*
Вчера в полдень, когда я проходил у таллиннского пивного ресторана «Олд Ганза» раздался звонок.
…Вдали от Родины я обычно отвечаю только на звонки родных, но что-то заставило меня ответить.
Мой добрый товарищ Ахмед из чеченского далека ликующим голосом сказал, что он всегда делился со мной радостями и потому не мог не позвонить…
…Каюсь, я в первое мгновение решил, что женился его сын или его дочь вышла замуж. Но через мгновение Ахмед сказал:
- Одноногого убили! Влад, Басаева сегодня уничтожили! Ты будешь, первый, кто это знает…
…Я виделся с Басаевым лишь однажды. Это было в 1992 году зимой. Отряд чеченцев занимал школу неподалёку от села Верхние Эшеры...
Уже тогда о них шла слава, как о полных отморозках, но отморозках храбрых, отчаянных. Рассказывали, как чеченцы вооружённые лишь кинжалами ночью переплывали зимнюю Гумисту и резали грузинские посты, что бы добыть оружие.
Я не знаю, что в этом было больше - слухов или правды. Но совершенно точным было то, что прекрасного русского поэта, казака добровольца Сашу Бардодыма, одного из основателей «Ордена Куртуазных Маньеристов» в одной из гудаутских гостиниц убил чечен за автомат АКСУ, который ему подарил один из абхазских полевых командиров.
Мой товарищ, известный во многих горячих точках Валентин, предложил мне поехать с ним к чеченцам,. У него там было какое-то дело. Конечно, упускать такую возможность было глупо, и я прыгнул в УАЗ Валентина.
…Басаев оказался худым невысоким и совершенно неприметным чеченцем.
В нём была странная стеснительность. Но не стеснительность скромного человека, а скорее стеснительность «нищего принца», когда чрезвычайно самолюбивый и гонористый человек стесняется своей временной слабости или неподобающего его статусу положения.
Было видно, как он старательно учит роль «командующего». В ходе беседы его глаза то и дело загорались нетерпением, но он с усилием сдерживал себя, заставлял молчать, выдерживать многозначительные паузы, держать солидность. Он вскидывался, но тут же опускал глаза и, выдержав несколько театральных мгновений, отвечал тихо, коротко.
Эта привычка сдерживать свои эмоции, опуская глаза, знакома всем, кто когда-либо видел Басаева.
Когда он волновался, или злился, он всегда говорил, уткнув глаза в пол.
Басаев встретил нас вежливо, но довольно сдержанно.
Мы пили чай с какими-то сладостями. Валентин, что-то выяснял по грузинской обороне, против которой держали фронт чечены.
…Вообще, пребывание у чеченцев оставило у меня чрезвычайно неприятное впечатление.
Если абхазы были искренне гостеприимны, благодарно дружелюбны и в присутствии русских старались без нужды не переходить на абхазский, то чеченцы наоборот говорили между собой только по чеченски и держали дистанцию.
С нами общались только два или три боевика, которым мы были интересны как источник новостей или которым нужно было ответить на вопросы Валентина. Остальные, присутствуя при разговоре, молча наблюдали за всем, лишь изредка переговариваясь между собой по чеченски. Было видно, что гостям здесь явно не рады, но терпят из обычая. Так обычно встречают гостей цепные псы. Рвать и кусать запрещено, поэтому можно только независимым видом показать своё отношение к чужакам.
Рядом с Басаевым сидел один из боевиков внешне совершенно не похожий на чеченца. Типичный русак - рязанец или костромич. В беседу он почти не вступал. Но пошёл нас провожать.
Уже у УАЗа он вдруг без всякого акцента негромко заговорил с моим сопровождающим.
- Валентин, передай, что пора заканчивать этот университет. Не в коня корм. Мы ещё с этим ученичком хлебнём горя. Помяни моё слово!
- Володя, я всё вижу. Будем сворачивать. Но Паша вбил себе в голову, что из него получится хороший министр обороны. Его трудно переубедить…
- Постарайся ему объяснить, что учить его - ошибка. Они здесь не абхазам помогают, а подготовку проходят…
В это время к машине подошёл Басаев. Он словно почувствовал, что речь идёт о нём. Быстро взглянул на нас. Потом улыбнулся.
- Скоро у меня свадьба будет. - Сказал он - Жену здесь себе присмотрел. Всех вас приглашаю! Хочу после войны здесь поселиться. Работу мне предложили в правительстве…
Мой спутник дипломатично улыбнулся в ответ.
- Спасибо, Шамиль! Почту за честь быть у тебя гостем...
Они оба, с силой пожали друг другу руки и коснулись по чеченскому обычаю друг друга скулами. Оба улыбались, но глаза у обоих были ледяными…
И я вдруг почувствовал, что обязательно должен запомнить этого человека, что ещё не раз услышу о нём и увижу его…
Со мной Шамиль простился, как прощаются с проводником поезда, выходя из вагона, и забывая его в следующее мгновение…
Но он меня не забыл.
Когда в декабре 1994 года началась война, в моей квартире раздался звонок. Звонил один мой знакомый журналист из «Московского комсомольца», который только-только вернулся из Чечни.
- Старик, привет тебе хочу передать от одного человека. Помнишь, с кем ты в Абхазии в Верхних Эшерах чай пил? Ну, к кому ты в гости приезжал, кто тебя на свадьбу звал? Вспомнил?.. Молодец! Я тут был у него. Он меня спросил, почему в гости не едешь? Привет тебе передавал. Слушай, я через пару недель опять собираюсь туда. Давай вместе махнём? Ты как? Там сейчас все возможности делать эксклюзив. Транспорт дают, сопровождают, везде провезут, всё покажут. Я хочу видеокамеру взять, западникам плёнку толкнуть. Давай, замутим интервью с ним? Ты его знаешь, разговоришь, а я знаю кому толкнуть…
…Когда я объяснил, что только-только вернулся из Чечни, но с ДРУГОЙ стороны, в трубке повисло молчание. Оно было таким разочарованным, что я не выдержал, и едва сдерживая желание послать собеседника по известному русскому адресу, сказал:
- Ты лучше скажи, что не нашёл меня.
- Наверно, да, старик, так будет лучше…
Говорить больше было не о чем, и мы торопливо попрощались.
Потом я видел Басаева лишь на телеэкране. Я помню лицо Басаева в Будёновске. Тот же потупленный взгляд, та же скрытая, затаённая гордыня. Я помню видеоплёнку с казнью префекта Веденского района 56-летнего Амира Загаева, которого после пародии суда торопливо расстреляли у какого-то дерева. Холодное, торжествующее лицо Шамиля. Теперь он уже вполне естественно носил ту маску, которую когда-то примерял при мне.
Шли годы, рос список жертв этого человека.
Он пережил триумф, подаренный ему, похожим на него как две капли воды русским «отморозком» Лебедем и полный позор, когда его «освободительный поход» на Дагестан закончился полной потерей Чечни и былого влияния.
Он мог бы уйти, скрыться. Потеряв ногу, он мог отойти от дел, найти приют в тех же Эмиратах, почётно стареть, но инстинкт власти гнал его вперёд. Смириться, уступить он не мог.
И вот теперь он стал прахом, как и почти все его друзья, соратники и сподвижники.
Со смертью Басаева фактически обрывается список врагов России первой величины. Почти все они стали тенями. Дудаев, Масхадов, Радуев, Гелаев, Хилилов, Яндарбиев, Умаров, Цагараев, Бараев, Садулаев, Хаттаб, Идрис, Абу Умар, Абу Джафар. Список можно долго продолжать. И все они мертвы.
Из всей «первой партии» Ичкерии лишь где-то прячется «геббельс» Удугов, да скрывается в Англии «режиссёр» Закаев…
Теперь пришла очередь Басаева.
Странно, но весть о его смерти, не вызвала во мне почти никаких эмоций. Случись это года три-четыре назад, чувства были совершенно другими. Наверняка я бы даже отметил это событие хорошим стаканом того напитка, что чеченам запрещает Аллах. А вот теперь - ничего. Лёгкое умиротворение. Не больше.
Наверное, потому, что фактически Басаев умер уже давно превратившись лишь в ритуальное имя, символ.
А может быть потому, что охота не него шла слишком долго.
Слишком много дала Россия времени этому врагу, сделав из него икону сопротивления, легенду и символ. И смерть для него, по большому счёту, лишь болезненное, но неизбежное отделение земной скорлупы от легенды, которой он станет для вечно мятежных тейпов.
...Забудут создателя Ичкерии Дудаева, забудут полководца Масхадова, забудут палача Бараева и «гинеколога» Радуева, но Шамиля Басаева будут помнить. И каждый раз, когда отношения между Россией и Чечнёй будут омрачаться очередным обострением, тень одноногого бородатого Шамиля в неизменной панаме будет накрывать эти горы, и камни под её тяжестью будут сочиться кровью...