Русский героизм. Час решимости
Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский
Почти все ключевые даты, события и фигуры русской истории в современной историографии сознательно или бессознательно ставятся под сомнение. Мы уже сталкивались с этим и при описании деяний князя Святослава, и в случае с битвой на Чудском озере, и в оценке фигуры Александра Невского.
Часто это происходит от недостатка или противоречивости исторических источников - и тогда сомнение можно принять как результат стремления к научной достоверности. Часто свидетельства источников не удается подтвердить археологическими или иными материальными находками - и тогда добросовестность ученых вновь заставляет их сомневаться в существовании события или личности. Но очень часто бывает, что исследователи намеренно и без явных оснований ставят под вопрос некий исторический факт - либо для того, чтобы выдвинуть альтернативную концепцию, либо для того, чтобы дискредитировать официально принятую.
В отношении Куликовской битвы имеют место все названные причины и, возможно, еще многие другие. Загадок эта крупнейшая со времен Батыева нашествия битва и в самом деле загадала множество.
Например, многократно разнятся данные о численности того и другого войска. На основании одних источников, русских воинов набирается чуть ли не 400 тысяч, но историческая объективность заставляет считать эти цифры большим преувеличением - вряд ли московский князь мог собрать в общей сложности больше 100-120 тысяч воинов. Причем летописи отмечают, что такой огромной силы давно не видела Русская земля.
Точных цифр, естественно, нет и в отношении Мамаева войска. Известно только, что Мамай готовился не к одному-единственному сражению, а намеревался повторить путь Батыя, то есть пройти огнем и мечом по всем русским землям. Это означает, что монгольский темник провел тотальную мобилизацию и степных орд, и подвластных ему аланов, ясов, касогов, других кавказских племен и государств, включая армянское. Наконец, была мобилизована и знаменитая на весь мир тяжеловооруженная фаланга генуэзской пехоты. И главное - войско Мамая почти полностью состояло из конницы - решающей силы в средневековых войнах, тогда как русская рать в основном состояла из пехотинцев - обычных крестьян-ополченцев. Княжеские дружинники составляли хорошо если одну пятую от всего войска.
При таком соотношении сил русские войска были фактически обречены - и, тем не менее, они одержали безусловную победу. Как и за счет чего? Несомненно, за счет выдержки и силы духа, но огромную роль сыграла и верная стратегия. Как и откуда она взялась, кто был ее творцом? В этом тоже одна из загадок битвы.
Вообще, в организации битвы так много тактических и стратегических новшеств, так выстроена картина сражения, так продуман каждый оперативный маневр, что нет сомнений, что всё было предусмотрено заранее с единственной целью - втянуть в бой все монгольские силы и затем уничтожить их одним ударом.
Существуют споры, кто реально руководил русским войском - достаточно молодой и неопытный князь Дмитрий Иванович или виднейший полководец того времени Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский, командовавший Засадным полком вместе с вернейшим сподвижником и двоюродным братом Дмитрия Донского серпуховским князем Владимиром Андреевичем, прозванным Храбрым?
Но есть историческая загадка и совсем другого порядка, касающаяся психологии русского народа. В историографии она формулируется примерно так: а зачем русским вообще понадобилось вызывать гнев ордынцев, переставать платить им дань, провоцировать излишним стремлением к самостоятельности или, говоря современным языком, к субъектности? Почему они не продолжили вполне приемлемое существование под почти уже номинальной властью монголов, а вдруг решились сбросить их ненавистное иго? Иначе говоря, как вышло, что в русских неожиданно проснулось самосознание и неукротимое стремление к свободе, приведшее к военному столкновению с непобедимым монгольским войском?
На этот вопрос в свое время пытались ответить многие российские историки.
Мнение историка С. М. Соловьева, надо сказать, несколько романтическое, состояло в том, что Куликовская битва была «знаком торжества Европы над Азиею» и должна была «решить великий в истории человечества вопрос - которой из этих частей света восторжествовать над другою».
Вряд ли русские - что князья, что простые землепашцы - задумывались тогда, отправляясь на битву, что они представляют собой передний край геополитической борьбы Европы и Азии. В этом наш знаменитый историк, похоже, судил события XIV века меркой гораздо более позднего времени.
Битва на Куликовом поле в 1380 г. Из рукописи «Сказание о Мамаевом побоище», XVII век
Другой не менее известный русский историк В. О. Ключевский отвечал на вопрос более конкретно: «В эти спокойные годы (с 1328 по 1368) - писал он, - успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле».
Иначе говоря, Ключевский полагал, что предыдущие поколения (отцы и деды) испытывали нервический ужас перед татарами и никогда ничем не противились своей рабской доле ордынских данников. Однако так ли это?
Да, страшный Батыев погром в 40-е годы и затем нашествие «неврюевой рати», карательные походы Куремсы и Бурундая в 50-е годы XIII века имели целью надолго отбить у русских охоту сопротивляться захватчикам. Но цели своей не достигли. Уже в 60-е годы один за другим следуют восстания русских городов против монголов, в которых принимало участие не только следующее поколение (сыновья), но также отцы и деды, сражавшиеся еще против Батыя. Так, в 1259 году жители Новгорода расправились с наглыми ордынскими баскаками, а в 1262 против угнетателей поднялись жители Ростова Великого, Владимира, Суздаля и многих других русских городов.
Еще один показательный пример. В 1283 году липецкий князь Святослав разгромил отряд ордынского баскака Ахмата, а затем, не ожидая мести татар, собрал свою дружину и увел ее в воронежские леса. Оттуда, из непроходимых дебрей, русские воины раз за разом нападали на монгольские отряды и уничтожали их. Два года князь-партизан сражался с захватчиками, пока не был предан родным братом.
Сейчас многие, вслед за Львом Гумилевым, утверждают, что татарского ига на Руси практически не было: ведь татары не держали в русских городах гарнизонов, а лишь ограничивались карательными экспедициями против восставших городов. Да, действительно, гарнизонов в городах не было, но не было и покорности русского народа татарской власти. Возможно, именно потому татары могли устраивать лишь карательные экспедиции - гарнизоны в русских городах оставлять было опасно, ибо вырезали бы. И потому-то задача сбора и выплаты дани была поручена русским князьям.
Иначе говоря, идея освобождения от татаро-монгольского ига пользовалась всеобщей популярностью и должна была лишь появиться достойная фигура, которая смогла бы сконцентрировать на себе эти всенародные чаяния. Более того, у московского князя Дмитрия Ивановича даже появился конкурент на этом поприще - литовский князь Ольгерд Гедиминович (женатый на дочери тверского князя), который объявил себя освободителем русских земель от татарского ига.
Ольгерд имел русские корни, схожий с русскими внешний облик и православное вероисповедание, но именно обаяние идеи, а не прочие факторы привлекло к нему множество сердец. Ольгерд сумел в короткий срок овладеть Брянском, Киевом, Смоленском и всей Волынью, в союзе с тверскими князьями начал поход на Москву, но взять ее ему оказалось не по силам.
В самый разгар противостояния, в 1377 году, Ольгерд умер, и тут же одно русское княжество за другим стали отпадать от Литвы. Между тем, молодой московский князь Дмитрий Иванович раз за разом не на словах, а на деле доказывал, что именно он является носителем объединяющей освободительной идеи. Наследник же Ольгерда князь Ягайло окончательно раскрыл свои замыслы, вступив в союз с Мамаем, чтобы разделить Русь между Литвой и Ордой. Однако именно идея сопротивления игу привела на Куликово поле двух православных литовских князей: Андрея Ольгердовича Полоцкого и Дмитрия Ольгердовича Брянского-Трубецкого (родоначальника российской княжеской династии Трубецких).
Наконец, идею сопротивления татаро-монгольскому игу поддержала Русская Православная Церковь в лице знаменитого на Руси отшельника Сергия Радонежского. Сергий благословил князя Дмитрия на борьбу с Ордой - это произошло впервые со времен начала татарщины - и послал на битву двух могучих воинов-монахов: Александра Пересвета и Родиона Ослябю.
Таким образом, к 1380 году окончательно обозначились политическая, идеологическая и психологическая позиции противоборствующих сторон: Русь была готова рискнуть всем ради того, чтобы сбросить иго, а Орда во что бы то ни стало должна была привести строптивого вассала к повиновениию.
Чисто военная диспозиция перед решающей битвой была следующей. Летом 1380 года русские полки, собранные со всей страны, под командованием князя Дмитрия и князя Боброк-Волынского, двинулись навстречу войску Мамая, остановившемуся недалеко от впадения реки Воронеж в реку Дон. Там Мамай ожидал соединения с полками литовского князя Ягайло и рязанского князя Олега.
Князь Дмитрий Иванович и его соратники, видимо, заранее обсудили и приняли единый стратегический план, который заключался, прежде всего, в том, чтобы бить противников раздельно, не дожидаясь их соединения. Причем главным и первостепенным противником было, конечно, ордынское войско. Ибо русские князья не без оснований полагали, что ни Ягайло, ни Олег не будут вступать в битву, если татары окажутся разгромлены.
План Куликовской битвы
Следующим важнейшим пунктом стратегического плана был выбор места будущей битвы. Это было Куликово поле, с трех сторон ограниченное реками Доном и Непрядвой, изрезанное оврагами и мелкими речушками. Оно давало в основном пешим русским полкам единственный шанс удержаться против ордынской конницы, поскольку та в узком пространстве не могла развернуться широкой лавой и ударить во фланги. Впрочем, и сами русские не имели возможности отступить - за их спиной был высокий берег реки. Так что выбор был только между победой и смертью.
Наконец, венцом стратегии русских стала идея отвести практически всю тяжелую конницу - цвет и ядро русского войска - в засаду - в находившуюся неподалеку дубраву. Риск был огромный: если бы пехота не выдержала удара ордынцев и побежала, Засадный полк оказался бы уже абсолютно бесполезен. Но зато в случае, если бы легкая конница Мамая завязла в пеших порядках русских полков, удар тяжелой русской конницы ей в тыл решал бы всё дело.
Дмитрий Иванович, конечно, хорошо понимал слабость своего огромного, но плохо вооруженного пешего ополчения. Но сражаясь в обороне против подвижных конных татарских масс, оно вообще не имело шансов. Ополчение представляло собой силу лишь в том случае, если стояло насмерть, не сдвигаясь с места. Более того, Дмитрий сделал всё для того, чтобы спровоцировать татар на удар по ополчению, как бы предлагая Мамаю битву на выгоднейших для того условиях: стоящий в открытом поле Большой полк не был прикрыт даже минимальными оборонительными сооружениями, а Сторожевой полк, первым начавший битву, специально завлек татарское войско к Большому полку, что вынуждало Мамая сразу же бросить в бой все резервы.
Всё висело на волоске, но монгольский полководец, доселе крайне осторожный, не выдержал искушения одним ударом разгромить ненавистных русских.
Утром 8 сентября началась Куликовская битва, результатом которой стал полный разгром татарского войска и последовавшая вскоре смерть Мамая, битва, принесшая князю Дмитрию великую славу и прозвище Донского.
Автор: Юрий Бардахчиев
Опубликовано: газета "Суть времени" №98 от 8 октября 2014 г.
Предыдущие статьи цикла:
Русский героизм. Истоки
Русский героизм. Князь Святослав
Русский героизм. Память
Русский героизм. Богатырская застава
Русский героизм. Былинный воин
Русский героизм. Половецкая угроза
Русский героизм. Ответ на половецкий вызов
Русский героизм. Щит между монголами и Европой
Русский героизм. Князь Александр
Русский героизм. Новая стратегия
Русский героизм. Общерусский правитель
Русский героизм. Иноземное иго и начало его краха