Агуадо. Часть 1.
Он был невероятно скромным и любезным, но при этом страшно настойчивым. Как все это сочеталось в одном человеке - совершенно непонятно, но, наверное, именно люди такого характера и движут историю.
Меня всегда удивляла история обезличенная. Едет, скажем, экскурсионный автобус с провинциалами по Санкт-Петербургу, и интеллигентная старушка зачитывает у Казанского собора, - по книжке, которую сама и накропала в бытность младшим научным сотрудником, - что построен он в 1811 году по проекту известного архитектора Воронихина, а дорабатывался, - и это удивительно! - великим Монферраном.
Сказать такое простому парню из Ульяновска - равносильно молчанию. Имена Воронихин и Монферран для него, как имена китайских императоров. А расскажи старушка, что архитектор Вигель, столкнувшись раз с Воронихиным, посоветовал тому не соборы строить, а сапоги тачать, намекая на то, что Воронихин - из крепостных, - парень уже заинтересовался бы, представив картину события. А, сделав паузу, она могла бы продекламировать:
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочёл до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
И добавить, что автор этих строк - Мандельштам - сравнил Казанский собор с пауком. Уверяю, все взгляды ульяновских селян впились бы в здание: паук это или не паук? Прав ли этот… как его… шерхебель… или как там его эта баба-яга обозвала.
В общем, внесла бы крохи личностей и судеб - и собор бы ожил, а экскурсия перестала быть самым приятным из петербургских снотворных. Вариантов - сотни. Но для того, чтобы озвучить хотя бы один из этой сотни - нужен малый талант.
Вот так и наша гитарная история грозит перерасти в длинный список из непонятных Соров, Агуадо, Батовых и цистерианских монахов Базилио. Кому до них какое дело?
Жизненно необходимо в промежутках историй о гитаре - вводить в эти истории судьбы.
Мы приближаемся к грандиозному гитарному веку - девятнадцатому, который так полон именами, что простое их перечисление - гарантирует мне гонорар по оплате за знак.
В общем, это не наш метод.
Читателю придется перетерпеть ряд рассказов о людях - странных, порой неприятных, но прекрасных в гениальности, как лев при свете дня. Образ льва я украл у Борхеса, но не думаю, что слепой аргентинец будет за это в обиде.
Так вот, он был невероятно скромным и любезным, но при этом страшно настойчивым. Думаю, это связано с тем, что происходил он из церковной семьи. Его отец был клириком (а слово «клерк» - это и есть видоизмененное «клирик»), т.е. кем-то вроде священнического секретаря в Мадриде.
Т.е. перед нами - типичный испанец - католик, Дон Кихот и победитель быков.
Церковники в подавляющем большинстве таковы. Умеют задавить любовью и добиться любой цели без видимого насилия.
Самые распрстраненные портреты Агуадо
Родился он в 1784 году, т.е. накануне событий страшных и грандиозных, когда одни государства порушатся, а другие - возникнут. Мальчик любил учиться, да так, что отец, опасаясь за зрение ребенка, решил отвлечь его - и отдал, - внимание! - тому самому падре Базилио, цистерианскому монаху - первому гитарному профессору (неофициальному, конечно) Европы. Падре Базилио - это Ньютон в гитарной музыке. Т.е. щипковую музыку он не изобрел, но представление о ней перевернул. Если мы начнем отслеживать все родственные и знакомственные связи великих гитаристов Европы - все они без исключения приведут к этому монаху. Т.е. вот этот учился у того, тот у третьего, третий учился, скажем, у Моретти, а Моретти - правильно вы говорите - у падре Базилио.
Исключений нет. От слова совсем. Это удивительно и необычно, но тем и интересна история, что почти вся она, если не бегать по верхушкам, а брать поглубже - удивительна и необычна настолько, что начинает казаться, что удивительное - это просто данность.
Как закат, как кошка на дереве, как прокисшее варенье.
Слепой аргентинец как-то сказал, что мы не видим единорога (который несомненно существует) именно потому, что он необычен. Мы просто не узнаем его. С историей - точно так же. Мы не испытываем удивления, потому что не узнаем цепочки событий, не видим целостной картины, а складываем отдельные картинки в каком-то якобы научном порядке, который, на деле, и есть - самый полнейший бардак.
Дионисио возмужал, стал эрудитом, гитарным виртуозом. И тут случилось эпохальное событие, которое стало эпохальным и для гитары.
В Испанию пришли французы. Переплетения судеб порой неправдоподобны. Не родился бы на Корсике у Летиции Рамолино сын Наполеоне - не было бы гитары Торреса, той самой, которую все мы знаем.
Собственно, начало наполеоновских войн - это начало конца великой французской гитарной школы. Это французы подарили испанцам гитару того типа, который мы сейчас называем венским или австрийским. В то время это была просто континентальная гитара - с мелкими особенностями в каждой стране. Кроме Испании, где упрямо играли на барочных инструментах и упрямились бы бесконечно, потому таковы испанцы.
В Испанию пришла французская гитара, Наполеон пал, победители разорили Францию и французских лютье, развитие гитары во Франции остановилось, но продолжалось в Вене, а испанцы - народ талантливый - сделали из французской гитары испанскую, которую мы сейчас зовем классической.
Но это будет чуть позже, а пока - Дионисио Агуадо вместе с матерью переезжает в глушь, в Саратов, т.е. в деревню Буэнлабрад - в такую дыру, где только и можно упорно оттачивать гитарное мастерство.
Наполеон отрекся от престола в пятнадцатом году, а Агуадо все еще наслаждался коровами и комарами, покуда в 1824 году не умерла его мать - и жизнь в деревне потеряла всякий смысл.
Что делать молодому человеку? В Мадриде для него не было секретов и, видимо, перспектив. Зато он слышал, что в Париже гремит слава гитариста Фернандо Сора.
Фернандо Сор
Сор - можно сказать, испанец. А можно так не говорить, потому что он каталонец, а Каталония стала частью Испании совсем недавно. До сих пор в Каталонии, в Барселоне, так же, как в Наварре - стране басков - можно оскорбить человека, назвав его испанцем. Житель Испании - да, гражданин Испании - да, но не испанец, как наш казанец - гражданин России, но татарин, а не русский.
Михаил Тимофеевич Высотский
В 1824 году Сор был в России, где был пристыжен в доску пьяным Высотским, который, послушав Сора, молча пошел курить, что было воспринято похвалой, а когда его позвали продемонстрировать русскую игру - отказался. Это тоже приняли благодушно: отказывается, значит боится. А он просто едва стоял на ногах. Но его сумели уговорить. Высотский взял гитару, повертел колки, настроил под наш строй - и стал импровизировать. И так наимпровизировался, что Сор после этого дал всего один концерт - и уехал в свой бардачный Париж, где его уже с фонарями искал почти мальчик Дионисио Агуадо.
вторая часть следует
© Кудрявцев Алексей