У ВОЙНЫ НЕ ЖЕНСКОЕ ЛИЦО. ЧАСТЬ 14. ПОВАРА И ПЕКАРИ
"Много людей на войне... И много дел на войне...
Много труда не только вокруг смерти, но и вокруг жизни. Там не только стреляют и расстреливают, минируют и разминируют, бомбят и взрывают, кидаются в рукопашную - там еще стирают белье, варят кашу, пекут хлеб, чистят кухонные котлы, ухаживают за лошадьми, ремонтируют машины, строгают и заколачивают гробы, разносят почту, подбивают сапоги, привозят табак. Даже война состоит не только из большого, но и из малого. «Там горы нашей привычной бабьей работы», - вспоминает санитарка Александра Иосифовна Мишутина. Армия шла впереди, а за ней «второй фронт» - прачки, повара, автослесари, почтальоны...
Кто-то из них написал мне: «Мы - не герои, мы были за кулисами». Что же там за кулисами..."
Светлана Алексиевич "У войны не женское лицо"
Эта и несколько последующих частей о девчатах "второго фронта". А если кто-то думает, что в их работе не было ничего героического, и что говорить тут не о чем, тот очень сильно ошибается. Они честно и добросовестно исполняли свой долг. И мы должны помнить о них...
Ирина Николаевна Зинина, рядовая, повар
«До войны я жила счастливо... С папой, с мамой. Папа у меня с финской вернулся. Он пришел без одного пальца на правой руке, и я у него спрашивала: "Папа, зачем война?"
А война скоро пришла, я еще не подросла, как надо. Из Минска эвакуировалась. Привезли нас в Саратов. Там я в колхозе работала.
Вызывает меня председатель сельсовета:
- Я думаю о тебе, девочка, все время.
Я удивилась:
- А что вы, дяденька, думаете?
- Если б не эта проклятая деревяшка! Все это проклятая деревяшка...
Стою, ничего не соображаю. Он говорит:
- Прислали бумагу, надо двоих на фронт, а мне некого послать. Сам бы пошел, да эта проклятая деревяшка. А тебя нельзя: ты эвакуированная. А может, пойдешь? Две девчонки у меня: ты да Мария Уткина.
Мария была такая высокая, девка что надо, а я не очень. Я так себе.
- Пойдешь?
- А мне обмотки дадут?
Мы были оборванные: что мы там успели с собой взять!
- Ты такая хорошенькая, тебе ботиночки там дадут.
И я согласилась.
...Сгрузили нас с эшелона, за нами прибыл дядька, здоровый, усатый, и никто с ним не поехал. Не знаю почему, я не спрашивала, я была не активистка, первая никуда не лезла. Не понравился нам этот дядька. Потом приезжает красивый офицер. Кукла! Он уговорил, и мы поехали. Приехали в часть, а там этот усатый дядька, смеется: "Ну, что, курносые, со мной не поехали?"
Майор вызывал нас по одной и спрашивал: "Что ты умеешь?"
Одна отвечает: "Коров доить". Другая: "Картошку дома варила, маме помогала".
Вызывает меня:
- А ты?
- Стирать умею.
- Вижу, девка хорошая. Если бы ты варить умела.
- Умею.
Целый день варю еду, а приду ночью - солдатам постирать надо. На посту стояла. Мне кричат: "Часовой! Часовой!" - а я ответить не могу - сил нет. Сил нет даже подать голос...»
Александра Семеновна Масаковская, рядовая, повар
«Я не стреляла... Кашу солдатам варила. За это дали медаль. Я о ней и не вспоминаю: разве я воевала? Кашу варила, солдатский суп.
Тягала котлы, баки. Тяжелые-тяжелые... Командир, помню, сердился: "Я бы пострелял эти баки... Как ты рожать после войны будешь?" Однажды взял - и все баки пострелял. Пришлось в каком-то поселке искать баки поменьше.
Придут солдатики с передовой, отдых им дадут. Бедненькие, все грязные, измученные, ноги, руки - все обмороженное. Особенно боялись морозов узбеки, таджики. У них же солнце всегда, тепло, а тут тридцать - сорок градусов мороза. Не может отогреться, кормишь его. Он сам ложки не поднесет ко рту...»
Наталья Мухаметдинова, рядовая, пекарь
«История у меня маленькая...
Старшина спрашивает:
- Девочка, тебе сколько лет?
- Восемнадцать, а что?
- А то, - говорит, - нам несовершеннолетних не надо.
- Что хотите, буду делать. Хоть хлеб печь.
Взяли...»
Мария Семеновна Кулакова, рядовая, пекарь
«Окончила педучилище... Диплом получила, когда война уже шла. Раз война, направление нам не дали, а отправили домой. Приехала домой, через несколько дней вызвали в военкомат. Мама меня не пускала, конечно, молодая еще, только восемнадцать лет: "Отправлю тебя к брату, скажу, дома нет". Я говорю: "Я же комсомолка". В военкомате собрали нас, так и так, мол, требуются женщины для фронтовых хлебопекарен.
Труд этот очень тяжелый. У нас было восемь железных печей. Приезжаем в разрушенный поселок или город, ставим их. Поставили печи, надо дрова, двадцать-тридцать ведер воды, пять мешков муки. Восемнадцатилетние девчонки, мы таскали мешки с мукой по семьдесят килограммов. Ухватимся вдвоем и несем. Или сорок булок хлеба на носилки положат. Я, например, не могла поднять. День и ночь у печи, день и ночь. Одни корыта замесили, другие уже надо. Бомбят, а мы хлеб печем...»
(Продолжение следует...)
Начало читать здесь:
http://skaramanga-1972.livejournal.com/97044.html
Много труда не только вокруг смерти, но и вокруг жизни. Там не только стреляют и расстреливают, минируют и разминируют, бомбят и взрывают, кидаются в рукопашную - там еще стирают белье, варят кашу, пекут хлеб, чистят кухонные котлы, ухаживают за лошадьми, ремонтируют машины, строгают и заколачивают гробы, разносят почту, подбивают сапоги, привозят табак. Даже война состоит не только из большого, но и из малого. «Там горы нашей привычной бабьей работы», - вспоминает санитарка Александра Иосифовна Мишутина. Армия шла впереди, а за ней «второй фронт» - прачки, повара, автослесари, почтальоны...
Кто-то из них написал мне: «Мы - не герои, мы были за кулисами». Что же там за кулисами..."
Светлана Алексиевич "У войны не женское лицо"
Эта и несколько последующих частей о девчатах "второго фронта". А если кто-то думает, что в их работе не было ничего героического, и что говорить тут не о чем, тот очень сильно ошибается. Они честно и добросовестно исполняли свой долг. И мы должны помнить о них...
Ирина Николаевна Зинина, рядовая, повар
«До войны я жила счастливо... С папой, с мамой. Папа у меня с финской вернулся. Он пришел без одного пальца на правой руке, и я у него спрашивала: "Папа, зачем война?"
А война скоро пришла, я еще не подросла, как надо. Из Минска эвакуировалась. Привезли нас в Саратов. Там я в колхозе работала.
Вызывает меня председатель сельсовета:
- Я думаю о тебе, девочка, все время.
Я удивилась:
- А что вы, дяденька, думаете?
- Если б не эта проклятая деревяшка! Все это проклятая деревяшка...
Стою, ничего не соображаю. Он говорит:
- Прислали бумагу, надо двоих на фронт, а мне некого послать. Сам бы пошел, да эта проклятая деревяшка. А тебя нельзя: ты эвакуированная. А может, пойдешь? Две девчонки у меня: ты да Мария Уткина.
Мария была такая высокая, девка что надо, а я не очень. Я так себе.
- Пойдешь?
- А мне обмотки дадут?
Мы были оборванные: что мы там успели с собой взять!
- Ты такая хорошенькая, тебе ботиночки там дадут.
И я согласилась.
...Сгрузили нас с эшелона, за нами прибыл дядька, здоровый, усатый, и никто с ним не поехал. Не знаю почему, я не спрашивала, я была не активистка, первая никуда не лезла. Не понравился нам этот дядька. Потом приезжает красивый офицер. Кукла! Он уговорил, и мы поехали. Приехали в часть, а там этот усатый дядька, смеется: "Ну, что, курносые, со мной не поехали?"
Майор вызывал нас по одной и спрашивал: "Что ты умеешь?"
Одна отвечает: "Коров доить". Другая: "Картошку дома варила, маме помогала".
Вызывает меня:
- А ты?
- Стирать умею.
- Вижу, девка хорошая. Если бы ты варить умела.
- Умею.
Целый день варю еду, а приду ночью - солдатам постирать надо. На посту стояла. Мне кричат: "Часовой! Часовой!" - а я ответить не могу - сил нет. Сил нет даже подать голос...»
Александра Семеновна Масаковская, рядовая, повар
«Я не стреляла... Кашу солдатам варила. За это дали медаль. Я о ней и не вспоминаю: разве я воевала? Кашу варила, солдатский суп.
Тягала котлы, баки. Тяжелые-тяжелые... Командир, помню, сердился: "Я бы пострелял эти баки... Как ты рожать после войны будешь?" Однажды взял - и все баки пострелял. Пришлось в каком-то поселке искать баки поменьше.
Придут солдатики с передовой, отдых им дадут. Бедненькие, все грязные, измученные, ноги, руки - все обмороженное. Особенно боялись морозов узбеки, таджики. У них же солнце всегда, тепло, а тут тридцать - сорок градусов мороза. Не может отогреться, кормишь его. Он сам ложки не поднесет ко рту...»
Наталья Мухаметдинова, рядовая, пекарь
«История у меня маленькая...
Старшина спрашивает:
- Девочка, тебе сколько лет?
- Восемнадцать, а что?
- А то, - говорит, - нам несовершеннолетних не надо.
- Что хотите, буду делать. Хоть хлеб печь.
Взяли...»
Мария Семеновна Кулакова, рядовая, пекарь
«Окончила педучилище... Диплом получила, когда война уже шла. Раз война, направление нам не дали, а отправили домой. Приехала домой, через несколько дней вызвали в военкомат. Мама меня не пускала, конечно, молодая еще, только восемнадцать лет: "Отправлю тебя к брату, скажу, дома нет". Я говорю: "Я же комсомолка". В военкомате собрали нас, так и так, мол, требуются женщины для фронтовых хлебопекарен.
Труд этот очень тяжелый. У нас было восемь железных печей. Приезжаем в разрушенный поселок или город, ставим их. Поставили печи, надо дрова, двадцать-тридцать ведер воды, пять мешков муки. Восемнадцатилетние девчонки, мы таскали мешки с мукой по семьдесят килограммов. Ухватимся вдвоем и несем. Или сорок булок хлеба на носилки положат. Я, например, не могла поднять. День и ночь у печи, день и ночь. Одни корыта замесили, другие уже надо. Бомбят, а мы хлеб печем...»
(Продолжение следует...)
Начало читать здесь:
http://skaramanga-1972.livejournal.com/97044.html