(no subject)
- Зачем тебе сразу два куска торта? - спрашивает бабушка. - Съешь сначала хоть один, гляди, какие они большие, ты же лопнешь с двойной-то порции, Михаил!
Мишка объясняет, что второй кусок торта не для него, а для Славика.
- Какого такого Славика?
- Нашего Славика, - говорит Мишкин папа, - всё в порядке, не волнуйся, мам, я сейчас тебе всё объясню.
Дальше я не слушаю, потому что Мишка выбегает из кухни, толкает приоткрытую входную дверь плечом - обе руки у него заняты тортом - и выскакивает на крыльцо.
Наконец-то. Сто лет его, между прочим, жду.
- Извини, - вздыхает Мишка, - бабушка, дело такое.
Я понимаю. Говорю:
- Полезли на крышу?
Тем летом мы с Мишкой здорово подружились. Вместе бродили по негустому, насквозь просвеченному солнцем лесу, куда можно было попасть прямо через дыру в заборе за Мишкиным огородом. Собирали землянику и мелкую, сладкую малину. Несколько раз выходили к тёмному, круглому лесному озеру. Стояли на обрыве, под соснами, кидали в воду сосновые шишки. К берегу не спускались, и даже не думали купаться: без взрослых это было строго запрещено. Мишкин папа несколько раз отправлялся с нами, но видно было, что ему неловко и не очень понятно, как себя вести. Хотя он, кажется, старался, как мог, и рассказывал много интересного - вдвоём нам с Мишкой гулялось куда как лучше.
Прикормили сердитого рыжего кота, который появлялся непредсказуемо, съедал, что давали и растворялся в лесу - пришлось приучиться всегда иметь с собой куски сыра и копчёные сосиски, запах которых накрепко въелся в наши карманы.
Когда шёл дождь, сидели у залитого водой окна, играли в крестики-нолики, рисовали их на запотевшем стекле. Пересказывали друг другу прочитанные когда-то книги и просто выдуманные тут же истории.
Повыдергивали злющую, выше нашего роста, крапиву у забора и поставили там шалаш - ночевать нас, правда, туда не отпускали, но и так было ничего.
Сидим на крыше. Молчим. Тут хорошо молчать. У Мишки на правой щеке - широкая коричневая полоса шоколадного крема от торта. Раздумываю, сказать ему об этом или нет, и решаю не говорить.
Отсюда здорово всё видно. Налево - огород и лес, берёзы уже начинают понемногу желтеть. Направо - улица. По улице идёт компания, человек пять, кажется, чуть постарше нас.
- Через год меня уже отправят в школу, - подаёт голос Мишка. Он тоже смотрит направо.
- Ага.
- А ты пойдёшь со мной?
- Не знаю, - говорю я. - Нет, наверное.
- Почему?
Пожимаю плечами. Откуда же я знаю, почему.
Снизу свистят. Компания остановилась и, задрав головы, смотрит на нашу крышу.
- Эй, там, наверху! - зовёт кто-то. - Айда с нами?
Мишка глядит на меня.
- Идём?
- Иди, конечно, - говорю я. - Если хочешь.
- Нет, - решает он.
Свешивается вниз и кричит:
- В другой раз!
Уходят.
- Между прочим, - говорю, - у тебя всё лицо в шоколаде…
Вечером Мишкина мама и бабушка заглядывают в комнату и желают нам спокойной ночи. Бабушка запинается, смотрит куда-то в пространство между нами. Не видит меня. Ну и ладно, я привык.
Мишкины родители-то меня видят, хотя не сразу научились. Ирена с самого начала предупреждала их, что потребуется время. И мне говорила: не расстраивайся, если у них совсем не получится, главное, что с Мишкой у вас всё в порядке.
Но у них всё-таки получилось, особенно у Мишкиной мамы, она вообще, кажется, в последнее время стала забывать, что я у них не навсегда.
Обычно, честно говоря, я и сам про это вовсе не думаю. Разве что вот так, перед сном, лёжа в темноте. Тогда вспоминаю, что рано или поздно Мишка пойдёт в школу, или просто подружится с кем-то настоящим. Что он повзрослеет, и тогда я вернусь к Ирене и остальным. Год, может, чуть больше - бывает по-разному. В прошлый раз, например, было почти три года. Правда, я уже совсем плохо помню этот самый прошлый раз. И те, с кем я дружил, тоже забывают - вернее, помнят, но так, будто сами себе всё придумали, а по-настоящему меня не было. Хорошо, что у нас с Мишкой ещё много времени.
Интересно, понравится ли рыжему шоколадный торт, у меня остался для него кусок, завтра узнаю.
Мишка объясняет, что второй кусок торта не для него, а для Славика.
- Какого такого Славика?
- Нашего Славика, - говорит Мишкин папа, - всё в порядке, не волнуйся, мам, я сейчас тебе всё объясню.
Дальше я не слушаю, потому что Мишка выбегает из кухни, толкает приоткрытую входную дверь плечом - обе руки у него заняты тортом - и выскакивает на крыльцо.
Наконец-то. Сто лет его, между прочим, жду.
- Извини, - вздыхает Мишка, - бабушка, дело такое.
Я понимаю. Говорю:
- Полезли на крышу?
Тем летом мы с Мишкой здорово подружились. Вместе бродили по негустому, насквозь просвеченному солнцем лесу, куда можно было попасть прямо через дыру в заборе за Мишкиным огородом. Собирали землянику и мелкую, сладкую малину. Несколько раз выходили к тёмному, круглому лесному озеру. Стояли на обрыве, под соснами, кидали в воду сосновые шишки. К берегу не спускались, и даже не думали купаться: без взрослых это было строго запрещено. Мишкин папа несколько раз отправлялся с нами, но видно было, что ему неловко и не очень понятно, как себя вести. Хотя он, кажется, старался, как мог, и рассказывал много интересного - вдвоём нам с Мишкой гулялось куда как лучше.
Прикормили сердитого рыжего кота, который появлялся непредсказуемо, съедал, что давали и растворялся в лесу - пришлось приучиться всегда иметь с собой куски сыра и копчёные сосиски, запах которых накрепко въелся в наши карманы.
Когда шёл дождь, сидели у залитого водой окна, играли в крестики-нолики, рисовали их на запотевшем стекле. Пересказывали друг другу прочитанные когда-то книги и просто выдуманные тут же истории.
Повыдергивали злющую, выше нашего роста, крапиву у забора и поставили там шалаш - ночевать нас, правда, туда не отпускали, но и так было ничего.
Сидим на крыше. Молчим. Тут хорошо молчать. У Мишки на правой щеке - широкая коричневая полоса шоколадного крема от торта. Раздумываю, сказать ему об этом или нет, и решаю не говорить.
Отсюда здорово всё видно. Налево - огород и лес, берёзы уже начинают понемногу желтеть. Направо - улица. По улице идёт компания, человек пять, кажется, чуть постарше нас.
- Через год меня уже отправят в школу, - подаёт голос Мишка. Он тоже смотрит направо.
- Ага.
- А ты пойдёшь со мной?
- Не знаю, - говорю я. - Нет, наверное.
- Почему?
Пожимаю плечами. Откуда же я знаю, почему.
Снизу свистят. Компания остановилась и, задрав головы, смотрит на нашу крышу.
- Эй, там, наверху! - зовёт кто-то. - Айда с нами?
Мишка глядит на меня.
- Идём?
- Иди, конечно, - говорю я. - Если хочешь.
- Нет, - решает он.
Свешивается вниз и кричит:
- В другой раз!
Уходят.
- Между прочим, - говорю, - у тебя всё лицо в шоколаде…
Вечером Мишкина мама и бабушка заглядывают в комнату и желают нам спокойной ночи. Бабушка запинается, смотрит куда-то в пространство между нами. Не видит меня. Ну и ладно, я привык.
Мишкины родители-то меня видят, хотя не сразу научились. Ирена с самого начала предупреждала их, что потребуется время. И мне говорила: не расстраивайся, если у них совсем не получится, главное, что с Мишкой у вас всё в порядке.
Но у них всё-таки получилось, особенно у Мишкиной мамы, она вообще, кажется, в последнее время стала забывать, что я у них не навсегда.
Обычно, честно говоря, я и сам про это вовсе не думаю. Разве что вот так, перед сном, лёжа в темноте. Тогда вспоминаю, что рано или поздно Мишка пойдёт в школу, или просто подружится с кем-то настоящим. Что он повзрослеет, и тогда я вернусь к Ирене и остальным. Год, может, чуть больше - бывает по-разному. В прошлый раз, например, было почти три года. Правда, я уже совсем плохо помню этот самый прошлый раз. И те, с кем я дружил, тоже забывают - вернее, помнят, но так, будто сами себе всё придумали, а по-настоящему меня не было. Хорошо, что у нас с Мишкой ещё много времени.
Интересно, понравится ли рыжему шоколадный торт, у меня остался для него кусок, завтра узнаю.