, конечно, я считаю, что это несправедливо.
Но другое дело, что, видимо, существует логика того, что когда тебе просто не мешают, это уже тебе помогает.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Скажи, пожалуйста, ты еще сказала, что на сегодняшний день у тебя нет средств на существование, что ты одолжила денег у своего стилиста.
К.СОБЧАК: Сейчас мне мама уже привезла деньги.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Да. Ну, понятно, что там какие-то главы каналов могут тебя забанить, чтобы ты больше не вела какие-то мероприятия на федеральных каналах. Но, вот, у тебя же есть также друзья и высокопоставленные какие-то чиновники, и олигархи? Вот те люди, которые остались при тебе, они сейчас готовы впрягаться за тебя и как-то выручать тебя? Или они тоже отошли в сторону?
К.СОБЧАК: Ну, слушайте, время покажет. Пока есть и те, и другие. Есть и те, которые пропали. Но это тоже нужно понимать, наверное, и не озлобляться. А есть люди, которые очень сильно поддерживают и не боятся. И таких тоже очень много. Это, вот, удивительно. Тоже очень приятное открытие, когда у людей свой бизнес, они независимы от государства, ходят на эти митинги. Но нам вообще плевать. Чего, вот, бояться? Всю жизнь так можно прожить и бояться. Но, в основном, конечно, людям, которым есть, что терять, им почему-то страшно, и вот это та самая мерзкая самоцензура, про которую я и говорю.
Я, знаете, я всегда это видела с другой стороны забора. Я, например, задолго до всех этих оппозиционных митингов и вообще того, что меня это стало очень волновать, я дружила исключительно по другим историям с Борисом Немцовым. И меня всегда удивляли люди, которые подходили ко мне и говорили «Слушай, а, может быть, вот, Борю, все-таки, не надо звать. Знаешь, он же вот такой вот». Мне всегда это было так странно, я даже не понимала, о чем они говорят. Я говорю: «Послушай, я Борю зову и при этом я Федю Бондарчука зову, потому что я с ним по другим совершенно позициям дружу, хотя не всегда разделяю то, что он там политически делает». Я как-то вообще так не разделяю, что кого-то можно не позвать на день рождения или куда-то, потому что, ну, как-то, вот, он оппозиционен. Но, оказывается, есть большое количество людей, которые именно так и рассуждают. И вот это для меня, честно говоря, стало просто удивительным.
Т.ДЗЯДКО: А ты связывалась сегодня или вчера с какими-то знакомыми или друзьями, условно говоря, из власти для того, чтобы понять логику происходящего, в частности, логик происходящего в отношении тебя?
К.СОБЧАК: Мне кажется, эта логика понятна. Мне кажется, что... Ну, слушайте, здесь, я считаю, что каждый принимает свои решения, каждый за них отвечает перед собой, перед богом, перед совестью, перед людьми. Я принимаю свои решения, кто-то принимает свои. Ну, то есть мне кажется, это не та ситуация, в которой можно и нужно о чем-то разговаривать.
Т.ДЗЯДКО: Не, ну просто может быть логика напугать Собчак, а может быть логика закрыть Собчак, например.
К.СОБЧАК: Может быть. А, может быть, это логика сделать максимально возможное, а потом посмотреть. Ну, знаете, это же вопрос того, что страх, что есть, на чем держать на крючке, или нет, на чем держать на крючке. Явно люди слушали телефон, явно они понимают, что это, собственно, те мои сбережения, которые у меня есть, и что мне финансово будет нелегко. И явно это делается с какой-то целью, ну, как минимум удержанием на долгое время этих денег. То есть сейчас у меня будет приостановлен ремонт, который я делала. Ну, то есть, как бы, тут вопрос, как далеко это зайдет.
К.СОБЧАК: ...Понимаете, когда ты находишься в ситуации бесправия, ты никогда не знаешь, как далеко это зайдет, потому что это не связано с тем, что ты сам понимаешь, ты сделал или не сделал, совершил или не совершил. Понимаете? В этом большая разница правового государства от неправового. Там ты понимаешь, что, вот, собственно говоря, ты мог что-то совершить противоправное и за это может последовать вот такое вот неизбежное наказание. А тут ты никогда не знаешь, потому что ты ничего не совершаешь, а произойти может все, что угодно. И я это ощутила в своей квартире, когда в какой-то момент у нас вначале был обыск с собакой на тему наркотиков.
Т.ДЗЯДКО: В смысле это первая часть обыска сначала?
К.СОБЧАК: Да, первая часть обыска. И в какой-то момент омоновец выносит какой-то пакет коричневый, и собака что-то начинает лаять. Он говорит: «Что это?» И я начинаю просто трястись, потому что я понимаю, что мне сейчас подкинули наркотики, что я не знаю, что это за пакет, я вижу его первый раз в жизни. И у меня начинается, я говорю: «Так, я не знаю, что это за пакет. Я его вижу первый раз в жизни, я не имею к нему никакого отношения». И уже потом, когда вот эта реакция проходит, он, как бы, стал его рассматривать, понюхал, дал мне понюхать. Это оказалась лаванда, это моя домохозяйка кладет в белье такие лавандовые саше. Но вот это ощущение, когда... Могло и до этого дойти. Мы сейчас могли сидеть не здесь, а господин Маркин или кто-то еще мог шить мне не, там, налоговое спонсорство Госдепа или уход от чего-то еще, а то, что Ксения Собчак держит у себя пакеты с анашой и кокаином. И люди бы тоже в это поверили. Ну, конечно, Ксения Собчак - светская львица, значит, наркоманка, кто-то еще. Любая версия ложится на это. И я не удивлюсь, если следующий шаг будет таким.
Т.ДЗЯДКО: Смотри, ты, выступая на первом митинге 24 декабря на Проспекте Сахарова, ты сказала «Власть нужно не менять, а на нее нужно влиять». Это по-прежнему твоя позиция? Или вчерашняя и сегодняшняя истории еще больше, чем истории другие последних месяцев внесли в эту позицию коррективу?
К.СОБЧАК: Вы знаете, я могу сказать так, что я не позволю и не доставлю всем тем людям, которые творят этот произвол, меня озлобить, потому что это позиция слабости. Вот, я не дам им такой радости. Что бы они ни делали, даже если это кончится тем, что я поеду за особо крупные налоговые нарушения и государственную измену куда-то в район Сибири, в Читу, где мой папа родился, то я даже тогда (я надеюсь), во всяком случае, я сделаю все, чтобы я не озлобилась и не превратилась в ультрарадикала.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То есть ты будешь как Ходорковский, достойно отсиживать за непонятно что.
К.СОБЧАК: Слушай, я надеюсь, что, все-таки, я не буду... (говорят одновременно) Вы меня рано хороните, честно говоря. Спасибо вам большое, но я, все-таки, надеюсь на лучшее и то, что, все-таки, это будет носить рациональный характер. Но я хочу показать своим примером, что нельзя озлобляться. Ведь, я говорила на своем примере, что когда тебя бьют, это не значит всегда, что ты должен отвечать в ответ омоновцам, даже если они первые начинают, потому что умный в драке не участвует. Так вот и сейчас я хочу сказать, что мне очень сложно, потому что это, правда, беспредел, и мне очень больно, что так происходит. Но я всей своей душой и всем своим существом стараюсь держаться на том, что да, нужно продолжать этот сложный путь, нужно продолжать стучать в эту закрытую дверь, откуда тебе еще периодически такие подарки делают.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты сразу позиционировала себя так, что «я просто человек, который теперь будет говорить вслух то, что я думаю, я не могу больше молчать. Но я не пошла в политику». То есть ты это неоднократно подчеркивала. Как ты считаешь, власть больше по собственной глупости толкает тебя в политику теперь уже? У тебя есть выход не идти в политику?
Т.ДЗЯДКО: Я прошу прощения, и может ли в представлении гостьи помимо «Ксения Собчак, телеведущая», что-то должно идти через запятую? Общественный деятель, гражданский активист, политик?
К.СОБЧАК: Ну, гражданский активист - наверное. А по поводу политики я могу честно сказать, у меня есть желание заниматься своей профессией в свободной стране и бороться за свободу СМИ. Вот это желание у меня огромно, Мне очень интересна моя профессия, я очень ее люблю. Но сейчас так получается, что этот круг становится все уже и уже, и все толкает меня к тому, что может так получиться, что у меня просто не останется какого-то другого выбора.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вот! Я об этом и говорю.
К.СОБЧАК: Так может произойти. Но, опять, и это тоже некая глупость, потому что это не то, что я, на самом деле, хочу. Потому что я на самом деле считаю, что я могла бы сделать очень многое для того, чтобы изменить российское телевидение, для того, чтобы его поменять, для того, чтобы продолжать говорить с той аудиторией, которая, может быть, не является аудиторией «Эха Москвы», не является столь политизированной и как раз является так называемым ядерным электоратом Путина. Вот как раз с этой аудиторией я могла бы говорить, могла бы каким-то образом ее образовывать, сделать так, чтобы эти люди проявляли больше интереса к политике и делать это молодежно, интересно и в другом ритме и режиме.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты будешь сейчас уже как-то стараться достучаться до Путина, объяснить ему, что «это полный бред, я ничего против вас лично не имею, я просто хочу заниматься своим делом»?
К.СОБЧАК: Слушайте, ну а что это?.. Это и так очевидно. Это нет смысла что-то кому-то объяснять. Понимаете? Каждый делает то, что он делает. Я высказываю свою позицию, она не меняется. Вот, я как говорила тогда, когда мне свистели, что я хочу влиять на власть, а не смотреть на то, как борются за какие-то места под солнцем еще не существующие оппозиционные лидеры. Потом мне перестали свистеть, но я говорила, в целом, то же самое, что нужна позитивная программа. Сейчас я говорю то же самое, что нельзя кричать «Путин, уходи!», потому что это просто на данный момент бессмысленно, нужно говорить «Путин, верни выборы». Я всегда говорю о том, что нужна некая позитивная платформа, нужно даже в лозунгах обращаться именно к этой стране. Но там, собственно, дверь заперта. Моя позиция от этого не меняется. Но оправдываться ни перед кем я тоже не собираюсь и говорить «Знаете, я не то имела в виду».
Т.ДЗЯДКО: Но все эти события и, в частности, обыск и характер обыска, о котором мы сейчас слышали, это, разве, не связано с той атмосферой, которая появилась во многом с приходом Владимира Путина к власти? И что это такой условный в кавычках коллективный Путин вся эта система.
К.СОБЧАК: Ну, я думаю, что да, это то самое закручивание гаек, которое мы все предсказывали, говорили об этом, не верили. И может быть, это такая показательная порка. Я не исключаю.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Слушай, тебя же не было 6-го мая на митинге и ты до последнего не говорила, пойдешь ли ты на Марш Миллионов сегодня.
К.СОБЧАК: Нет, почему? Я говорила перед 6-м числом. Это как всегда все упускают из вида, потому что это разные способы доставки. До того, как написать ЖЖ, к которому в том числе, я думаю, будет много вопросов, потому что это удобная почва для провокаций, я примерно те же тексты писала в Twitter’е до марша. Но так как Twitter - это немного другой источник информации, об этом мало кто говорит. Но это все зафиксировано, это есть в моем Twitter’е. То есть я писала накануне 6-го числа, что лично я делаю свой политологический прогноз, что будут провокации, будут экстремистские выходки и я считаю, что это будет жесткий митинг. Собственно, я потом написала об этом более развернутый пост.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я про другое. Тебя не было на митинге 6-го.
К.СОБЧАК: Не было.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты собиралась сегодня пойти, если бы не обыски, если бы не Следственный комитет?
К.СОБЧАК: Да, сегодня я собиралась пойти.
Т.ДЗЯДКО: А обыски и Следственный комитет как-то повлияют на твое участие в протестном движении или нет?
К.СОБЧАК: Да нет. А я просто не считаю, что проявление своей гражданской позиции является каким-то преступлением, предательством и чем-то противоправным.
Т.ДЗЯДКО: Не, ну это слова. А есть... Ну, условно говоря, 7 месяцев назад у тебя обыск не проводили.
К.СОБЧАК: Это правда.
Т.ДЗЯДКО: И это не просто так произошло. Станет ли для тебя это таким звоночком «Опа. Все, хватит»?
К.СОБЧАК: Ну, у меня так не работает голова просто, я не могу остановиться из-за того, что со мной ведут себя несправедливо. Я сама не пойду дальше, понимаете? Не пойду дальше в радикализацию. И я это делаю сознательно. Иногда себя останавливаю, потому что, конечно, когда человек чувствует несправедливость, ему очень хочется ответить агрессией. И это то, как всегда начинается дорога в ад. Именно зная это, я этого сознательно не делаю. Вот это сложно. Я считаю, что я все делаю правильно. Внутри меня живет правда, и есть этот стержень, на который я опираюсь. А мне больше не на что сейчас опереться кроме как на то, что живет внутри меня.
Т.ДЗЯДКО: Ну вот в скором времени планируется съезд Партии народной свободы, ну, или как там на базе Республиканской партии. Ты будешь принимать в этом участие или нет?
К.СОБЧАК: Ну, я пока не рассматривала для себя такие варианты.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А также в скором времени будет юбилей твоего папы, если я не ошибаюсь.
К.СОБЧАК: Да.
Т.ДЗЯДКО: Да, 10 августа. Как ты думаешь, Владимир Путин будет появляться на каких-то мероприятиях, с этим связанных?
К.СОБЧАК: Ну, это вопрос к нему, а не ко мне. Я не знаю.
Т.ДЗЯДКО: Но у тебя есть, что у него спросить в тот момент, когда вы с ним столкнетесь лицом к лицу, и что это будет за первый вопрос?
К.СОБЧАК: Ну, во-первых, я не думаю, что события, связанные с моим отцом, можно каким-то образом использовать для таких целей. Вы знаете, мне кажется, есть вещи, выше даже обысков у меня дома. Поэтому, знаете, почтить память может прийти абсолютно любой человек, и я не считаю, что в таком антураже есть место для каких-то вопросов, даже самых важных для тебя.
Т.ДЗЯДКО: А в ином антураже какой будет первый вопрос?
К.СОБЧАК: Ну, безусловно, у меня достаточно много вопросов и по происходящему, и по собственной судьбе, и по всему, что я вижу вокруг. Таких вопросов много. Наверное, в один очень сложно сейчас сформулировать.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну а что тебе про все это говорит мама? То есть для нее ж это не ново, вот, член ее семьи идет ва-банк, идет в политику?
К.СОБЧАК: Мне маму очень жалко. Вот, маму мне очень жалко. Она вообще... Мне жалко ее, это ужасная такая дилемма, потому что она же это все один раз пережила уже. И для нее это, вот... Как бы, у человека есть некий персональный ад, вот то, что она всю жизнь боялась, то, что происходило с ее мужем, то, что стало огромной трагедией, и то, что было самое страшное время в ее жизни. И сейчас получается, что она уже пожилой человек, для нее это возвращается. Вот, мне это очень жалко. Потому что она, ну, точно этого не хотела и не заслуживает. А с другой стороны, я тоже по-другому не могу. И вот такая вот дилемма жуткая - это очень тяжело.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А ее права как-то ущемляют?
Т.ДЗЯДКО: Она призывает отказаться от участия во всех подобных мероприятиях?
К.СОБЧАК: Ну, конечно, призывает. Ну, естественно.
Т.ДЗЯДКО: А как она отреагировала конкретно на обыск, на допрос? «Все, Ксюша, хватит»?
К.СОБЧАК: Да нет, ну это даже для нее стало... Ну, то есть, понимаете, всегда же ты думаешь, что есть какое-то понимание грани наказания за что-то и даже, там, публичной порки. Но это, правда, переходит все границы. Это же очевидно.
Т.ДЗЯДКО: Софико, у тебя был вопрос, я тебя перебил.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Мне хотелось узнать, ущемляются ли ее права как-нибудь, припугивают ли ее тобой?
К.СОБЧАК: Ну, ее не припугивают, но в ближайшее время мы увидим, как будет развиваться ее судьба. Мне кажется, как ни странно, несмотря на то, что, казалось бы, еще Сталин говорил, что сын за отца не в ответе и, соответственно, наоборот это, наверное, так же действует, она говорит, что там тоже климат поменялся вокруг нее. Хотя, уж она точно тут не причем, она - человек лояльный, член Совета Федерации.
Т.ДЗЯДКО: Ну, на голосовании по закону о митингах, например, она ушла с заседания, насколько я понимаю. Во всяком случае, не голосовала.
К.СОБЧАК: Ушла, не голосовала. Она не проголосовала против. Ну, послушайте, ей тоже это все тяжело. Вы представьте, что она, с одной стороны, она - мама и я для нее близкий человек. С другой стороны, этот закон о митингах. Ну как? Он имеет прямое отношение ко мне. По этому закону, за который она проголосовала бы, в том числе у меня другим грабительским способом могли отобрать большую сумму денег. Ну вот как? Мы все живем вот в этом времени каких-то совершенно безнравственных выборов каждый раз. Мы все поставлены в положение, что любой наш выбор - он безнравственен. И я была поставлена в такое же положение.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты боишься возвращаться домой после этого обыска?
К.СОБЧАК: Я не то, что боюсь, я не хочу. Вот, у меня ощущение, что просто у меня в душе потоптались, наплевали 20 людей, изучили все открытки, знают, где что лежит. И, вот, каждый из этих 20 людей пришел вечером домой и рассказывал, как, вот, у Ксении Собчак там в квартире все устроено и что у нее где лежит. Вот это отвратительное ощущение, конечно.
Т.ДЗЯДКО: Да.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вот, ты говорила, что были там некоторые, которые, действительно, чувствовали себя ужасно, потому что они делали свой приказ, но, на самом деле, понимали, что это абсурдно. Они как-то извинялись перед тобой?
К.СОБЧАК: Да нет. Просто было видно, что люди... И это еще страшнее, когда перед тобой сидит человек и он, и ты, вы вдвоем понимаете, что вы участвуете в подлом некоем акте. Но вы оба в нем участвуете. И один человек понимает, на чьей стороне правда, и второй понимает это тоже, но ничего не может сделать иначе. Он пытается, знаете, ну, вот, как можно штыком там человека в газовую камеру загнать, а можно, так вот приглаживая и так, вручая цветочек. Вот, есть люди, которые: «Ну ладно, Ксенечка, я тут аккуратно все посмотрю, я вот тут у вас не буду...»
Т.ДЗЯДКО: «Аккуратно почитаю ваши личные письма». У меня последний вопрос, чтобы вернуться к началу, по технике. Была объявлена какая-то дата следующей встречи со следователем, продолжение следственных мероприятий каких-то? Или допрос закончился - все, спасибо, до свидания?
К.СОБЧАК: Ну, вы знаете, я не знаю, какая там будет дальнейшая тактика. Дальше следующая дата уже есть, и, соответственно, продолжатся дальше все эти следственные процедуры.
Т.ДЗЯДКО: В смысле уже объявлена следующая дата для допроса?
К.СОБЧАК: Да.
Т.ДЗЯДКО: А когда это будет?
К.СОБЧАК: Это будет, по-моему, 15-е число, утром.
Т.ДЗЯДКО: Все понятно. Спасибо большое. Здесь, я должен сказать, огромное количество сообщений с поддержкой от слушателей «Эха Москвы» и зрителей RTVi. Благодарим нашего гостя.
К.СОБЧАК: Спасибо.
Т.ДЗЯДКО: Ксения Собчак, телеведущая, гражданский активист была у нас в студии. Говорили мы о допросе и обыске, и о том, что происходит вокруг этого, и что будет происходить дальше. Программа «Обложка-1», Тихон Дзядко и Софико Шеварднадзе. Спасибо.
К.СОБЧАК: Спасибо.
К.СОБЧАК: Во-первых, я не очень понимаю, почему я за деньги, которые я зарабатываю, должна оправдываться и говорить, на что она предназначена. И почему я должна хранить их не в конвертах, а, я не знаю, в резиночках или что, бабочками их сворачивать, самолетиками? То есть мне вообще странны эти вопросы. Почему я не имею права хранить деньги в конвертах? Это что, является преступлением? А в чем еще хранятся деньги, если не в конвертах? Вот, я как-то привыкла хранить деньги так. Кто-то их хранит, резинкой обматывает. Вот, мне это неудобно, потому что это все срезает там концы денег. я должна это объяснять следователю? Это, мне кажется, очень странная форма. А потом вы меня простите, пожалуйста, налоговая проверка - я совершенно не против и, собственно, безусловно, мои адвокаты об этом знают и как-то мы готовим материалы по этому делу. Но вопрос не в этом. Я там каждый год сдаю декларацию, являюсь ПБОЮЛом и так далее.
Причем здесь налоговая проверка и 6-е мая? Дело, по которому я вызываюсь на допросы, дело, по которому я прохожу свидетелем, связано с беспорядками, напоминаю, 6-го мая. Какое отношение налоговая проверка имеет к 6-му мая? Ну, вы тогда скажите.
Т.ДЗЯДКО: Ну а, может быть, эти деньги были получены от иностранных спонсоров для того, чтобы выплачивать организаторам кровавой революции в России и расфасованы по конвертам.
К.СОБЧАК: Ну, у нас могут доказать все, что угодно. Мне кажется, на одном том основании, что там существуют доллары США, можно уже сделать вывод, что это деньги Госдепа. То есть это тут вопрос логического доказательства, то есть что будет являться доказательством того или иного факта. Я не знаю, честно говоря, степень своей собственной бесправности в собственной стране, и поэтому у меня нет ответа.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда тебя засняли в это же утро (по-моему, это тоже было на LifeNews или где-то выложено), ты говорила, что «я никогда не думала, что произойдет то, что сегодня произошло, и слава богу, что это не видит мой отец». Ты, действительно, думала, что ты сейчас пойдешь в оппозицию... Хотя, ты, действительно, никогда не ругала напрямую Путина. Но для них этого никакого значения не имеет. То есть ты либо с ними, либо против них, да? Ты, действительно, думаешь, что ты можешь заниматься оппозиционной деятельностью и с тобой ничего не будет, вот, все будет как по-прежнему?
К.СОБЧАК: Нет, я просто не думала, что, во-первых, когда человек высказывает свое мнение, он занимается оппозиционной деятельностью. И я, конечно, считаю, что это какая-то личная история. То, что я говорю, мало чем отличается от того, что говорит Леонид Парфенов, которого при этом показывают и по Первому каналу, и не производят у него обысков. То, что я говорю, мало отличается от того по сути по своей... Может быть, я не говорю это так красиво, но по сути это мало отличается от того, что говорит Акунин, или от того, что говорит Быков, или даже от того, что иногда, Софико, говоришь ты или Тихон Дзядко. Здесь не вопрос того, что я говорю. Моя позиция более чем умеренная. Я всегда говорю о том, что помимо ситуации стагнации в нашей стране вторая крайность, которой я тоже опасаюсь, это гражданская война, приход ультралевых и так далее. Этого я боюсь не меньше, чем того, что происходит сейчас.
Но в данной ситуации вопрос не в том, что я говорю. Вопрос в какой-то травле и мести.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: О’кей. А тебя не предупреждали, что человек, который очень мстительный, он, как бы...
К.СОБЧАК: А за что мне мстить? Я...
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну, потому что ты с ним связана. Мы с Тихоном с ним никак не связаны, а ты с ним связана с детства.
К.СОБЧАК: У меня нету ответа на этот вопрос, потому что я, правда, все, что делала в этой жизни, я делала сама и большим трудом. И мне это дорогого стоило, и мне в этом смысле никто не помогал. Я пробивалась сама, пробивалась разными способами, иногда сомнительными, иногда нет. Но это был тяжелый путь, это был мой путь. И мне никто ничего на блюдечке с синей каемочкой не принес. И это тоже очевидно. Всем, кто знает, как развивалась моя карьера, это тоже очевидно. Я не начинала свою карьеру на Первом канале федерального телевидения, понимаете? Я ее начинала на маленьких молодежных каналах, постепенно завоевывая аудиторию и делая это так, как я могла на тот момент, так, как мне позволяли условия, в которых я находилась. Поэтому, конечно, я считаю, что это несправедливо.
Но другое дело, что, видимо, существует логика того, что когда тебе просто не мешают, это уже тебе помогает.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Скажи, пожалуйста, ты еще сказала, что на сегодняшний день у тебя нет средств на существование, что ты одолжила денег у своего стилиста.
К.СОБЧАК: Сейчас мне мама уже привезла деньги.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Да. Ну, понятно, что там какие-то главы каналов могут тебя забанить, чтобы ты больше не вела какие-то мероприятия на федеральных каналах. Но, вот, у тебя же есть также друзья и высокопоставленные какие-то чиновники, и олигархи? Вот те люди, которые остались при тебе, они сейчас готовы впрягаться за тебя и как-то выручать тебя? Или они тоже отошли в сторону?
К.СОБЧАК: Ну, слушайте, время покажет. Пока есть и те, и другие. Есть и те, которые пропали. Но это тоже нужно понимать, наверное, и не озлобляться. А есть люди, которые очень сильно поддерживают и не боятся. И таких тоже очень много. Это, вот, удивительно. Тоже очень приятное открытие, когда у людей свой бизнес, они независимы от государства, ходят на эти митинги. Но нам вообще плевать. Чего, вот, бояться? Всю жизнь так можно прожить и бояться. Но, в основном, конечно, людям, которым есть, что терять, им почему-то страшно, и вот это та самая мерзкая самоцензура, про которую я и говорю.
Я, знаете, я всегда это видела с другой стороны забора. Я, например, задолго до всех этих оппозиционных митингов и вообще того, что меня это стало очень волновать, я дружила исключительно по другим историям с Борисом Немцовым. И меня всегда удивляли люди, которые подходили ко мне и говорили «Слушай, а, может быть, вот, Борю, все-таки, не надо звать. Знаешь, он же вот такой вот». Мне всегда это было так странно, я даже не понимала, о чем они говорят. Я говорю: «Послушай, я Борю зову и при этом я Федю Бондарчука зову, потому что я с ним по другим совершенно позициям дружу, хотя не всегда разделяю то, что он там политически делает». Я как-то вообще так не разделяю, что кого-то можно не позвать на день рождения или куда-то, потому что, ну, как-то, вот, он оппозиционен. Но, оказывается, есть большое количество людей, которые именно так и рассуждают. И вот это для меня, честно говоря, стало просто удивительным.
Т.ДЗЯДКО: А ты связывалась сегодня или вчера с какими-то знакомыми или друзьями, условно говоря, из власти для того, чтобы понять логику происходящего, в частности, логик происходящего в отношении тебя?
К.СОБЧАК: Мне кажется, эта логика понятна. Мне кажется, что... Ну, слушайте, здесь, я считаю, что каждый принимает свои решения, каждый за них отвечает перед собой, перед богом, перед совестью, перед людьми. Я принимаю свои решения, кто-то принимает свои. Ну, то есть мне кажется, это не та ситуация, в которой можно и нужно о чем-то разговаривать.
Т.ДЗЯДКО: Не, ну просто может быть логика напугать Собчак, а может быть логика закрыть Собчак, например.
К.СОБЧАК: Может быть. А, может быть, это логика сделать максимально возможное, а потом посмотреть. Ну, знаете, это же вопрос того, что страх, что есть, на чем держать на крючке, или нет, на чем держать на крючке. Явно люди слушали телефон, явно они понимают, что это, собственно, те мои сбережения, которые у меня есть, и что мне финансово будет нелегко. И явно это делается с какой-то целью, ну, как минимум удержанием на долгое время этих денег. То есть сейчас у меня будет приостановлен ремонт, который я делала. Ну, то есть, как бы, тут вопрос, как далеко это зайдет.
К.СОБЧАК: ...Понимаете, когда ты находишься в ситуации бесправия, ты никогда не знаешь, как далеко это зайдет, потому что это не связано с тем, что ты сам понимаешь, ты сделал или не сделал, совершил или не совершил. Понимаете? В этом большая разница правового государства от неправового. Там ты понимаешь, что, вот, собственно говоря, ты мог что-то совершить противоправное и за это может последовать вот такое вот неизбежное наказание. А тут ты никогда не знаешь, потому что ты ничего не совершаешь, а произойти может все, что угодно. И я это ощутила в своей квартире, когда в какой-то момент у нас вначале был обыск с собакой на тему наркотиков.
Т.ДЗЯДКО: В смысле это первая часть обыска сначала?
К.СОБЧАК: Да, первая часть обыска. И в какой-то момент омоновец выносит какой-то пакет коричневый, и собака что-то начинает лаять. Он говорит: «Что это?» И я начинаю просто трястись, потому что я понимаю, что мне сейчас подкинули наркотики, что я не знаю, что это за пакет, я вижу его первый раз в жизни. И у меня начинается, я говорю: «Так, я не знаю, что это за пакет. Я его вижу первый раз в жизни, я не имею к нему никакого отношения». И уже потом, когда вот эта реакция проходит, он, как бы, стал его рассматривать, понюхал, дал мне понюхать. Это оказалась лаванда, это моя домохозяйка кладет в белье такие лавандовые саше. Но вот это ощущение, когда... Могло и до этого дойти. Мы сейчас могли сидеть не здесь, а господин Маркин или кто-то еще мог шить мне не, там, налоговое спонсорство Госдепа или уход от чего-то еще, а то, что Ксения Собчак держит у себя пакеты с анашой и кокаином. И люди бы тоже в это поверили. Ну, конечно, Ксения Собчак - светская львица, значит, наркоманка, кто-то еще. Любая версия ложится на это. И я не удивлюсь, если следующий шаг будет таким.
Т.ДЗЯДКО: Смотри, ты, выступая на первом митинге 24 декабря на Проспекте Сахарова, ты сказала «Власть нужно не менять, а на нее нужно влиять». Это по-прежнему твоя позиция? Или вчерашняя и сегодняшняя истории еще больше, чем истории другие последних месяцев внесли в эту позицию коррективу?
К.СОБЧАК: Вы знаете, я могу сказать так, что я не позволю и не доставлю всем тем людям, которые творят этот произвол, меня озлобить, потому что это позиция слабости. Вот, я не дам им такой радости. Что бы они ни делали, даже если это кончится тем, что я поеду за особо крупные налоговые нарушения и государственную измену куда-то в район Сибири, в Читу, где мой папа родился, то я даже тогда (я надеюсь), во всяком случае, я сделаю все, чтобы я не озлобилась и не превратилась в ультрарадикала.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То есть ты будешь как Ходорковский, достойно отсиживать за непонятно что.
К.СОБЧАК: Слушай, я надеюсь, что, все-таки, я не буду... (говорят одновременно) Вы меня рано хороните, честно говоря. Спасибо вам большое, но я, все-таки, надеюсь на лучшее и то, что, все-таки, это будет носить рациональный характер. Но я хочу показать своим примером, что нельзя озлобляться. Ведь, я говорила на своем примере, что когда тебя бьют, это не значит всегда, что ты должен отвечать в ответ омоновцам, даже если они первые начинают, потому что умный в драке не участвует. Так вот и сейчас я хочу сказать, что мне очень сложно, потому что это, правда, беспредел, и мне очень больно, что так происходит. Но я всей своей душой и всем своим существом стараюсь держаться на том, что да, нужно продолжать этот сложный путь, нужно продолжать стучать в эту закрытую дверь, откуда тебе еще периодически такие подарки делают.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты сразу позиционировала себя так, что «я просто человек, который теперь будет говорить вслух то, что я думаю, я не могу больше молчать. Но я не пошла в политику». То есть ты это неоднократно подчеркивала. Как ты считаешь, власть больше по собственной глупости толкает тебя в политику теперь уже? У тебя есть выход не идти в политику?
Т.ДЗЯДКО: Я прошу прощения, и может ли в представлении гостьи помимо «Ксения Собчак, телеведущая», что-то должно идти через запятую? Общественный деятель, гражданский активист, политик?
К.СОБЧАК: Ну, гражданский активист - наверное. А по поводу политики я могу честно сказать, у меня есть желание заниматься своей профессией в свободной стране и бороться за свободу СМИ. Вот это желание у меня огромно, Мне очень интересна моя профессия, я очень ее люблю. Но сейчас так получается, что этот круг становится все уже и уже, и все толкает меня к тому, что может так получиться, что у меня просто не останется какого-то другого выбора.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вот! Я об этом и говорю.
К.СОБЧАК: Так может произойти. Но, опять, и это тоже некая глупость, потому что это не то, что я, на самом деле, хочу. Потому что я на самом деле считаю, что я могла бы сделать очень многое для того, чтобы изменить российское телевидение, для того, чтобы его поменять, для того, чтобы продолжать говорить с той аудиторией, которая, может быть, не является аудиторией «Эха Москвы», не является столь политизированной и как раз является так называемым ядерным электоратом Путина. Вот как раз с этой аудиторией я могла бы говорить, могла бы каким-то образом ее образовывать, сделать так, чтобы эти люди проявляли больше интереса к политике и делать это молодежно, интересно и в другом ритме и режиме.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты будешь сейчас уже как-то стараться достучаться до Путина, объяснить ему, что «это полный бред, я ничего против вас лично не имею, я просто хочу заниматься своим делом»?
К.СОБЧАК: Слушайте, ну а что это?.. Это и так очевидно. Это нет смысла что-то кому-то объяснять. Понимаете? Каждый делает то, что он делает. Я высказываю свою позицию, она не меняется. Вот, я как говорила тогда, когда мне свистели, что я хочу влиять на власть, а не смотреть на то, как борются за какие-то места под солнцем еще не существующие оппозиционные лидеры. Потом мне перестали свистеть, но я говорила, в целом, то же самое, что нужна позитивная программа. Сейчас я говорю то же самое, что нельзя кричать «Путин, уходи!», потому что это просто на данный момент бессмысленно, нужно говорить «Путин, верни выборы». Я всегда говорю о том, что нужна некая позитивная платформа, нужно даже в лозунгах обращаться именно к этой стране. Но там, собственно, дверь заперта. Моя позиция от этого не меняется. Но оправдываться ни перед кем я тоже не собираюсь и говорить «Знаете, я не то имела в виду».
Т.ДЗЯДКО: Но все эти события и, в частности, обыск и характер обыска, о котором мы сейчас слышали, это, разве, не связано с той атмосферой, которая появилась во многом с приходом Владимира Путина к власти? И что это такой условный в кавычках коллективный Путин вся эта система.
К.СОБЧАК: Ну, я думаю, что да, это то самое закручивание гаек, которое мы все предсказывали, говорили об этом, не верили. И может быть, это такая показательная порка. Я не исключаю.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Слушай, тебя же не было 6-го мая на митинге и ты до последнего не говорила, пойдешь ли ты на Марш Миллионов сегодня.
К.СОБЧАК: Нет, почему? Я говорила перед 6-м числом. Это как всегда все упускают из вида, потому что это разные способы доставки. До того, как написать ЖЖ, к которому в том числе, я думаю, будет много вопросов, потому что это удобная почва для провокаций, я примерно те же тексты писала в Twitter’е до марша. Но так как Twitter - это немного другой источник информации, об этом мало кто говорит. Но это все зафиксировано, это есть в моем Twitter’е. То есть я писала накануне 6-го числа, что лично я делаю свой политологический прогноз, что будут провокации, будут экстремистские выходки и я считаю, что это будет жесткий митинг. Собственно, я потом написала об этом более развернутый пост.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я про другое. Тебя не было на митинге 6-го.
К.СОБЧАК: Не было.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты собиралась сегодня пойти, если бы не обыски, если бы не Следственный комитет?
К.СОБЧАК: Да, сегодня я собиралась пойти.
Т.ДЗЯДКО: А обыски и Следственный комитет как-то повлияют на твое участие в протестном движении или нет?
К.СОБЧАК: Да нет. А я просто не считаю, что проявление своей гражданской позиции является каким-то преступлением, предательством и чем-то противоправным.
Т.ДЗЯДКО: Не, ну это слова. А есть... Ну, условно говоря, 7 месяцев назад у тебя обыск не проводили.
К.СОБЧАК: Это правда.
Т.ДЗЯДКО: И это не просто так произошло. Станет ли для тебя это таким звоночком «Опа. Все, хватит»?
К.СОБЧАК: Ну, у меня так не работает голова просто, я не могу остановиться из-за того, что со мной ведут себя несправедливо. Я сама не пойду дальше, понимаете? Не пойду дальше в радикализацию. И я это делаю сознательно. Иногда себя останавливаю, потому что, конечно, когда человек чувствует несправедливость, ему очень хочется ответить агрессией. И это то, как всегда начинается дорога в ад. Именно зная это, я этого сознательно не делаю. Вот это сложно. Я считаю, что я все делаю правильно. Внутри меня живет правда, и есть этот стержень, на который я опираюсь. А мне больше не на что сейчас опереться кроме как на то, что живет внутри меня.
Т.ДЗЯДКО: Ну вот в скором времени планируется съезд Партии народной свободы, ну, или как там на базе Республиканской партии. Ты будешь принимать в этом участие или нет?
К.СОБЧАК: Ну, я пока не рассматривала для себя такие варианты.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А также в скором времени будет юбилей твоего папы, если я не ошибаюсь.
К.СОБЧАК: Да.
Т.ДЗЯДКО: Да, 10 августа. Как ты думаешь, Владимир Путин будет появляться на каких-то мероприятиях, с этим связанных?
К.СОБЧАК: Ну, это вопрос к нему, а не ко мне. Я не знаю.
Т.ДЗЯДКО: Но у тебя есть, что у него спросить в тот момент, когда вы с ним столкнетесь лицом к лицу, и что это будет за первый вопрос?
К.СОБЧАК: Ну, во-первых, я не думаю, что события, связанные с моим отцом, можно каким-то образом использовать для таких целей. Вы знаете, мне кажется, есть вещи, выше даже обысков у меня дома. Поэтому, знаете, почтить память может прийти абсолютно любой человек, и я не считаю, что в таком антураже есть место для каких-то вопросов, даже самых важных для тебя.
Т.ДЗЯДКО: А в ином антураже какой будет первый вопрос?
К.СОБЧАК: Ну, безусловно, у меня достаточно много вопросов и по происходящему, и по собственной судьбе, и по всему, что я вижу вокруг. Таких вопросов много. Наверное, в один очень сложно сейчас сформулировать.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну а что тебе про все это говорит мама? То есть для нее ж это не ново, вот, член ее семьи идет ва-банк, идет в политику?
К.СОБЧАК: Мне маму очень жалко. Вот, маму мне очень жалко. Она вообще... Мне жалко ее, это ужасная такая дилемма, потому что она же это все один раз пережила уже. И для нее это, вот... Как бы, у человека есть некий персональный ад, вот то, что она всю жизнь боялась, то, что происходило с ее мужем, то, что стало огромной трагедией, и то, что было самое страшное время в ее жизни. И сейчас получается, что она уже пожилой человек, для нее это возвращается. Вот, мне это очень жалко. Потому что она, ну, точно этого не хотела и не заслуживает. А с другой стороны, я тоже по-другому не могу. И вот такая вот дилемма жуткая - это очень тяжело.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А ее права как-то ущемляют?
Т.ДЗЯДКО: Она призывает отказаться от участия во всех подобных мероприятиях?
К.СОБЧАК: Ну, конечно, призывает. Ну, естественно.
Т.ДЗЯДКО: А как она отреагировала конкретно на обыск, на допрос? «Все, Ксюша, хватит»?
К.СОБЧАК: Да нет, ну это даже для нее стало... Ну, то есть, понимаете, всегда же ты думаешь, что есть какое-то понимание грани наказания за что-то и даже, там, публичной порки. Но это, правда, переходит все границы. Это же очевидно.
Т.ДЗЯДКО: Софико, у тебя был вопрос, я тебя перебил.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Мне хотелось узнать, ущемляются ли ее права как-нибудь, припугивают ли ее тобой?
К.СОБЧАК: Ну, ее не припугивают, но в ближайшее время мы увидим, как будет развиваться ее судьба. Мне кажется, как ни странно, несмотря на то, что, казалось бы, еще Сталин говорил, что сын за отца не в ответе и, соответственно, наоборот это, наверное, так же действует, она говорит, что там тоже климат поменялся вокруг нее. Хотя, уж она точно тут не причем, она - человек лояльный, член Совета Федерации.
Т.ДЗЯДКО: Ну, на голосовании по закону о митингах, например, она ушла с заседания, насколько я понимаю. Во всяком случае, не голосовала.
К.СОБЧАК: Ушла, не голосовала. Она не проголосовала против. Ну, послушайте, ей тоже это все тяжело. Вы представьте, что она, с одной стороны, она - мама и я для нее близкий человек. С другой стороны, этот закон о митингах. Ну как? Он имеет прямое отношение ко мне. По этому закону, за который она проголосовала бы, в том числе у меня другим грабительским способом могли отобрать большую сумму денег. Ну вот как? Мы все живем вот в этом времени каких-то совершенно безнравственных выборов каждый раз. Мы все поставлены в положение, что любой наш выбор - он безнравственен. И я была поставлена в такое же положение.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ты боишься возвращаться домой после этого обыска?
К.СОБЧАК: Я не то, что боюсь, я не хочу. Вот, у меня ощущение, что просто у меня в душе потоптались, наплевали 20 людей, изучили все открытки, знают, где что лежит. И, вот, каждый из этих 20 людей пришел вечером домой и рассказывал, как, вот, у Ксении Собчак там в квартире все устроено и что у нее где лежит. Вот это отвратительное ощущение, конечно.
Т.ДЗЯДКО: Да.
С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вот, ты говорила, что были там некоторые, которые, действительно, чувствовали себя ужасно, потому что они делали свой приказ, но, на самом деле, понимали, что это абсурдно. Они как-то извинялись перед тобой?
К.СОБЧАК: Да нет. Просто было видно, что люди... И это еще страшнее, когда перед тобой сидит человек и он, и ты, вы вдвоем понимаете, что вы участвуете в подлом некоем акте. Но вы оба в нем участвуете. И один человек понимает, на чьей стороне правда, и второй понимает это тоже, но ничего не может сделать иначе. Он пытается, знаете, ну, вот, как можно штыком там человека в газовую камеру загнать, а можно, так вот приглаживая и так, вручая цветочек. Вот, есть люди, которые: «Ну ладно, Ксенечка, я тут аккуратно все посмотрю, я вот тут у вас не буду...»
Т.ДЗЯДКО: «Аккуратно почитаю ваши личные письма». У меня последний вопрос, чтобы вернуться к началу, по технике. Была объявлена какая-то дата следующей встречи со следователем, продолжение следственных мероприятий каких-то? Или допрос закончился - все, спасибо, до свидания?
К.СОБЧАК: Ну, вы знаете, я не знаю, какая там будет дальнейшая тактика. Дальше следующая дата уже есть, и, соответственно, продолжатся дальше все эти следственные процедуры.
Т.ДЗЯДКО: В смысле уже объявлена следующая дата для допроса?
К.СОБЧАК: Да.
Т.ДЗЯДКО: А когда это будет?
К.СОБЧАК: Это будет, по-моему, 15-е число, утром.
Т.ДЗЯДКО: Все понятно. Спасибо большое. Здесь, я должен сказать, огромное количество сообщений с поддержкой от слушателей «Эха Москвы» и зрителей RTVi. Благодарим нашего гостя.
К.СОБЧАК: Спасибо.
Т.ДЗЯДКО: Ксения Собчак, телеведущая, гражданский активист была у нас в студии. Говорили мы о допросе и обыске, и о том, что происходит вокруг этого, и что будет происходить дальше. Программа «Обложка-1», Тихон Дзядко и Софико Шеварднадзе. Спасибо.
К.СОБЧАК: Спасибо.