Русский бунт капитана Яранцева

[shurigin]

Пока сегодня в Норвегии наш гарант будет делить шельф вокруг Шпицбергена вспомним одного из героев этой холодной войны. Того, с которого, собственно, и начался нынешний раунд переговоров, капитана непокорного траулера «Электрон» Валерия Яранцева. И очень хочется верить, что в Норвегии за права России Медведев будет бороться так же непримиримо и стойко как этот русский рыбак!

Термины не важны

Валерий Владимирович, это был Поступок?

Назовите мое решение, как хо­тите: прорыв на Родину, неравный бой, русский бунт... И попрошу не считать мой поступок трусостью и бегством. Я принял решение и вме­сте с экипажем траулера бился за него до последнего.

На суде меня, капитана рыболо­вецкого флота, пытались опозорить, прилепив клеймо «браконьер». Я ни­когда не делал ничего того, что вкла­дывается в смысл этого слова. Все, кто знает меня, скажут: Яранцев не занимается мелкотой, он работает только по крупной рыбе.

Ломясь

в открытую дверь

Как начиналась эпопея?

Траулер «Электрон» ловил рыбу в международных водах, сво­бодных от признанного статуса нор­вежской экономической зоны. Коор­динаты я помню до сих пор, спустя даже четыре года: 76 градусов 30 ми­нут северной широты и 39 градусов 15 минут восточной долготы (плюс-минус пять миль). В этой точке мира действуют Международная конвен­ция о рыболовстве в Северо-Западной Атлантике, Конвенция об открытом море и Парижский договор о Шпиц­бергене 1920 года. Все! Больше ни­каких юридических документов, регламентирующих промысел в этих водах, нет. Есть только некие потуги, предпринимаемые в одностороннем порядке: распространить на этот рай­он Шпицбергена законы континен­тальной Норвегии.

15 октября 2005 года утром после подъема трала на «Электроне» появи­лись норвежские инспекторы рыбо­охраны и береговой охраны.  Сначала претензия к нам была одна: почему не подали заявку на вход в 200-мильную рыбоохранную зону Шпицбергена, установленную по королевскому указу с 1 января 2003 года? Но в свя­зи с тем, что Россия этот район та­кой зоной юридически не призна­ла (как не признал и никто в мире), то никаких заявок на промысел там от нас никогда и не поступает.

Кстати сказать, в договоре по Шпицбергену многие обращают внимание только на строку «при­знать полный суверенитет Норвегии над островами», не обращая внима­ния на ее продолжение: «...при усло­вии   выполнения   всего   договора». То есть я как капитан имел полное право не пускать норвежских ин­спекторов на борт траулера «Элек­трон». Но в силу сложившейся прак­тики пошел им навстречу, не желая создавать осложнений и препятствий к дальнейшему промыслу. Хотите проверить - проверяйте...

Когда в свободных водах ро­дился этот обычай?

Первая попытка захапать бо­гатейшие рыбные угодья была пред­принята Норвегией еще в 1977 году. Но Северный флот на два месяца послал к Шпицбергену военный ко­рабль, и норвежцы притихли. А на­встречу «Электрону» даже погранич­ного катера не выслали... Норвежская экспансия не находит достойного от­пора!

То, что в одностороннем порядке декларирует Норвегия, не подпада­ет под узаконенное международное положение о деятельности на море. Между Россией и Норвегией никаких соглашений насчет этой «зоны» нет. Поэтому мы не можем нарушать то, что не подписывали.

Норвежский лапоть на русской ноге

Чем привлек инспекторов именно «Электрон»?

Мне был задан вопрос: не рабо­тал ли я на этом судне в мае? Нет, не работал. Этот рейс был моим первым рейсом на «Электроне» и вообще пер­вым промыслом под флагом фирмы «Коре». Дальше началась проверка, которая закончилась фактически провокацией. Мне вручили заранее заготовленный акт, датированный предыдущими сутками: 14 октября 2005 года. Лишь позже, когда стали всплывать документы этих дней, вы­яснилось, что это была только вер­хушка айсберга.

Выходит, все происшедшее не было случайной «накладкой»?

В этот день к работе приступило новое правительство Норвегии. По­лагаю, что именно к этому событию была приурочена морская спецопе­рация, в ходе которой предусматри­вался арест трех российских трауле­ров в так называемой 200-мильной рыбоохранной зоне Шпицбергена. Первым возле острова Медвежий был арестован траулер «Капитан Горба­чев». Второй целью спецоперации стал транспортный рефрижератор «Дмитрий Покрамович». Третьей мишенью - траулер «Электрон». На все три судна норвежской сторо­ной были заготовлены акты, датиро­ванные 14 октября. Меж тем задер­жание российских рыболовных судов в районе архипелага Шпицберген, исходя из Договора о Шпицбергене от 1920 года, Конвеции ООН по морскому праву от 1982 года и позиции России в отношении правового статуса Щпицбергена, является неправомерным. К «Электрону», видимо, еще с весны были какие-то вопросы, и он попал в некий «черный список» Поэтому при первом же удобном слу чае норвежцы прибегли к репрессив­ным мерам.

Вас как-то легко нашли в море Высокие технологии?

Нас сдали в России, сообщив норвежцам координаты траулера иначе им было бы попросту не найти «Электрон» в открытом море. 15 октября рано утром к нам подошел норвежский корабль береговой охраны «Тромсё» с группой инспекторов. В четыре часа утра мы приняла их на свой борт, подняли трал, легли в дрейф, и проверка началась...

Главной претензией, занесенной в акт, была мелкоячеистая сеть, находившаяся на борту траулера Норвежцы для лова в этом районе требуют, согласно договоренностям работу тралом с размером ячеи не менее 135 мм. А здесь инспекторы намерили 108 мм, а также занесли в акт что один из стропов был меньше размером, чем положено... Дель и селективную решетку, «сортирующую» рыбу по размеру, мерили в течение четырех часов, словом, за уши подтягивали ситуацию к криминалу.

Чувствовали неладное?

Проверка шла в течение шести часов. Потом еще четыре часа норвежцы совещались. Я уже собирало ставить трал, но процедура непонятно затянулась. В конце концов траулеру велели следовать в норвежский порт Тромсё для разбирательства А мне предложили «сотрудничество». Это слово меня царапнуло, поскольку в русском языке у него есть определенный подтекст. И я понял что в норвежском - тоже. Можно так «насотрудничать», что государственная граница России стронется со своего места на восток...

В общем, мне предложили не сопротивляться и подчиниться. Ошибка в смысле была исключена - переводчики все артикулировали точно Я отказался, мотивируя свое решение тем, что предъявленный мне акт датирован неверно.

Во времена СССР таких проблем не возникало...

Раньше такие вопросы решались просто. У нас был Комитет рыбного хозяйства. Был начальник промыслового района. Капитану было достаточно послать одну радиограмму, очень скоро появлялась нота МИДа, и ситуация рассасывалась. Новые времена - новые нравы.

Спецоперация: шум на море

Что вы предприняли далее?

Согласно закрытой инструк­ции, в 19.15 дал радиограммы в не­сколько адресов. Вот их текст: «15.10. 05 с 03.50 по 18.50мск прове­рены судном норвежской береговой охраны ^У313 «Тромсё». За выяв­ленные нарушения было предложе­но следовать в порт Тромсё, Норве­гия. Акт не подписан. Предписание вручено 18.50 мск. При этом изъяты промысловый, судовой журналы, па­спорт моряка капитана, свидетель­ство права плавания под флагом РФ. В противном случае судно будет взято на буксир. 68 КМ Яранцев».

Спустя минуту, в России знали ситуацию с «Электроном». В этот момент к нам подошел заранее за­казанный танкер. Нашему траулеру требовалась бункеровка. Попросил у норвежцев разрешения на пере­качку топлива, потому что двигаться куда-либо мы не могли. Нам предло­жили буксировку - я отказался.

Погода пока стояла тихая, но ожи­далось ухудшение метеообстановки: прогноз на 16 октября был сквер­ный - надвигался шторм. Норвежцы об этом, конечно, тоже знали: путь до Тромсё неблизкий - двое с поло­виной суток, да при сильном волне­нии моря...

Бункеровку «Электрону» разре­шили. Кроме инспекторов на борт поднялись норвежские военнослужа­щие. Оружия в их руках не было (это было бы вопиюще), но в чемоданчи­ках, думаю, могло быть что угодно. Они ведь тоже не дети...

Утром 16 октября мне заявили открытым текстом: траулер аресто­ван. Никаких слов о сотрудничестве я больше не слышал. Все обозначи­лось предельно четко и ясно. Яснее некуда.

Ваша линия поведения опреде­лилась сразу?

Тогда я, конечно, еще многого не знал, думая, что все происходя­щее - обычная проверка с большей или меньшей долей неприятностей и придирок. Я вел себя как нормаль­ный капитан, не согласный с пре­тензиями и действиями норвежцев, с их субъективными действиями, с практикой регулярных и откровен­ных накатов на российские траулеры. Ведь нас такой политикой фак­тически выжимают с моря, не имея на то никакого права. Грубый нажим силы в мягкой оболочке приличий. Кстати замечу, что русские и нор­вежцы уже многие века хозяйствуют в этом районе и, видимо, односторон­няя борьба за влияние перешла в ре­шающую стадию... Это мое видение проблемы.

Оно подтвердилось?

Лишь позднее, уже на суде, из разговора с норвежскими военнослу­жащими, с командиром корабля бе­реговой охраны Норвегии КУ Тготзо Ярле Видеволдом я понял, что это была спецоперация, целью которой был арест группы российских судов и, соответственно, громкий между­народный скандал, выгодный новому кабинету министров Норвегии для создания имиджа. Да, шум на море случился, но не такой, каким его пла­нировали норвежцы.

Получив от норвежцев прямой приказ следовать в порт Тромсё, я от­правил на берег радиограммы с прось­бой пояснить, не вошла ли Россия в состав королевства Норвегия, так как мы находились к тому момен­ту на промысле уже в течение почти трех месяцев и фактически жили в информационном вакууме. Если нет, то я, имея на флагштоке трау­лера российский флаг, подчиняюсь законам России. Эта радиограмма ушла в Комитет по рыболовству РФ, в офис судовладельца, в управление морской погранслужбы Мурманской области. Ответила только фирма: «Сведений не имеем». Все стало по­нятно. Решение мной было принято. Оно не было спонтанной вспышкой гнева, как не было эмоциональным жестом человека, загнанного в угол. Я, поставленный перед выбором между наглым унижением и возмож­ностью честной борьбы за свою закон­ную свободу, полностью осознавал свою правоту. Это решение - еще и от поморской гордости и независимо­сти, мы никогда и ни перед кем шею не гнули...

Когда началось «выдавлива­ние» нашего флота из традиционно­го для нас промыслового района?

В 1998 году норвежцы с исполь­зованием вертолетов высадили десант на группу из 50 российских судов, работавших у Медвежки, и попыта­лись впервые закрыть район. Потом прижилась тактика перманентного давления: инспектора, подымаясь на борт с проверкой, тянули время, мешали работать, изобретательно на­ходили поводы для претензий. И пока не срежешь «мешок» с российской ячеей 125мм, не отцепятся.

По норвежским канонам шири­на ячеи должна составлять 135 мм. Как рыбак скажу, что можно по­ставить ячею хоть в 200 мм, но если косяк рыбы плотный, то трал на­бьет без разбора по величине особей. Правила, кстати, допускают добычу пятнадцати процентов маломерной рыбы. И особо замечу, что в районе Шпицбергена совершенно незачем использовать запрещенную ячею: мелкой рыбы там нет. Да и уважаю­щий себя капитан мелочевкой зани­маться не станет, как бы ни склады­вался лов. Ему дороже честь...

Штормовой марш «Электрона»

Вы пытались сообщить о слу­чившемся?

После приказа двигаться в Тромсё «Электрон» в сопровождении фрегата КУ Тготзо в 11 часов 16 октября двинулся на юг. Этот курс позволял до определенного момента идти как в Тромсё, так и в Мурманск. В это время я попытался связаться с береговой охраной России. Попра­вить ситуацию и увести ее от экстре­мального развития событий могла совместная российско-норвежская проверка на борту «Электрона». По­этому я искал встречи с российским патрульным кораблем. Запрашивал открытым текстом, без крипта.

Телеграммы шли одна за другой: «18.00мск 16.10.05, координаты 74°52,6' северной, 36°9,9' восточной, меня атакуют вертолет норвежской береговой охраны и судно АУ313 «Тромсё». КМ Яранцев», «24.00мск 16.10.05, координаты 74°46' се­верной, 39°39' восточной, курс 85, скорость 9 узлов, переход по указа­нию судовладельца. КМ Яранцев», «18.15мск 17.10.05, координаты 73°26,4' северной, 4Г36,7' восточ­ной, ИЭЗ РФ, сопровождает \У313, подошло второе военное судно Нор­вегии, облет самолетом Норвегии. Угроза захвата. Прошу помощи. КМ Яранцев ».

-               Ответили?

-               Никто. Лишь судовладелец сообщил официальный ответ вла­стей: ни одного патрульного судна России в нашем морском секторе нет, и выйти в море никто не име­ет возможности. Тем временем мы, следуя курсом на юг, уже приблизи­лись к норвежской экономической зоне, где действует совершенно иная юрисдикция. После этого я во второй раз, уже письменно (диктуя текст),
заявил норвежцам морской протест о   незаконных   действиях,   отказавшись выполнить незаконное требование военно-морских сил Норвеги: следовать в порт Тромсё. «Электрон по приказу судовладельца сошел, с рекомендованного курса и направился в порт Мурманск. Мы поднял: на флагшток новый российский триколор. Я повернул на восток и повел траулер той трассой, какой шестьдесят лет назад в СССР ходили северные морские конвои.

Какими были ответные действия норвежцев?

Они опробовали разные способы остановить «Электрон». Пользуясь почти двукратным преимуществом в скорости хода (десять узлов траулера против семнадцати узлов КV «Тромсё» ) пытались завести сталь ной трос. Был момент, когда мне удавалось стопорить ход, чтобы благополучно перепрыгивать через плавучий конец и не намотать его на винт Норвежцы были поражены: как так не может быть! Они же не знали что у меня есть опыт лова «кошелем». Риск был в том, что я глуши, двигатель. Но игра стоила свеч: судно на инерции проходило по тросу.

Угроза захвата была реальной?

В воздух с «Тромсё» поднимался корабельный вертолет. Он резко ходил вокруг нас, демонстрируя решительность, но высадить групп; захвата на «Электрон» не решился Я видел в проеме вертолетного люк; эту команду. У всех было оружие. Если бы пилоты сделали попытку высадки группы на палубу траулера то вертолет можно было бы сбить. Это не составило бы труда. Единственное, что останавливало от агрессивные действий, - люди. Они же не виноваты в жесткости приказа...

Цена человечности

Как норвежские инспекторы на борту траулера восприняли по пытку прорыва?

Позднее журналисты добыли распечатку норвежских радио переговоров. Военные лихорадочно пытались выяснить, захватили ли норвежские инспекторы на борт; «Электрона» управление судном. Ре зонный вопрос: это что же за «инспек торы» такие? Позднее, анализируя информацию и сведения, полученные от знающих людей, я убедился нас проверяли сотрудники военной разведки.

Впрочем, эти ребята на траулере были свободны в своих передвижениях. И в своих эмоциях - тоже. Сначала они беспокоились, затосковали в «русском плену», а потом успокоились, видя нормальное человеческое отношение. Ну не прыгать же за борт в ледяную воду? Мы отвели им каюту, кормили по первому требованию - все цивилизованно и доброжелатель­но. Мы же им не враги!

Они не чувствовали угрозу?

Когда на суде этих инспекторов береговой охраны, Хеннинга Тюне и Рикарда Стуроса, спросили, угро­жали ли им на борту «Электрона», они ответили положительно. Под­нялся почти радостный шум. Но нор­вежцы указали источник угрозы: «Нам угрожал командир фрегата «Тромсё», все время твердивший нам: «Приготовьтесь к бедствию!» По этому сигналу мы должны были облачиться в костюмы индивидуаль­ной защиты».

Когда меня спрашивали, не связы­вал ли я инспекторов, отвечал: «Свя­зывал. С кем они просили связать, с тем по возможности и соединял. Радиосвязь для них была доступна». Инспекторы на борту «Электрона» были свободны так же, как и любой из членов экипажа. Почти все время они проводили на капитанском мо­стике. Когда траулеру справа угро­жал обстрел из орудия «Тромсё», я просил их перейти на левый, бо­лее безопасный в этом случае, борт. Страха в их глазах я не видел. Они честно выполняли свой долг, хотя по­нимали, что на Родину попадут толь­ко через Россию.

Вы визуально документирова­ли развитие событий?

У нас был фотоаппарат, и мы много снимали: как норвежцы на­водили на нас орудия, как стреля­ли, как готовилась к высадке воо­руженная группа захвата. Камеру в Мурманске у нас изъяли, и боль­ше мы ни ее, ни снимков не видели. Кому-то и в России было выгодно скрыть документы морской драмы...

Да, по нам стреляли из пушки с борта корабля «Тромсё». Сначала демонстративно расчехляли орудие. Потом, не торопясь, наводили его на «Электрон». Затем по приказу с берега неприцельно шарахнули бол­ванкой.

Позже командир фрегата при­знался, что на открытии артилле­рийского огня настаивало его бере­говое командование. В приказном порядке перед командиром «Тром­сё» ставилась задача задержать наш траулер любым путем, любы­ми  средствами.   Орудие  выстрелило, но Видеволд оказался не только офицером, но и человеком. Он по­нял, что операция вышла за рамки всяких международных норм, и по­тому сообщил на берег о неисправ­ности артиллерийского вооруже­ния... Естественно, «заклинившую» пушку потом проверили. Это стоило офицеру карьеры...

Позже, говорят, вы познакоми­лись с командиром фрегата?

На суде мы встретились с Ярле. Я сказал ему: «Спасибо тебе за то, что ты отказался стрелять в лю­дей, хотя на тебя и давили». Он от­ветил: «Нет, это тебе спасибо! После инцидента с «Электроном» меня уво­лили с флота, но зато взяли на работу в одну хорошую компанию, и теперь я зарабатываю в семь раз больше». От фатальных решений на море нас с Видеволдом удержало лишь одно: мы оставались людьми и думали пре­жде всего о людях.

Другой пример человечности мне встретился уже в России: когда шло разбирательство, повезло со следова­телем. Он был человеком моего по­коления, и какие-то вечные ценности были ему все-таки не чужды. Он смог не предвзято оценить картину про­исшедшего. Его как патриота своей страны действительно зацепила эта история. Он написал заключение, понес его на визу к заместителю ге­нерального прокурора и... был от­странен от дела. Наше государство не признает никакой экономической зоны у берегов Шпицбергена, а Ген­прокуратура признает. (окончание седует)