Ежевика и её дедушка
Нам предстоит жить в памяти других
Г.А. Золкин
У Ежевики, - той, которая с демонами ладила, которая песенницей стала, людям на радость, - был дедушка. Она ещё маленькая девочка, а он уже старенький - рассказывали, даже в Великой Войне участвовал. За это не ручаюсь, но люди так говорили. Дедушка, как почувствовал, что стал в тягость землякам, ушёл из Ремешков в лесную сторожку доживать. Ну, Ежевика, конечно, не оставляла его, ходила-проведывала. То каравай свежий принесёт, то молока со сметаной, то ягод, то грибов. Да дедушко-то и сам был не промах, говорят. В лесу одному прокормиться - наука хоть и мудрёная, но посильная для тех, кто сызмальства обучен. Он и в грибах, и в травах разбирался не хуже, чем бабушка Полынь, а ей и в том равных-то никогда не было.
И вот приходила Ежевика к нему в гости из Ремешков, так часто, как только могла, так быстро, как поспевала. Любила она дедушку, а он научил её лес любить. Научил следы зверья на снегу либо в болотной топи читать, голоса птиц различать, траву иль гриб и на вид, и по запаху и опознавать. Хорониться в лесу от злых людей, разговаривать с деревьями, звать на помощь лесные силы…
Придёт Ежевика к дедушке в сторожку, бывало, и на несколько дней они в ремешковском лесу пропадают, обратно только ночевать приходят. Затопят печку, картошки напекут, конопляного семени нажарят… А по вечерам любила Ежевика побасенки дедушкины слушать про былые времена. Как он мальцом у купцов в Винном гусей пас, как, идучи мимо усадьбы на Уступе, впервые услышал музыку заморскую и был ею заворожен, какой долгой дорогой от Великой Войны к миру пришли.
Дедушко, хоть и крепкий был человек, - на прогиб не попробуешь, на разрыв не возьмёшь, - но понимал, что конец-то близок. Внучку пугать не хотел, но думал, видать, заранее, как будет землю эту любимую, кормилицу-мать покидать, с солнышком-братом ласковым, с луной-сестрицей мудрой и с лесом-батюшкой заботливым прощаться. И сказал он Ежевике: не пугайся, мол, внучка. Когда-нибудь придёшь в избушку, а меня тут не будет. Это значит, что в другие края я ушёл, к тем, кто до нас тут жил. Они давно, мол, меня к себе зовут. «Дедушко, дедушко, не уходи! - умоляла Ежевика. - Ну, ещё хоть немного со мной побудь! Ещё расскажи про то, как мальцом у купцов в Винном гусей пас, как идучи мимо усадьбы на Уступе, впервые услышал музыку заморскую и был ею заворожен, какой долгой дорогой от Великой Войны к миру пришли!».
Тут как раз лето за середину перевалило. Ранние яблоки в садах поспели. В лесу-то яблони не растут, только в Ремешках, да и то не у каждого: ранние мало у кого урождались. И говорит как раз дедушко Ежевике - мол, хочу яблочек свежих, не принесёшь ли? Ежевика-то рада деду угодить! Собрала яблоки в кузовок, пошла к дедушке. А лесная дорога от Ремешков мимо околицы села вела. Идёт Ежевика рано утром, к дедушке в сторожку торопится. Видит - сидят дети у плетня, в бабки играют. Слово-за-слово - куда, мол, идёшь, Ежевика, айда с нами играть! Ежевика игры не всякие уважала. А ребята подначивают: что, слабо тебе силу-ловкость-то свои показать? Словно злые демоны Ежевику подтолкнули - не столько поиграть ей захотелось, сколько стыдно хуже других оказаться: дед-то её всему научил, и силе, и ловкости, и сообразительности. А ребята смекнули, что у Ежевики полон кузовок яблок, и говорят: только уговор, проигравший всех угощает. Ежевика так загорелась, что думает - ай, была-не-была! Чай, не хуже других, последней явно не буду. Проиграла она, конечно. Может, ловкость и сила её в этот день оставили, а может сообразительность подвела: кто-то из ребят её внимание отвлёк, а другой биту к краю подталкивал. Того не знаем. Но оказалась Ежевика без яблок в конце концов. «Ладно, - думает. - Завтра ещё наберу».
Пришла к дедушке с пустым кузовком, честно повинилась: мол, яблок набрала, да все ребятам за проигрыш отдать пришлось. Покачал дедушко головой, загрустил. «Яблок не жалко - тебя жалко. Не ведись, - говорит, - на чужое «слабо». Даже если верх возьмёшь - доблести в том никакой нету, одна морока - каждый раз доказывать, что не единорог залесный». Ежевика заплакала, говорит: «Не буду, деда, не буду!».
Прибежала назад в Ремешки, с вечера кузовок яблоками забила. Думает - не оставлю дедушку без гостинца! На следующий день идёт мимо околицы, аж глаза прижмурила, чтобы ребят не видеть. А они-то её поджидают. Зазывают. «Айда, - говорят, - с нами в казаки-разбойники!».
Ну, казаки-то-разбойники - не бабки, игра не на выигрыш, всем известно. Одна команда водит, другая прячется. Когда всех изловят, те водить становятся. Никакого убытку. «Отчего, - думает Ежевика, - и не поиграть-то?».
А ребята с вечера, вишь, задумали, Ежевику снова без яблок оставить. Только не сказали ей о том. Она кузовок-то бросила у плетня, побежала прятаться. Те, кто водили, кузовок, понятно, перепрятали, и только после искать всех побежали. Искали-искали, всех нашли-поймали, одна Ежевика так схоронилась, что и не найти её. Дед-то её всем лесным примудростям научил, а уж как хорониться в лесу - равных ей не было. Ну и как искать, вестимо, тоже. Однако надоело ребятам, видишь ли, по кустам шариться. Хоть и против правил, но решили игру без неё продолжать. Уж одна команда другую не один раз в водящих сменила. Заодно и яблоками подкрепились - поделили поровну: и ловящие, и пойманные, всем по яблоку досталось. Набегались же за день! Солнце к закату клонится.
Ежевика сидела в схороне долго-долго, да чует: нет никого! И выйти нельзя - команду подведёшь, и сидеть уже терпения не хватает. Зябко стало под вечер. Выходит-таки из укрома, а ребята как раз яблоки доедают. Обиделась она: «Против правил, - говорит, - игру останавливать, пока последний не пойман. А чужое брать - так и вовсе крайнее дело». А они смеются: «Правила изменились, теперь кон заканчивается, когда солнце за верхушку вон той сосны цепляется. А яблоки твои - это трофей наш честно заработанный. Повсему понятно - проиграла ты опять».
Ушла Ежевика в лес несолоно хлебавши. Повинилась перед дедом. А он грустный сидит, нахмурился: «Яблоки не жалко, тебя жалко. Не играй никогда по чужим правилам с нечестными людьми. Честные люди заранее правила оговаривают, их придерживаются. Да и по всякому, любая игра - пустое!». «Не буду, деда, не буду!».
На следующий день, ни свет, ни заря, набрала Ежевика яблок снова. Решила мимо околицы не ходить - пошла дальним путём. «Лучше, - думает, - лишний круг сделаю, да избегу искушения». Идёт с опаской, конечно. А вдруг её кто заметит, яблоки отнимет? Нет никого, спокойно всё рядом: внизу, под обрывом, Зяльма журчит, высоко в небе ястреб парит, солнышко пригревает, полуденный запах трав голову кружит.
Дорога в лес сворачивает, прохладой повеяло. Вкругаля путь неближний, но тропинки-то все знакомые. Идёт Ежевика лесом, улыбается: принесу деду яблок, будет ему радость! Вдруг слышит - тихо-тихо всхлипы-вздохи какие-то в кустах. Поначалу страшно ей стало, потом прислушалась - вроде, плачет кто-то. Тревожно, конечно, но больше любопытно. Обошла тихонько то место, решила из чащи кругом зайти. Раздвигает ветви, видит: полянка, на ней девочка и мальчик - чуть моложе неё оба. Девочка плачет, мальчик её по голове гладит, утешает. Ежевика и вышла из кустов: мол, кто такие, куда путь держите, случилось что? Дети замерли от неожиданности, она к ним подходит-успокаивает: я не враг, я не обижу, помочь хочу… «Мы с из деревни Катя, - мальчик говорит. - Шли на базар в Хлеба, яблоки продавать. Злые люди у нас туесок отняли. Теперь не знаем, как домой без денег и без яблок вернуться. Дома бабушка старая, да ещё брат с сестрой, совсем маленькие, даже ходить не умеют». Задумалась Ежевика и говорит: «Пойдёмте, я вас до Рогатой дороги провожу, со мной вас никто не обидит. Я умею злыдней заговаривать!». Сама так-то сказала, а всё ж страшно. Злыдней заговаривать её дедушко научил, да нет уверенности, что дедушкина наука хорошо усвоена. Вдруг не получится?
Всё ж виду не подаёт. Взяла девочку за руку, мальчик за ней пошёл. Так дошли они до Рогатой дороги. «Дальше-то знаете, как до Хлебов добраться?» - спрашивает. «Знаем, знаем! У нас там родня», - отвечает мальчик. Выдохнула Ежевика, понурила голову. Поняла, что сегодня до дедушки яблоки снова не доедут. А что ж делать-то? «Берите, - говорит, - мой кузовок. Авось, выручите за яблоки у проезжих людей чего-нибудь». Обрадовались дети, поклонились ей в ноги. Взяли кузовок, взялись за руки и пошли в сторону Хлебов. Долго смотрела вслед им Ежевика, пока не скрылись они из виду.
А дальше-то что? Домой за яблоками возвращаться поздно. А деда повидать хочется. Решила напрямки в лесную сторожку без тропинки добираться. Солнце уже садится. Дорога известная, но напролом-то - всё ж не тропинкой. То бурелом путь перегородит, то кусты за подол зацепятся… К ночи уже вышла к дедовой сторожке. Издали видит - нет света в ней, окна не горят, всё темно кругом. Страшно стало Ежевике. Долго стояла, не решаясь внутрь зайти. А и когда зашла - нет никого. Нету деда! Ушёл. Не вернётся! Сердце подсказало: ушёл в другие края, ушёл, к тем, кто до нас тут жил. Так и не отведал яблок на прощанье.
Горько стало Ежевике. Вышла на крыльцо, села на ступеньки. Полная луна ей в лицо светит, словно ладошкой по щеке гладит. «Где ты, дедо, отзовись!». И слышится ей - ветер шепчет, кусты трепещут, словно повторяют слова откуда-то издалёка: «Здесь я, здесь я!». «Прости меня, дедо, снова яблоки я до тебя не донесла. А теперь уж и не донесу!», - плачет. «Не в том печаль, что я яблок не отведал», - сказал ей ветер. «Не в том печаль, что попрощаться мы не успели», - шепчут кусты. «Пусть вечной памятью мне на этом свете будут добрые дела твои, Ежевика! Через тебя я буду с людьми говорить».
P.S. Пока я писала эту сказку, мне в дом откуда-то прискакала лягушка. Лягушонок. Я боялась до него дотронуться, потому что неосторожным движением можно нарушить защитную плёнку на его коже - так меня дедушка учил, - и лягушонок может умереть. Я поставила точку в сказке, и осторожно совком направляла лягушонка к двери - ставила визуальные границы. Он, словно понимая это, скакал в том направлении, куда я ему указывала. Он ушёл в сырость ночи, в свой дом, в наш сад, на свою Родину! :-) «Пусть вечной памятью мне на этом свете будут добрые дела твои, Ежевика! Через тебя я буду с людьми говорить».