"Сочувствие к этому истинно храброму, примерному солдату достигло предела".
Оригинал взят у m2kozhemyakin в "Сочувствие к этому истинно храброму, примерному солдату достигло предела".
Оригинал взят у m2kozhemyakin в "Сочувствие к этому истинно храброму, примерному солдату достигло предела".
Недавний пост коллеги arctus напомнил одну из хрестоматийных историй о верности российского солдата и о благородном отношении к храбрости врага в весьма специфическом японском исполнении из времен полузабытой и несчастливой Русско-Японской войны 1904-05 гг.
В кратком изложении это выглядит примерно так (событие относительно неплохо изученное, так что в основном сделаю акцент на том, что снабжу историю некоторым документальным и иллюстративным материалом того времени, прямо или косвенно относящимся к ней).
В 1904 г. на театре военных действий в 284-м Чембарском пехотном полку российской Маньчжурской армии служил запасной солдат (т.е. рядовой, призванный из запаса) Василий Тимофеев сын Рябов, 33 лет от роду, крестьянин, православного исповедания, родом из деревни Ивановки Пензенского уезда Пензенской губернии, проживавший в селе Лебедевке того же уезда той же губернии. Женатый и отец троих (по другим данным - четверых) детей.
Образы рядовых 284-го Чембарского полка история не сохранила, но вот лица его офицеров, раненых и погибших в Японскую войну:
"На гражданке", если верить мемуарам Пензенского губернатора И.Ф.Кошко, занимавшегося впоследствии увековечением памяти военного героя солдата Василия Рябова, он считался местным сорвиголовой, драчуном и забулдыгой. Но, повторюсь, достоверных сведений о его довоенной жизни нет. Просто один из десятков миллионов русских крестьян, занимавших в de-facto сословной сверху донизу Российской империи конца XIХ - нач. ХХ в., мягко говоря, более чем незначительное социальное положение.
Однако в рядах Российской императорской армии (оговорюсь: исключительно на войне) и у пахотного мужика был шанс расправить плечи и - "Взвейтесь соколы орлами, полно горе горевать!"
В груди у Васи Рябова сердце было самое что ни на есть геройское, орлиное, да и солдатскую науку, пройденную на действительной службе, он еще не позабыл. Так что начальство быстро выделило отчаянного рядового из солдатских рядов и зачислило в полковую семью храбрых - "охотничью команду". В терминологии дореволюционной России так называлась подразделения солдат-добровольцев, занимавшиеся тактической разведкой и диверсиями на позициях в ближнем тылу неприятеля.
Можно предположить, что рядовой Рябов участвовал в ожесточенном сражении под Ляояном 27 августа - 3 сентября 1904 г. и дрался там храбро. Однако его главная слава, к сожалению, посмертная, как слишком часто бывает у солдата (не только русского), связана с отчаянной разведывательной операцией в японском тылу.
Российскому командованию далеко не всегда удавалось собрать желаемые данные о неприятеле пластунскими рейдами разведчиков или кавалерийскими патрулями ("Конница действовала в общем очень слабо. Она была многочисленна, но невысокого качества" - А.А.Керснвский, История Русской армии, Т.3).
Русская конница (на казаков не похожи, следовательно - чины одного из трех имевшихся в Маньчжурской армии драгунских полков) на разведке во вермя Ляоянского сражения:
В Русско-Японской войне обеими сторонами активно применялся иной метод разведки, в системе воинской этики начала ХХ в. считавшийся "неблагородным", но, тем не менее, приносивший отменные результаты - агентурный.
Проще говоря - засылка шпионов, которые наблюдали, подсчитывали, разузнавали и, если обладали необходимой квалификацией, набрасывали карты и схемы.
Не будем забывать, что смертельная схватка двух империй - стареющей Российской и идущей к расцвету Японской - происходила на территории третьей, вечной и спящей - Китая. Китайский крестьянин, мелкий торговец и даже бандит-хунхуз, внешне меланхоличные, облаченные в свои просторные хламиды (под которыми легко спрячешь что угодно!), с неизменной традиционной косой, продолжали шататься по обыденным делам в расположениях войск и на полях сражений как ни в чем не бывало.
Этим-то и пользовались (с переменным успехом) штабы и Российской, и Японской императорских армий.
Во-первых, среди самих китайцев вербовались шпионы. Однако их качество было достаточно неоднородным. Хотя встречались убежденные сторонники «белого царя» или «божественного микадо», работавшие честно и самоотверженно, относительно квалифицированные кадры попадались редко. Даже среди бывших китайских военных, отличавшихся очень низкой подготовкой, найти сведущих, например, в картографии людей было большой проблемой. Большинство же шпионов-китайцев, не имевших вообще никаких убеждений и трудившихся за какой-нибудь мешок риса, не были склонны рисковать собой. Тем более, что в случае поимки по законам войны их ждала смертная казнь. Русские, как правило, в назидание вздергивали соглядатаев на первом же дереве, а японцы, приверженные средневековой традиции "Бушидо", просто рубили им головы.
Казнь японского шпиона российскими войсками (обратите внимание, палач тоже в китайской одежде):
...и российского - японскими:
Поэтому японцы активно прибегали к практике отправки в тыл врага своих военнослужащих, в т.ч. штабных офицеров, переодетых в китайское платье и выдававших себя за местных жителей. Древний самурайский кодекс чести, видимо, не считал подобный обман врага предосудительным. В отличие от принятых в то время на международном уровне законов и обычаев войны.
Доклад военного следователя 3-й Маньчжурской армии об организации японского шпионажа, от 15.09.1905:
"... В этом отношении обращает на себя внимание дело подполковника Иошика и капитана Оки. В феврале месяце 1904 года эти офицеры вместе с четырьмя японскими студентами были командированы из Пекина для порчи нашей железной дороги в районе от Хинпанского перевода до ст. Цицикар. Этот крошечный отряд под видом китайских купцов совершил очень тяжелый 40-дневный переход через Монголию, но был, однако, обнаружен и захвачен нашим разъездом ранее, чем успел достигнуть железной дороги. (...)
Застигнутые нашим разъездом 30 марта около станции Турчихо, они не пытались даже сопротивляться, но это обстоятельство нисколько не помешало им также мужественно встретить смерть, как стоически они перенесли все невзгоды своего путешествия.
Вторым офицером, который судился по обвинению в шпионстве, был кавалерийский офицер Томако Кобаяси и унтер-офицер Кого.
Кобаяси, юноша 23 лет, единственный сын в семье, был послан из Кайюаня с разъездом в 5 человек в г. Гирин, чтобы собрать сведения о движении туда русских войск. Проехав до деревни Шейчиупу, он убедился, что дальше нельзя ехать и вести разведку открыто, о чем и донес своему полковому командиру, но в ответ получил категорическое приказание: «задача должна быть выполнена». Продолжать дальнейший путь можно было только переодевшись китайцем. Отправив нижних чинов обратно в полк, поручик Кобаяси вместе с унтер-офицером Кого переоделись китайцами, привязали себе искусственные косы и, наняв китайскую арбу, под видом путешествующих купцов отправились дальше. Все шло удачно, вплоть до 16 марта, когда в д. Тойсухе (20 вер. южнее Гирина) они были узнаны нашим караулом и привлечены к судебному следствию, как шпионы.
В обоих случаях японские офицеры судились как шпионы, главным образом потому, что для успеха своей задачи они переодевались в китайские костюмы."
Японские поручик Кобаяси и унтер-офицер Кого, переодетые китайцами, после ареста чинами Российской имп. армии:
Еще один японский разведчик в китайском платье, схваченный русскими солдатами. Рядом заснялся "пророссийский" китаец, разоблачивший шпиона:
Однако японцам, этнический тип которых в глазах большинства русских солдат и офицеров был практически неотличим от китайского, в большинстве подобного рода "миссий с переодеванием" все же сопутствовала удача. Для российских войск шпионаж неприятеля являлся серьезнейшей проблемой на протяжении всей войны.
Что же касается аналогичных попыток русских военных, то здесь ситуация весьма неоднозначна. В принципе, нельзя исключить, что удача могла улыбнуться какому-нибудь Генерального штаба капитану или уряднику Забайкальского казачьего войска, напялившим поверх мундира китайский балахон и прицепившим косу, по случаю оттяпанную у какого-нибудь "ходи" (так тогда презрительно называли китайцев в России). Но на успех они могли рассчитывать только в том случае, если держались от японских войск на солидном удалении, когда под соломенной шапочкой не заметно типичной европеоидной физиономии. Любое подозрение японских солдат к бродящему поблизости "китайцу" грозило обернуться для переодетого русского разведчика катастрофой.
Поэтому тот, кто шел на разведку в японский тыл, "играя под ходю", должен был прекрасно осознавать степень риска.
Когда рядовой 284-го Чембарского пехотного полка Василий Рябов 17 сентября 1904 г. собирал разведданные в расположении противника, переодетый китайским крестьянином, он прекрасно понимал: стоит кому-нибудь из "макак" (это расхожее прозвище японских солдат - ну не в ходу в Российской империи была политкорректность!) присмотреться повнимательнее - и под импровизированным гримом из сажи и глины проглянет великорусский Вася. Плакала тогда его забубенная головушка под "катАной вострой"!
Можно предположить, что это было уже не первое подобное задание рядового Рябова, однако опять же - всего лишь предположить. Очевидно, его разведка была глубокой, он находился в тылу неприятеля уже четвертый день, и именно в тот день ему не повезло.
Существует две версии провала русского разведчика. Изложенная в письме японского командования предельно лаконична:
"Запасной солдат Василий Рябов, 33 года, из охотничьей команды 284-го пехотного Чембарского полка, уроженец Пензенской губернии, Пензенского уезда, села Лебедёвки, одетый, как китайский крестьянин, 17 сентября 1904 года был пойман нашими солдатами в пределах передовой линии. По его устному показанию выяснилось, что он по изъявленному им желанию был послан к нам для разведывания о местоположении и действиях нашей армии и пробрался в нашу цепь 14 сентября через Янтай, по юго-восточному направлению. После рассмотрения дела установленным порядком Рябов приговорен к смертной казни. Последняя была совершена 17 сентября ружейным выстрелом".
Казнь Василия Рябова японцами. Рисунок того времени:
Вторая, получившая распространение в официальной российской печати тех лет, наоборот, исполнена драматизма. Наиболее полно она представлена в воспоминаниях Ивана Францевича Кошко (брата выдающегося российского сыщика и криминалиста Аркадия Кошко) бывшего пензенским губернатором в 1907-1910 гг.:
И.Ф.Кошко:
"Во время Русско-японской войны 1904-1905 гг., после сражения у Лаояна, произошёл такой случай. Русскому командованию стали крайне необходимы сведения о расположении частей противника. Добровольно вызвался пойти в разведку рядовой Василий Рябов. Он не знал ни китайского, ни японского языка, но хорошо владел подражанием. С помощью жестов, мимики, походки он мог копировать китайцев, чем и потешал неоднократно своих товарищей. Переодевшись в китайский халат, привязав к голове косу, солдат отправился в расположение противника. Японцы не разгадали русского разведчика, и Рябов уже возвращался к своим. Но вдруг японский офицер приказал ему напоить коня. Рябов услужливо выполнил приказ, но чем-то не угодил японцу. Тот дернул его за косу, которая оторвалась. Солдата судили как шпиона и приговорили к расстрелу".
Открытым остается вопрос, откуда такие подробности могли стать известны российской стороне. Допустим - через местных китайцев или японских пленных. Кстати, в случае, если все было действительно так, японский офицер мог ухватиться за косу не ярости самурайской ради, а, наоборот, заподозрив неладное.
В результате коса оказалась в руках у самурая, а рядовой Вася Рябов - в лапах у жестокого врага. Впрочем, не особенно жестокого, если речь шла о "конвенционных пленных". Современники, в т.ч. российские авторы, признавали, что Япония в 1904-05 гг. в целом придерживалась положений Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1899 г. Это проявлялось преимущественно в относительно гуманном обращении с ранеными и пленными российскими воинами.
Японские военные берут в плен раненых чинов Российской имп. армии:
Японские полевые медики и раненый русский офицер. Похоже, перед камерой журналиста "добрые япоши" показушно кормят бедолагу с ложечки; хотя, как правило, в 1904-05 гг. они действительно оказывали помощь нашим воинам довольно беззлобно:
Однако глава I "О том, кто признается воюющим " Положения о законах и обычаях войны недвусмысленно гласила:
"Статья 1. Военные законы, права и обязанности применяются не только к армии, но также к ополчению и добровольческим отрядам, если они удовлетворяют всем нижеследующим условиям: 1 ) имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных; 2) имеют определенный и явственно видимый издали отличительный знак; 3) открыто носят оружие и 4) соблюдают в своих действиях законы и обычаи войны. (...) В случае захвата неприятелем как те, так и другие пользуются правами военнопленных."
Так что нашему Васе Рябову изведать самурайское великодушие не грозило. Он был схвачен в китайской одежде, при выполнении разведзадания, и следовательно к нему должен был применяться совершенно иной нормативно-правовой кодекс - закон военного времени о шпионах.
Проще говоря, смертная казнь.
Что и было исполнено.
Расстрел Василия Рябова. Худ. А.Вавилин:
Еще одна картина на ту же тему, выполненная художником А.А.Гудим-Левковичем в модном в начале ХХ в. жанре примитивизма:
А еще через сутки разъезд 1-го Оренбургского казачьего полка нашел на нейтральной территории указательный вымпел и письмо, приколотые к стоявшему на приметном месте дереву.
Вот что гласило послание японского командования командованию российскому:
"(Начало см. выше) Доводя об этом до сведения Русской армии, наша армия не может не высказать наше искреннейшее пожелание уважаемой Русской армии, чтобы последняя побольше воспитывала таких истинно прекрасных, достойных полного уважения воинов, как означенный рядовой Рябов. На вопрос, имеет ли что сказать перед смертью, он ответил: "Готов умереть за Царя, за Отечество, за Веру". На предложение: "Мы вполне входим в твоё положение, обещаемся постараться, чтобы ты так храбро и твёрдо шёл на подвиг смерти за царя и отечество, притом, если есть, что передать твоим от тебя, пусть будет сказано" - он ответил: "Покорнейше благодарю, передайте, что было!" - и не мог удержаться от слёз. Перекрестившись, помолился долго в четыре стороны света, с коленопреклонениями, и сам вполне спокойно стал на свое место. Присутствовавшие не смогли удержаться от слёз.
Сочувствие к этому истинно храброму, преисполненному чувства своего долга, примерному солдату достигло высшего предела.
С почтением. Капитан штаба Японской армии".
Конечно, на первый взгляд очень напоминает откровенное глумление со стороны японцев. Если потомки самураев так уж прониклись мужеством рядового Рябова, то лучше уж сделали бы для него исключение из правил военного времени и признали военнопленным. Однако традиционный военно-этический кодекс Японии, не всегда постижимый для иностранцев, таков, что эти выспоренные слова, скорее всего, действительно написаны в искреннем порыве загадочной самурайской души. Это честное признание храбрости простого русского солдата из уст тех, кто почитает высшей доблестью воина смерть.
По некоторым данным, письмо содержало указание места захоронения казненного русского разведчика.
Так или иначе, останки твердого до конца рядового Рябова были вскоре перезахоронены русскими войсками с отданием воинских почестей. Но Васе из села Лебедевка еще предстояло пережить (если это слово уместно, когда речь идет о мертвом) посмертный взлет славы и лечь в родную пензенскую землю...
Как всегда бывает после проигранной войны, официальная пропаганда Российской империи искала компенсации бесславным военно-политическим итогам Русско-Японской в примерах массового и индивидуального героизма офицеров и нижних чинов. Тем более, что материал был более чем обширный.
Среди прочих имен, император Николай II обратил внимание на подвиг разведчика Василия Рябова. Рядовой Рябов был навечно зачислен в списки своего полка, а в 1906 г., после слияния 284-го Чембарского полка с 216-м Инсарским полком - в списки его 5-й роты 2-го батальона. Высочайшим манифестом был учрежден комитет по увековечению памяти героя.
...Павшим в другой войне, Первой мировой, которая через какое-нибудь десятилетие унесет в небытие не только миллионы человеческих жизней, но и прекраснодушные иллюзии о рыцарском отношении к противнику, британский офицер и писатель Ричард Олдингтон посвятил горькие слова: "После того, как ты погибнешь на поле боя, армия наконец отнесется к тебе по-человечески".
Так вот, кампания посмертного прославления солдата Василия Рябова имела ярко выраженный позитивный и гуманитарный (как выразились бы сейчас) характер.
Во-первых, не была оставлена заботой императора и общественности семья героя. По подписке, открытой среди подданных Российской империи всяческого достатка и происхождения, вдове и детям рядового Рябова было собрано до 7 тыс. рублей. По тем временам это средства более чем существенные! Для сравнения: ежемесячное жалование нижнего чина пехоты в военное время достигло в Российской империи к концу Первой мировой войны только 5 рублей.
Дети героя получили привилегию "выучиться на казенный счет". По этой фотографии, на которой запечатлена вдова Василия с детьми, видно, что его сын был определен в кадетский корпус (логично предположить, что в ближайший к Пензе - Симбирский), куда при обычных обстоятельствах вход крестьянским детям был фактически закрыт:
Согласно сведениям местных краеведов, сын Василия Рябова стал профессиональным военным и прошел Первую мировую (Гражданскую?) и Великую Отечественную войны:
Однозначно выиграло и село солдата. Начальная школа, имевшаяся в нем, была не только названа именем Василия Рябова («Начальная школа памяти героя Василия Рябова, погибшего 14 сентября 1904 года за Веру, Царя и Отечество»), но полностью перестроена и переоборудована к 1909 г. Средства на это были тоже собраны частными жертвователями по подписке. Причем лично император перечислил тысячу рублей семье погибшего воина и столько же - на строительство школы.
Школа имени Василия Рябова:
Прах рядового Рябова на основании специального решения Синода Русской Православной церкви в 1909 г. был перевезен с унылых равнин Маньчжурии на родину для перезахоронения. Поезд с останками простого солдата по всему пути следования с Дальнего Востока до Пензы торжественно встречали делегации общественности. Скромному солдату-разведчику Россия воздавала должное, словно большому военачальнику...
Из воспоминаний пензенского губернатора И.Ф.Кошко:
"Перед прибытием тела в Пензу, я приказал убрать путь следования от вокзала до собора траурными украшениями: фонари были обвиты черной материей и хвоей, повсюду развешены на шестах орифламы, через улицы перекинуты гирлянды с траурными флагами, устроены три арки с соответствующими надписями, убранные также черной материей и хвоей.
Тело было встречено преосвященным на вокзале у прибывшего траурного вагона, отслужена владыкой краткая лития. Затем я и военные власти вынесли тело из вагона и под пение тысячного хора всех учебных заведений отнесли и установили на катафалк. Было возложено на гроб множество венков. Тело сопровождалось хором военной музыки и всем пензенским гарнизоном. Десятки тысяч народу запрудили весь путь следования. Вдоль тротуаров стояли шпалеры из учеников мужских и женских учебных заведений.
Самое погребениe в Лебедевке было очень торжественно: присутствовал весь Инсарский полк и представители других воинских частей и все гражданские и военные власти…".
Хотя не следует сбрасывать со счетов и пропагандистскую, официальную составляющую этой акции.
Но, так или иначе, могилу Василия Рябова возле школы его имени жители села Лебедевка содержали в порядке и уважении всегда, даже в ранние советские годы, когда герои царской России не были в чести. К сожалению, в 1929 г. здание школы его имени было уничтожено пожаром... А могила существует и поныне!
К слову, в 1912 г. имя Василия Рябова увековечено и на другом монументе, расположенном почему-то в Бессарабии, в городе Аккерман (ныне Белгород-Днестровский, Одесская обл., Украина). Восьмиметровый обелиск, посвященный "герою воину Василію Рябову и всѣмъ воинамъ уроженцамъ города Аккермана и Аккерманскаго уѣзда, погибшимъ на Дальнемъ Востокѣ въ Японскую войну 1904-1905 гг." был воздвигнут поводом круглой даты - 100-летия присоединения Бессарабии к Российской империи.
Какое отношение имел пензенский крестьянин Вася Рябов к этому цветущему южному краю, видимо, лучше других знали попечители строительства монумента из "Главной Палаты Русскаго Народнаго Союза имени Архангела Михаила и города Екатеринослава". Возможно, «ура-патриоты» просто решили "актуализировать" местный памятник именем героя, которое было на слуху у всей империи. Но, может быть, были и какие-нибудь более веские причины, к сожалению, забытые с течением безжалостного времени.
Так или иначе, памятник этот также сохранился по сей день, только неудобное упоминание про "черносотенцев" (Союз Архангела Михаила) с него убрали в советские годы, при чем довольно поздно - в 1971 г.
__________________________________________________________________________Михаил Кожемякин.
Оригинал взят у m2kozhemyakin в "Сочувствие к этому истинно храброму, примерному солдату достигло предела".
Недавний пост коллеги arctus напомнил одну из хрестоматийных историй о верности российского солдата и о благородном отношении к храбрости врага в весьма специфическом японском исполнении из времен полузабытой и несчастливой Русско-Японской войны 1904-05 гг.
В кратком изложении это выглядит примерно так (событие относительно неплохо изученное, так что в основном сделаю акцент на том, что снабжу историю некоторым документальным и иллюстративным материалом того времени, прямо или косвенно относящимся к ней).
В 1904 г. на театре военных действий в 284-м Чембарском пехотном полку российской Маньчжурской армии служил запасной солдат (т.е. рядовой, призванный из запаса) Василий Тимофеев сын Рябов, 33 лет от роду, крестьянин, православного исповедания, родом из деревни Ивановки Пензенского уезда Пензенской губернии, проживавший в селе Лебедевке того же уезда той же губернии. Женатый и отец троих (по другим данным - четверых) детей.
Образы рядовых 284-го Чембарского полка история не сохранила, но вот лица его офицеров, раненых и погибших в Японскую войну:
"На гражданке", если верить мемуарам Пензенского губернатора И.Ф.Кошко, занимавшегося впоследствии увековечением памяти военного героя солдата Василия Рябова, он считался местным сорвиголовой, драчуном и забулдыгой. Но, повторюсь, достоверных сведений о его довоенной жизни нет. Просто один из десятков миллионов русских крестьян, занимавших в de-facto сословной сверху донизу Российской империи конца XIХ - нач. ХХ в., мягко говоря, более чем незначительное социальное положение.
Однако в рядах Российской императорской армии (оговорюсь: исключительно на войне) и у пахотного мужика был шанс расправить плечи и - "Взвейтесь соколы орлами, полно горе горевать!"
В груди у Васи Рябова сердце было самое что ни на есть геройское, орлиное, да и солдатскую науку, пройденную на действительной службе, он еще не позабыл. Так что начальство быстро выделило отчаянного рядового из солдатских рядов и зачислило в полковую семью храбрых - "охотничью команду". В терминологии дореволюционной России так называлась подразделения солдат-добровольцев, занимавшиеся тактической разведкой и диверсиями на позициях в ближнем тылу неприятеля.
Можно предположить, что рядовой Рябов участвовал в ожесточенном сражении под Ляояном 27 августа - 3 сентября 1904 г. и дрался там храбро. Однако его главная слава, к сожалению, посмертная, как слишком часто бывает у солдата (не только русского), связана с отчаянной разведывательной операцией в японском тылу.
Российскому командованию далеко не всегда удавалось собрать желаемые данные о неприятеле пластунскими рейдами разведчиков или кавалерийскими патрулями ("Конница действовала в общем очень слабо. Она была многочисленна, но невысокого качества" - А.А.Керснвский, История Русской армии, Т.3).
Русская конница (на казаков не похожи, следовательно - чины одного из трех имевшихся в Маньчжурской армии драгунских полков) на разведке во вермя Ляоянского сражения:
В Русско-Японской войне обеими сторонами активно применялся иной метод разведки, в системе воинской этики начала ХХ в. считавшийся "неблагородным", но, тем не менее, приносивший отменные результаты - агентурный.
Проще говоря - засылка шпионов, которые наблюдали, подсчитывали, разузнавали и, если обладали необходимой квалификацией, набрасывали карты и схемы.
Не будем забывать, что смертельная схватка двух империй - стареющей Российской и идущей к расцвету Японской - происходила на территории третьей, вечной и спящей - Китая. Китайский крестьянин, мелкий торговец и даже бандит-хунхуз, внешне меланхоличные, облаченные в свои просторные хламиды (под которыми легко спрячешь что угодно!), с неизменной традиционной косой, продолжали шататься по обыденным делам в расположениях войск и на полях сражений как ни в чем не бывало.
Этим-то и пользовались (с переменным успехом) штабы и Российской, и Японской императорских армий.
Во-первых, среди самих китайцев вербовались шпионы. Однако их качество было достаточно неоднородным. Хотя встречались убежденные сторонники «белого царя» или «божественного микадо», работавшие честно и самоотверженно, относительно квалифицированные кадры попадались редко. Даже среди бывших китайских военных, отличавшихся очень низкой подготовкой, найти сведущих, например, в картографии людей было большой проблемой. Большинство же шпионов-китайцев, не имевших вообще никаких убеждений и трудившихся за какой-нибудь мешок риса, не были склонны рисковать собой. Тем более, что в случае поимки по законам войны их ждала смертная казнь. Русские, как правило, в назидание вздергивали соглядатаев на первом же дереве, а японцы, приверженные средневековой традиции "Бушидо", просто рубили им головы.
Казнь японского шпиона российскими войсками (обратите внимание, палач тоже в китайской одежде):
...и российского - японскими:
Поэтому японцы активно прибегали к практике отправки в тыл врага своих военнослужащих, в т.ч. штабных офицеров, переодетых в китайское платье и выдававших себя за местных жителей. Древний самурайский кодекс чести, видимо, не считал подобный обман врага предосудительным. В отличие от принятых в то время на международном уровне законов и обычаев войны.
Доклад военного следователя 3-й Маньчжурской армии об организации японского шпионажа, от 15.09.1905:
"... В этом отношении обращает на себя внимание дело подполковника Иошика и капитана Оки. В феврале месяце 1904 года эти офицеры вместе с четырьмя японскими студентами были командированы из Пекина для порчи нашей железной дороги в районе от Хинпанского перевода до ст. Цицикар. Этот крошечный отряд под видом китайских купцов совершил очень тяжелый 40-дневный переход через Монголию, но был, однако, обнаружен и захвачен нашим разъездом ранее, чем успел достигнуть железной дороги. (...)
Застигнутые нашим разъездом 30 марта около станции Турчихо, они не пытались даже сопротивляться, но это обстоятельство нисколько не помешало им также мужественно встретить смерть, как стоически они перенесли все невзгоды своего путешествия.
Вторым офицером, который судился по обвинению в шпионстве, был кавалерийский офицер Томако Кобаяси и унтер-офицер Кого.
Кобаяси, юноша 23 лет, единственный сын в семье, был послан из Кайюаня с разъездом в 5 человек в г. Гирин, чтобы собрать сведения о движении туда русских войск. Проехав до деревни Шейчиупу, он убедился, что дальше нельзя ехать и вести разведку открыто, о чем и донес своему полковому командиру, но в ответ получил категорическое приказание: «задача должна быть выполнена». Продолжать дальнейший путь можно было только переодевшись китайцем. Отправив нижних чинов обратно в полк, поручик Кобаяси вместе с унтер-офицером Кого переоделись китайцами, привязали себе искусственные косы и, наняв китайскую арбу, под видом путешествующих купцов отправились дальше. Все шло удачно, вплоть до 16 марта, когда в д. Тойсухе (20 вер. южнее Гирина) они были узнаны нашим караулом и привлечены к судебному следствию, как шпионы.
В обоих случаях японские офицеры судились как шпионы, главным образом потому, что для успеха своей задачи они переодевались в китайские костюмы."
Японские поручик Кобаяси и унтер-офицер Кого, переодетые китайцами, после ареста чинами Российской имп. армии:
Еще один японский разведчик в китайском платье, схваченный русскими солдатами. Рядом заснялся "пророссийский" китаец, разоблачивший шпиона:
Однако японцам, этнический тип которых в глазах большинства русских солдат и офицеров был практически неотличим от китайского, в большинстве подобного рода "миссий с переодеванием" все же сопутствовала удача. Для российских войск шпионаж неприятеля являлся серьезнейшей проблемой на протяжении всей войны.
Что же касается аналогичных попыток русских военных, то здесь ситуация весьма неоднозначна. В принципе, нельзя исключить, что удача могла улыбнуться какому-нибудь Генерального штаба капитану или уряднику Забайкальского казачьего войска, напялившим поверх мундира китайский балахон и прицепившим косу, по случаю оттяпанную у какого-нибудь "ходи" (так тогда презрительно называли китайцев в России). Но на успех они могли рассчитывать только в том случае, если держались от японских войск на солидном удалении, когда под соломенной шапочкой не заметно типичной европеоидной физиономии. Любое подозрение японских солдат к бродящему поблизости "китайцу" грозило обернуться для переодетого русского разведчика катастрофой.
Поэтому тот, кто шел на разведку в японский тыл, "играя под ходю", должен был прекрасно осознавать степень риска.
Когда рядовой 284-го Чембарского пехотного полка Василий Рябов 17 сентября 1904 г. собирал разведданные в расположении противника, переодетый китайским крестьянином, он прекрасно понимал: стоит кому-нибудь из "макак" (это расхожее прозвище японских солдат - ну не в ходу в Российской империи была политкорректность!) присмотреться повнимательнее - и под импровизированным гримом из сажи и глины проглянет великорусский Вася. Плакала тогда его забубенная головушка под "катАной вострой"!
Можно предположить, что это было уже не первое подобное задание рядового Рябова, однако опять же - всего лишь предположить. Очевидно, его разведка была глубокой, он находился в тылу неприятеля уже четвертый день, и именно в тот день ему не повезло.
Существует две версии провала русского разведчика. Изложенная в письме японского командования предельно лаконична:
"Запасной солдат Василий Рябов, 33 года, из охотничьей команды 284-го пехотного Чембарского полка, уроженец Пензенской губернии, Пензенского уезда, села Лебедёвки, одетый, как китайский крестьянин, 17 сентября 1904 года был пойман нашими солдатами в пределах передовой линии. По его устному показанию выяснилось, что он по изъявленному им желанию был послан к нам для разведывания о местоположении и действиях нашей армии и пробрался в нашу цепь 14 сентября через Янтай, по юго-восточному направлению. После рассмотрения дела установленным порядком Рябов приговорен к смертной казни. Последняя была совершена 17 сентября ружейным выстрелом".
Казнь Василия Рябова японцами. Рисунок того времени:
Вторая, получившая распространение в официальной российской печати тех лет, наоборот, исполнена драматизма. Наиболее полно она представлена в воспоминаниях Ивана Францевича Кошко (брата выдающегося российского сыщика и криминалиста Аркадия Кошко) бывшего пензенским губернатором в 1907-1910 гг.:
И.Ф.Кошко:
"Во время Русско-японской войны 1904-1905 гг., после сражения у Лаояна, произошёл такой случай. Русскому командованию стали крайне необходимы сведения о расположении частей противника. Добровольно вызвался пойти в разведку рядовой Василий Рябов. Он не знал ни китайского, ни японского языка, но хорошо владел подражанием. С помощью жестов, мимики, походки он мог копировать китайцев, чем и потешал неоднократно своих товарищей. Переодевшись в китайский халат, привязав к голове косу, солдат отправился в расположение противника. Японцы не разгадали русского разведчика, и Рябов уже возвращался к своим. Но вдруг японский офицер приказал ему напоить коня. Рябов услужливо выполнил приказ, но чем-то не угодил японцу. Тот дернул его за косу, которая оторвалась. Солдата судили как шпиона и приговорили к расстрелу".
Открытым остается вопрос, откуда такие подробности могли стать известны российской стороне. Допустим - через местных китайцев или японских пленных. Кстати, в случае, если все было действительно так, японский офицер мог ухватиться за косу не ярости самурайской ради, а, наоборот, заподозрив неладное.
В результате коса оказалась в руках у самурая, а рядовой Вася Рябов - в лапах у жестокого врага. Впрочем, не особенно жестокого, если речь шла о "конвенционных пленных". Современники, в т.ч. российские авторы, признавали, что Япония в 1904-05 гг. в целом придерживалась положений Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1899 г. Это проявлялось преимущественно в относительно гуманном обращении с ранеными и пленными российскими воинами.
Японские военные берут в плен раненых чинов Российской имп. армии:
Японские полевые медики и раненый русский офицер. Похоже, перед камерой журналиста "добрые япоши" показушно кормят бедолагу с ложечки; хотя, как правило, в 1904-05 гг. они действительно оказывали помощь нашим воинам довольно беззлобно:
Однако глава I "О том, кто признается воюющим " Положения о законах и обычаях войны недвусмысленно гласила:
"Статья 1. Военные законы, права и обязанности применяются не только к армии, но также к ополчению и добровольческим отрядам, если они удовлетворяют всем нижеследующим условиям: 1 ) имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных; 2) имеют определенный и явственно видимый издали отличительный знак; 3) открыто носят оружие и 4) соблюдают в своих действиях законы и обычаи войны. (...) В случае захвата неприятелем как те, так и другие пользуются правами военнопленных."
Так что нашему Васе Рябову изведать самурайское великодушие не грозило. Он был схвачен в китайской одежде, при выполнении разведзадания, и следовательно к нему должен был применяться совершенно иной нормативно-правовой кодекс - закон военного времени о шпионах.
Проще говоря, смертная казнь.
Что и было исполнено.
Расстрел Василия Рябова. Худ. А.Вавилин:
Еще одна картина на ту же тему, выполненная художником А.А.Гудим-Левковичем в модном в начале ХХ в. жанре примитивизма:
А еще через сутки разъезд 1-го Оренбургского казачьего полка нашел на нейтральной территории указательный вымпел и письмо, приколотые к стоявшему на приметном месте дереву.
Вот что гласило послание японского командования командованию российскому:
"(Начало см. выше) Доводя об этом до сведения Русской армии, наша армия не может не высказать наше искреннейшее пожелание уважаемой Русской армии, чтобы последняя побольше воспитывала таких истинно прекрасных, достойных полного уважения воинов, как означенный рядовой Рябов. На вопрос, имеет ли что сказать перед смертью, он ответил: "Готов умереть за Царя, за Отечество, за Веру". На предложение: "Мы вполне входим в твоё положение, обещаемся постараться, чтобы ты так храбро и твёрдо шёл на подвиг смерти за царя и отечество, притом, если есть, что передать твоим от тебя, пусть будет сказано" - он ответил: "Покорнейше благодарю, передайте, что было!" - и не мог удержаться от слёз. Перекрестившись, помолился долго в четыре стороны света, с коленопреклонениями, и сам вполне спокойно стал на свое место. Присутствовавшие не смогли удержаться от слёз.
Сочувствие к этому истинно храброму, преисполненному чувства своего долга, примерному солдату достигло высшего предела.
С почтением. Капитан штаба Японской армии".
Конечно, на первый взгляд очень напоминает откровенное глумление со стороны японцев. Если потомки самураев так уж прониклись мужеством рядового Рябова, то лучше уж сделали бы для него исключение из правил военного времени и признали военнопленным. Однако традиционный военно-этический кодекс Японии, не всегда постижимый для иностранцев, таков, что эти выспоренные слова, скорее всего, действительно написаны в искреннем порыве загадочной самурайской души. Это честное признание храбрости простого русского солдата из уст тех, кто почитает высшей доблестью воина смерть.
По некоторым данным, письмо содержало указание места захоронения казненного русского разведчика.
Так или иначе, останки твердого до конца рядового Рябова были вскоре перезахоронены русскими войсками с отданием воинских почестей. Но Васе из села Лебедевка еще предстояло пережить (если это слово уместно, когда речь идет о мертвом) посмертный взлет славы и лечь в родную пензенскую землю...
Как всегда бывает после проигранной войны, официальная пропаганда Российской империи искала компенсации бесславным военно-политическим итогам Русско-Японской в примерах массового и индивидуального героизма офицеров и нижних чинов. Тем более, что материал был более чем обширный.
Среди прочих имен, император Николай II обратил внимание на подвиг разведчика Василия Рябова. Рядовой Рябов был навечно зачислен в списки своего полка, а в 1906 г., после слияния 284-го Чембарского полка с 216-м Инсарским полком - в списки его 5-й роты 2-го батальона. Высочайшим манифестом был учрежден комитет по увековечению памяти героя.
...Павшим в другой войне, Первой мировой, которая через какое-нибудь десятилетие унесет в небытие не только миллионы человеческих жизней, но и прекраснодушные иллюзии о рыцарском отношении к противнику, британский офицер и писатель Ричард Олдингтон посвятил горькие слова: "После того, как ты погибнешь на поле боя, армия наконец отнесется к тебе по-человечески".
Так вот, кампания посмертного прославления солдата Василия Рябова имела ярко выраженный позитивный и гуманитарный (как выразились бы сейчас) характер.
Во-первых, не была оставлена заботой императора и общественности семья героя. По подписке, открытой среди подданных Российской империи всяческого достатка и происхождения, вдове и детям рядового Рябова было собрано до 7 тыс. рублей. По тем временам это средства более чем существенные! Для сравнения: ежемесячное жалование нижнего чина пехоты в военное время достигло в Российской империи к концу Первой мировой войны только 5 рублей.
Дети героя получили привилегию "выучиться на казенный счет". По этой фотографии, на которой запечатлена вдова Василия с детьми, видно, что его сын был определен в кадетский корпус (логично предположить, что в ближайший к Пензе - Симбирский), куда при обычных обстоятельствах вход крестьянским детям был фактически закрыт:
Согласно сведениям местных краеведов, сын Василия Рябова стал профессиональным военным и прошел Первую мировую (Гражданскую?) и Великую Отечественную войны:
Однозначно выиграло и село солдата. Начальная школа, имевшаяся в нем, была не только названа именем Василия Рябова («Начальная школа памяти героя Василия Рябова, погибшего 14 сентября 1904 года за Веру, Царя и Отечество»), но полностью перестроена и переоборудована к 1909 г. Средства на это были тоже собраны частными жертвователями по подписке. Причем лично император перечислил тысячу рублей семье погибшего воина и столько же - на строительство школы.
Школа имени Василия Рябова:
Прах рядового Рябова на основании специального решения Синода Русской Православной церкви в 1909 г. был перевезен с унылых равнин Маньчжурии на родину для перезахоронения. Поезд с останками простого солдата по всему пути следования с Дальнего Востока до Пензы торжественно встречали делегации общественности. Скромному солдату-разведчику Россия воздавала должное, словно большому военачальнику...
Из воспоминаний пензенского губернатора И.Ф.Кошко:
"Перед прибытием тела в Пензу, я приказал убрать путь следования от вокзала до собора траурными украшениями: фонари были обвиты черной материей и хвоей, повсюду развешены на шестах орифламы, через улицы перекинуты гирлянды с траурными флагами, устроены три арки с соответствующими надписями, убранные также черной материей и хвоей.
Тело было встречено преосвященным на вокзале у прибывшего траурного вагона, отслужена владыкой краткая лития. Затем я и военные власти вынесли тело из вагона и под пение тысячного хора всех учебных заведений отнесли и установили на катафалк. Было возложено на гроб множество венков. Тело сопровождалось хором военной музыки и всем пензенским гарнизоном. Десятки тысяч народу запрудили весь путь следования. Вдоль тротуаров стояли шпалеры из учеников мужских и женских учебных заведений.
Самое погребениe в Лебедевке было очень торжественно: присутствовал весь Инсарский полк и представители других воинских частей и все гражданские и военные власти…".
Хотя не следует сбрасывать со счетов и пропагандистскую, официальную составляющую этой акции.
Но, так или иначе, могилу Василия Рябова возле школы его имени жители села Лебедевка содержали в порядке и уважении всегда, даже в ранние советские годы, когда герои царской России не были в чести. К сожалению, в 1929 г. здание школы его имени было уничтожено пожаром... А могила существует и поныне!
К слову, в 1912 г. имя Василия Рябова увековечено и на другом монументе, расположенном почему-то в Бессарабии, в городе Аккерман (ныне Белгород-Днестровский, Одесская обл., Украина). Восьмиметровый обелиск, посвященный "герою воину Василію Рябову и всѣмъ воинамъ уроженцамъ города Аккермана и Аккерманскаго уѣзда, погибшимъ на Дальнемъ Востокѣ въ Японскую войну 1904-1905 гг." был воздвигнут поводом круглой даты - 100-летия присоединения Бессарабии к Российской империи.
Какое отношение имел пензенский крестьянин Вася Рябов к этому цветущему южному краю, видимо, лучше других знали попечители строительства монумента из "Главной Палаты Русскаго Народнаго Союза имени Архангела Михаила и города Екатеринослава". Возможно, «ура-патриоты» просто решили "актуализировать" местный памятник именем героя, которое было на слуху у всей империи. Но, может быть, были и какие-нибудь более веские причины, к сожалению, забытые с течением безжалостного времени.
Так или иначе, памятник этот также сохранился по сей день, только неудобное упоминание про "черносотенцев" (Союз Архангела Михаила) с него убрали в советские годы, при чем довольно поздно - в 1971 г.
__________________________________________________________________________Михаил Кожемякин.