Дом стоит, свет горит

May 26, 2011 15:28

Нет зрелища более тоскливого, чем вид новой квартиры, в которой никто и никогда не жил. Стены блестят гладкой - без единого гвоздя или драных остатков скотча - краской и выглядят очень по-офисному. Чистая кухня, без художественно раскиданных брызг масла и подозрительных пятен по углам, сверкает чистотой и смотрится как телевизионная студия, где до этого проводились политические дебаты, а сейчас подошла очередь кулинарной передачи, и два небритых ассистента впихнули туда соответствующий интерьер. Ни разу не гретый попой унитаз светится больничной стерильностью.

Ну и наоборот.

Старый дом, откуда день или год назад съехали все жильцы, стоящий в ожидании то ли сноса, то ли ремонта, может смотреться грязно и жутко, но обязательно живо и смачно. Стены с проплешинами от висевших картин, подозрительно совпадающими с дырками в штукатурке, так что становится непонятно что было сначала - желание повесить картинку и неудачная попытка вбить гвоздь, или дыра, которую надо было занавесить неважно чем. Кухня, по состоянию стен и потолка которой можно изучать кулинарный темперамент бывших жильцов. И унитаз, впитавший в себя всю мудрость лежавших на нём книг.

Я люблю такие дома и, попадая в первый раз в новый город, тут же начинаю их искать. Возможно, это осталось после того, как лет много назад какое-то время я вёл странную полу-бомжеватую жизнь. Вернее, две жизни, как гражданин Корейко. С утра и до вечера - гордый представитель израильского хай-тека и на тот момент team leader чего-то там со сложной аббривиатурой и заумным названием, а с вечера и до утра - спальник, медитация на крутящийся барабан в круглосуточной тель-авивской прачечной самообслуживания, и джезва с кофе на примусе. Посередине - тренажёрный зал с душем.

Причины такой жизни, за давностью лет, абсолютно неважны и обсуждать их не хочется. Да и вспоминать тоже. А вот возможные варианты где именно мог быть брошен спальник, вспоминаются часто, и чем больше проходит времени,



...тем более ненапряжно...





Вариантов было много, и каждый из них имел свои плюсы и минусы. На тель-авивском пляже жизни мешали влюблённые парочки, говорящие "амор" и делающие так глазами в небо "ууу". Кроме того они имели неприятную привычку занимать лучшие гнёзда в художественных развалинах сложенных на ночь лежаков. Ночёвка в комнате для заседаний на работе приводила к нежелательным последствиям, когда изучавший месячные распечатки отработанных часов начальник приходил в восторг от неожиданно возникшего стахановского рабочего энтузиазма, привыкал к нему и очень огорчался впоследствии, когда жизнь временно налаживалась, и это количество резко шло на убыль. В новых строящихся домах за возможность спать под крышей приходились расплачиваться необходимостью всю ночь слушать занудные жизненные истории стороживших там стройматериалы охранников, а перманентное сидение в пабах плохо сказывалось на восприятии жизни следующим утром и кошельке.

На берегу размытой боли
Звенят набатом зубы о край граненого стакана









Старые дома, стоящие пустыми в ожидании непонятно чего, были наиболее приемлемым вариантом. Там хорошо спалось (тот, кто думает, что под такой картинкой



тяжело заснуть, никогда не пробовал это сделать в meeting room на работе под блок-схемами баз данных и фотографиями ударников кап-труда), легко думалось, и ненапряжно просыпалось. Возможные соседи на уровне рефлекса впитавшие в себя убеждение, что каждый имеет святое право идти в ад своей персональной дорогой, обычно были тактичны и старались не мешать. Единственным исключением бывали панкующие группы русской мОлодежи и пОдростков, да и те, если и могли чем помешать, так это громким распеванием под гитару песен "Гражданской обороны". Мне никогда не нравился Летов, но я всегда любил Янку, так что и с гитаристами можно было прийти к общему знаменателю в виде "Деклассированных элементов", которую Янка и Егор пели дуэтом.

Взорвется откровением случайное обьятие
Сорвет со стен разводы отсыревших потолков

Сядь если хочешь
Посиди со мною pядышком на лавочке - покуpим глядя в землю







Интересно как делится реакция людей, узнающих, что у меня был такой период. Чуть меньше половины начинает недоумевать, как вообще возможно дойти до жизни такой, чем вызывает у меня искреннее восхищение с умилением напополам - приятно видеть, что в мире ещё много людей, которые, несмотря на все катаклизмы и пертурбации последних двадцати лет, сохранили абсолютный оптимизм и непоколебимую уверенность в том, что с ними такого не может случиться ни при каком раскладе. Чуть меньше другой половины начинало сочувствовать, что было даже где-то смешно. Ребята, понятно, что сам тот кусок жизни был не сильно весёлым, но вот именно эта его бомжеватая часть... Зато есть что вспомнить на свалке. Зато я знаю как это - начать день с окунания в бассейн источника в Лифте.



Зато помню как в шесть утра пахнут свежей выпечкой кафе по всем приморским тель-авивским улицам, как зазеркально выглядит ночью рабочий офис и каков на вкус кофе, который варишь, не вылезая из спальника в пяти метрах от тихого утреннего прибоя. Какое сочувствие, вы чего? Ну-ка покопайтесь в своих воспоминаниях и идите сюда, я вас утешу тем, что ещё не всё потеряно и всё ещё у вас впереди...

Я оставляю еще полкоpолевства.
Без боя, без воя, без гpома, без стpема.
Ключи от лабоpатоpии на вахте.
Я yбиpаюсь. Рассвет
В затылок мне дышит pассвет,
Пожимает плечами,
Мне в пояс pассвет машет pyкой.

А слепой y окна сочиняет небесный мотив







Ну, а оставшаяся - и очень небольшая - часть людей молча хмыкала, улыбалась себе и про себя и не комментировала никак. Обычно это была та же часть, что могла без Googl-а продолжить цитату про "телевизор с потолка свисает".

Птица Додо посмотрела со страниц книги о вымерших видов и тихо спела голосом Высоцкого: "Что остаётся от сказки потом, после того, как её рассказали?... А? Ээээ... Так то, дружок... В этом-то всё и дело..."



Всё это было кучу жизней назад и, глядя из сегодня, кажется немым чёрно-белым кино, где странный грустно-весёлый герой болтается по жизни под музыку, которая далеко не всегда совпадает с тем, что происходит на экране. Панкующая мОлодёжь давно женилась, развелась, опять женилась, успешно выполнила завет по плодитесь и размножайтесь, купила место под солнцем без графити на стенах и прочее, и прочее. Непанкующий я сделал тоже самое. И это не может не радовать.

Отпусти, пойду. За углом мой дом
Где все ждут, не спят, где открыта дверь,
Где в окно глядят и на шум бегут

Человек, намертво зависший в состоянии ежедневных размышлений "куда пойти, куда податься, кого найти, кому отдаться" производит грустное впечатление массовика-затейника, который не заметил, что смена закончилась, все разъехались и бег в мешках и конкурс "А ну-ка, девушки" он уже продолжает проводить только с самим собой. Ещё более грустное ощущение остаётся от общения со старым знакомым, когда начинаешь чувствовать себя на первом - и неудачном - свидании: мучительно размышляешь о чём поговорить и понимаешь, что проще ещё раз пройти по стандартному набору из, семьи, работы и детей.

"Нужно что-то среднее, да где ж его взять..."

Хорошо теперь - больше некуда
Больше не к кому да и незачем
Так спокойно, ровно и правильно
Все разложено по всем полочкам,
Все развешано по всем вешалкам
ВСЕ.

Пристально-учтиво плечами пожимать
Вежливо-тактично о здоровье расспросить
Мягкую подушечку под голову покласть
Кошечка мышонку песню спела про любовь.







Автопилот жизни заедает намертво и ощущения - примерно как на последней стадии усталости в походе, вечерний рывок перед тем, как упасть на ночёвку, ноги ещё двигаются, а глаза отслеживают как лучше пройти, но если кто-то в это время захочет восторженно поговорить про смотрите какой прекрасный закат, не правда ли - получит альпенштоком по голове. Ну или веслом. Это уже по обстоятельствам.

Те, кто знают, молчат, те, кто хочет - орут
Кто летит, тот на небо не станет глядеть
Кто сбежал, тот и снят с караульных постов
Кто забыл про часы, не боится минут
Кто молчит, те и знают какой-то ответ
Кто орет, тем и нужен какой-то вопрос

Там ценнее редкие моменты редких встреч с редкими людьми, в глазах которых ещё хоть иногда мелькает та весёлая шиза, которую видел в хрен знает каком году в том самом пабе, на пересечении неважно чего неважно с чем. Ненадолго мелькает. Пока не проснулись дети. Пока не пришёл муж. Пока не позвонил начальник. Но оно где-то там в его голове есть. Не заколочено наглухо, не замазано намертво краской, где-то среди вполне цивильного интерьера имеется секретная комната, где ремонт не делался никогда и где вперемежку валяются артефакты и скелеты прошлых жизней. Он может никого в эту комнату не пускать, он может сам заходить в неё раз в пятилетку, но он помнит, что она есть, и этого вполне достаточно для того, чтобы, общаясь с ним, видеть, как проступают старые графити на моющихся обоях над детской кроваткой и чувствовать, что под кафелем и паркетом - старая брусчатка, на которой было так хорошо прыгать в не помню каком году не помню какого века.

Хлебной крошкой под простыней играет память

Отдыхай, я молчу. Я внизу, в стороне
Я вкраю, где молчат. Я на самом краю
Где-то край, где-то рай, где-то ад, где-то нет











Не так давно я попал в квартал из кафе, галерей и магазинов в который превратилась старая железнодорожная станция в Тель-Авиве. Место было отремонтировано абсолютно сказочно, по нему, ведя на поводках собак, и гордо толкая коляски, болтался расслабленный народ. Как представитель этого самого народа, а также сабако и коляско-владелец, я был очень этому рад.









Это было красиво. Это было правильно. Но как-то грустно. Я понял, что Тель-Авив потерял что-то важное в моих глазах, и мне нужно будет побыстрее найти замену тому месту, которое я знал до ремонта. Просто чтобы знать, что оно есть. А дальше можно спокойно продолжать покачивать коляску, сидя в кафе на крыше отреставрированной станции.









Мир стал меньше, знакомые и друзья становятся всё больше раскиданы по шарику, и чем дальше, тем чаще приходится пробовать рассказать человеку, которого не видел год-пять-десять, что у тебя происходит и как. И, если большей части всплывших из недр социальных сетей знакомых, можно ответить строчкой из янкиной песни "всех известий - пиздец, да весна началась", то людям, которые тебе действительно небезразличны, и которым действительно небезразличен ты, хочется ответить по гамбургскому счёту. И попытаться - действительно попытаться - поймать их волну. И вот тут не знаешь как объяснить, чтоб не обиделись: не рассказывай мне где и кем ты работаешь, не показывай мне фотографии дома, жены и даже детей. Сделай всё это потом, когда я начну тебя чувствовать. А пока скажи что ты слушаешь на полную мощность, когда едешь ночью в машине один. Какие книги перечитываешь? Хорошо, нет времени читать, какие книги достаёшь с полки просто для того чтобы перелистать, улыбнуться и поставить назад? Какие фильмы ставишь, когда на сердце тяжесть и холодно в груди? Как ты вообще берёшь себя за шкирку, когда наваливается всеагульная млявасть и абыякавасць да жицця? Куда пойдёшь, если вдруг, неожиданно свалится возможность аж целый вечер поболтаться одному? В какой паб зайдёшь? Что закажешь? О, всё, понял, есть контакт. Теперь поговорим про жену, мужа и детей.

Сто лет пpожили мы - готов обед
Из мыльных пyзыpей сыpого дня,
Из косточек pазгаданных стихов,
Из памяти с подошвы сапогов,
Пpосоленный кpисталлами огня.

От этих каменных систем в распухших головах,
Теоретических пророков, напечатанных богов,
От всей сверкающей звенящей и пылающей хуйни
Домой!

Вот сижу я, такая баба
И думаю, что не такая я вовсе
Даже не думаю, а стараюсь знать

Рушится ночь, обрывается леска
Сон неподъемный уходит в глубины
Рваная рана, кривая железка
Кончить - начать тяжело с середины
Если с конца - потемнеют седины
Сколько мне лет?









...я закончил фотографировать в старом доме, вынырнул в по-зимнему раннюю и по-домашнему тёплую хайфскую ночь и тут же занырнул в ближайший паб.

Наполнилось до краешка ведерко лунной патокой

Это звезды падают с неба
Окурками с верхних этажей



На сотовом не было пропущенных звонков, но было понятно, что до выхода в большой мир осталось совсем немного времени. Разрешённая дорожной полицией доза алкоголя стояла одинокой рюмкой на столе и была последним патроном, который себе и который без права на промах. One shot - one kill.

Сидеть на двух конях - седалища не хватит. А плюрализм в рамках одной головы - это уже шизофрения. Всё верно. Голову жалко. Седалище тоже не казённое. Но придётся танцевать между параллельных миров и дальше. Иначе когда-нибудь будет мучительно больно. Или не будет. Что ещё хуже.

Торопился -
Оказался.
Отказался -
Утопился.
Огляделся -
Никого

Ну - сказал я - за шизофрению в одной отдельной взятой за жопу голове!
И немедленно выпил...

Очень верно, если безответно
Очень в точку, если в одиночку






Previous post Next post
Up