Последняя воля первооткрывателя Долины гейзеров выполнена.
Сотрудники Кроноцкого заповедника Т. Устинова и А. Крупенин во время второй экспедиции в Долину гейзеров. Лето 1941 года.
В апреле 1941 года двадцатисемилетней сотрудницей Кроноцкого заповедника Татьяной Устиновой было совершено одно из последних больших географических открытий на Земле, сделанных традиционным старым путем - с помощью лыж и собачьей упряжки.
Татьяна Ивановна Устинова скончалась на 96 году жизни 4 сентября 2009 г. в Канаде. Свой прах ученый завещала захоронить в Кроноцком заповеднике, в Долине гейзеров.
На днях ее воля её воля была выполнена. (См. на сайте заповедника)
Два года назад Татьяна Ивановна написала предисловие к моей небольшой фотокниге о Долине гейзеров. которая была издана в конце 2009 года, уже после смерти этой отважной женщины. В предисловии она рассказала историю открытия гейзеров на Камчатке от первого лица. Предлагаю этот рассказ вашему вниманию.
В апреле 1941 года вместе с наблюдателем заповедника, камчатским аборигеном Анисифором Павловичем Крупениным, я отправилась на собачьей упряжке - транспорте, который уже отошел в прошлое - чтобы поискать, куда же девается вода из кальдеры вулкана Узон. На Узоне я побывала с мужем, зоологом Юрием Викторовичем Авериным, в 1940 году, в год нашего приезда на Камчатку и начала работы в Кроноцком заповеднике. Мы видели вытекающую из кальдеры реку, которая собирает воду из многочисленных горячих источников. Куда она течет, мы не знали, не имея карты заповедника. В то время вообще не было карты внутренних районов Камчатки. Апрель - лучшее время для поездок на собаках. Еще много снега, он покрывает непроходимые летом заросли кустарников, растущих на склонах гор. Весеннее солнце образует на поверхности снега наст, так что нарты не проваливаются. Дни в это время года уже длинные. Граница заповедника в те времена проходила по реке Шумной, которая по схеме, заменяющей нам карту, не имела притоков. Но мне представлялось, что должен быть у нее левый приток, несущий воду из Узона. Подошли к Шумной, близ устья которой была выстроена избушка, кордон заповедника, наша временная база. Вода в Шумной имела ирридирующий оттенок, который трудно описать. Он возникает у чистой пресной воды, если к ней примешивается в значительном количестве минеральная. Это укрепило меня в моих предположениях. Мы отдохнули на кордоне, оставили там часть груза и выехали на нарте вверх по реке. Долго ехать по реке не удалось, так как вода подмывала оба берега. Пришлось подняться на правый борт долины и ехать вверх по ее краю, и в конце дня мы увидели большой левый приток, впадающий в Шумную со стороны Узона, как я и предполагала. Стали лагерем, поставили палатку близ верхней границы березняка и заночевали там. Погода была отличная, а следующий день выдался еще лучше, теплый, солнечный - весна все-таки, апрель. Встав пораньше, мы оделись, вернее разделись по погоде: гимнастерки, камлеи - белые рубашки длиной до колен из палаточной материи, предохраняющие от ветра и снега, обулись в высокие резиновые сапоги, взяли лыжи и отправились исследовать найденный приток Шумной, рассчитывая дойти до реки, текущей из Узона. Спустились по обрывистому склону долины высотой порядка 400 метров, встали на лыжи и бодро побежали вверх по течению реки. Вскоре лыжи пришлось оставить, так как река подмывала берег, и дальше пошли по покрытому снегом склону, проваливаясь до колен. Погода стала портиться, сверху в долину стали спускаться клочья облаков - нехороший признак. Шли, шли, а реки из Узона все нет. А ведь надо еще идти обратно, выбираться из долины. Пока раздумывали, впереди взлетел высокий столб пара, видимо, там был крупный горячий источник. Решили до него все же дойти. Погода все хуже, идем, а горячего источника нет, лагерь все дальше... С погодой в горах не шутят, решили идти обратно. Сели на снегу отдохнуть, съесть что взяли с собой. Вдруг с противоположного берега из маленькой парящей площадки, каких мы уже много миновали, ударила прямо в нас косо направленная струя кипятка в сопровождении клубов пара и подземного грохота. Вода падала на склон немного ниже нас и только паром нас обдавала. Мы страшно перепугались, прижались друг к другу, сидим и не знаем, что нас ждет. Поведение вулканов непредсказуемо... И вдруг извержение кипятка прекратилось, некоторое время продолжались выбросы клубов пара, а затем все затихло и перед нами лежала небольшая парящая площадка, ничем не примечательная. Тут я опомнилась и завопила не своим голосом: "Гейзер!!!" Гейзеров на азиатском континенте и прилегающих островах нет. Они известны только в трех местах на земном шаре: в Исландии, в США и в Новой Зеландии. Гейзеры - это периодически фонтанирующие кипящие источники, они встречены только в вулканических областях. Но вулканов на Земле много, а гейзеры редки, так как для их возникновения требуются редко встречающиеся термодинамические условия. Мы не знали, периодически ли действует обнаруженный нами источник и решили осмотреть его поближе. Оказалось, что река из Узона, падающая к Шумной сначала водопадом, а затем каскадом стремнин, находилась в нескольких десятках метров от нас, скрытая выступом скалы. Перебрались мы через нее и обнаружили еще один приток Шумной, текущий вдоль Кихпиныча с севера на юг. Склоны его тоже были покрыты снегом, но вода была совсем теплая. Погрели мы в ней озябшие в резиновых сапогах ноги и пошли назад к гейзеру. Дождались его следующего извержения, все описали, замерив по часам все стадии, набрали воды на анализ и пустились в обратный путь. Было уже часа четыре, а путь неблизок и нелегок. Дошли до лыж, на лыжах дело пошло легче. Добрались до места нашего спуска, забрались наверх, а там пурга. Ветер со снегом крутит, мы потеряли направление к нашему лагерю и вообще всякую ориентировку. А рядом 400-метровый обрыв. Бредем потихоньку, куда не знаем... Вдруг Крупенин упал и стал скользить вниз. К счастью, недалеко. Но обрыв здесь, где-то рядом. Я говорю: "Надо здесь ночевать, рой яму в снегу, переждем пургу". Крупенин, бывалый камчадал, стал рыть в надутом веером бугре яму с поворотом. Рыл лыжей, другого инструмента у нас не было. Я оттаскивала выброшенный снег. Когда нора была готова, положили вниз лыжи и сами легли сверху. Благодать! Ветра нет, от работы разогрелись, тепло. Но недолги были радости. В гимнастерках и резиновых сапогах через полчаса мы уже дрожали, как цуцики. Так и продрожали всю ночь. У меня потом мышцы на лице болели, так сжимала зубы, чтобы не стучать ими. Когда рассвело, вылезли. А там все та же пурга, ветер кружит, где мы находимся - не знаем. Крупенин говорит: "Пойдем вниз к морю, выйдем к кордону на Шумной, переждем пургу." Так и пошли. Крупенин впереди, снег мокрый, тянется за лыжами. Мне, конечно, легче, иду по лыжне, но ничего кругом не видно, так провалиться в какой-нибудь ручей под снегом недолго. Но дошли до океана. Вышли мы за три речки к западу от Шумной. Преодолели три долины с крутыми склонами. Измаялись. Дошли до Шумной. Кордон немного выше по реке. Говорю Крупенину: "Больше идти не могу, сил нет." Он ушел немного вперед, вернулся и говорит: "А я тебя донести не могу. Иди помаленьку, шагов десять сделай, стань, отдохни и еще шагов десять. Так и дойдешь. А я пойду вперед и в кордоне чаю сварю." Так и добрались. Наши припасы - консервы в банках, чем их открывать? Поели собачьей юколы, попили кипятка и завалились спать на помосте рядом с печкой. Дров для печки Крупенин как-то наломал. Утром проснулись - та же пурга. Крупенин пошел искать собак. Нет его и нет. Я сижу на кордоне, грызу юколу. Уже ночью вваливается Крупенин, еле живой. Говорит: "Шабачек не нашел, ногу убил", и упал на пол. Я его кое-как разула, стащила камлею, дотащила до спального помоста... Полежал немного, попил кипятка и заснул.
А утром солнце, тишина. Пошли по рыхлому снегу искать собак. Накануне в пургу Крупенин провалился в ручей, где ударил ногу. Говорит: "Не могу идти дальше, нога болит, идем обратно." "Ну у тебя нога болит, а я могу идти. Возвращайся, а я еще поищу, вернусь по своей лыжне, не потеряюсь." " А если найдешь, как будешь в лесу ночевать? Бояться будешь!" Стало мне смешно, чего бояться зимой в безлюдном лесу? Дикие звери на человека не бросаются. Крупенин повернул на кордон, а я пошла дальше. Хожу, кричу, кажется то с одной стороны вроде собаки отозвались, то с другой. Наконец, действительно отозвались, тут не ошибешься. Прибежала я к ним. Только верхушка палатки торчала из-под снега, но я знала, где стоит занесенная снегом нарта. Лыжей откопала и обчистила ее, накормила третий день голодных собак. На нарте была лопата, откопала палатку, растопила печку - у Крупенина всегда в палатке были дрова, закипятила чаю из снега, поела нормально, залезла в спальный мешок и сладко заснула. Утром по моей лыжне прибежал Крупенин. Он уже двигался почти нормально. Доехали домой уже без приключений. В этой поездке мы подружились с Крупениным на все последующие годы. В Кроноках я рассказала мужу и директору о своей находке, и мы дружно решили, что летом надо отправиться обследовать найденную нами теплую речку. Но летом директор уехал в Москву, Аверин остался за директора и покинуть поселок не мог.
Отправились мы в июле 1941 года опять вдвоем с Крупениным с одной вьючной лошадью, которая везла наше лагерное оборудование и немногочисленные припасы. В то время, работая на территории заповедника, мы получили разрешение убивать зверей для еды. Аверин, зоолог заповедника, не имея возможности участвовать в походе, дал задание Крупенину добывать необходимых для коллекции животных, научил их правильно препарировать, сохранять черепа. Поэтому шли мы медленно, путь до теплой речки занял 8 суток. Сначала шли по приморской низменности, потом, пользуясь оленьими тропами преодолели пояс стлаников и вышли в высокогорную пустыню. Обошли конус вулкана Крашенинникова с севера по ровному пространству между конусом и зубцами, оставшимися от старого тела вулкана, взорвавшегося в незапамятные времена. От взрыва образовалась кальдера, по которой было удобно идти, но корма для лошади не было, только редкие кочки с пучком травы. Ближайший сосед вулкана Крашенинникова - вулкан Кихпиныч. Весь массив вулкана разрушен, но на северном его конце есть конус Савича, который постоянно выделяет газы и на склонах его видны свежие лавовые языки. Мы прошли мимо конуса Савича и вышли к обрыву в глубокую долину. В ней было множество струй пара, которые усеивали ее дно и склоны. Временами в разных местах взрывались фонтаны кипятка - гейзеры. Как спуститься в эту долину? Решили спускаться по большому снежнику, лежащему на борту долины. Крупенин вырубил в снежнике траншею, по которой свел лошадь, а вьюки снес на себе. Мы оказались на площадке, покрытой сочной высокой травой. Лошадь, постившаяся столько дней в высокогорье, с радостью набросилась на траву. Мы поставили палатку на участке, где почва была наощупь холодной и принялись за работу. Обошли весь активный участок долины, описали все найденные гейзеры, прохронометрировали стадии их деятельности и дали им имена, не увековечив ими друг друга, а по разумным соображениям. Самый большой гейзер - Великан. Гейзер, бьющий из щели - Щель. Гейзер, у которого во время извержений вода бьет из трех отверстий - Тройной. Найденный нами весной - Первенец. Работать было интересно, но и страшно. Режима источников мы не знали. В любой момент со склона, по которому мы проходили, могла выплеснуться на нас струя кипятка. По некоторым склонам было опасно ходить, они были горячие, покрытые скользкой глиной, приходилось пробегать их рысью, не задерживаясь, как пробегают подвижные осыпи горные козлы. Оказалось, что в палатке под спальными мешками холодная на ощупь почва прогревалась так, что мы спали как на печке, а в нескольких метрах от нашей палатки пасущаяся лошадь внезапно провалилась задними ногами, а из образовавшихся отверстий все время, пока мы были в долине, поднимался пар.
Мы пробыли в долине 4 дня. С каждым днем снежник с нашей траншеей уменьшался. Крупенин меня торопил: надо уходить, а то ведь не выберемся отсюда. Работали мы изо всех наших сил, но настало время уходить. Благополучно поднялись по нашей траншее на край долины. Мы присели отдохнуть и тут к нам подбежал олень, звери ведь очень любопытны. Он кружился вокруг нас, забавно выбрасывая ноги, как бы танцевал. Мы, глядя на этот танец, от души нахохотались. И тут Крупенин говорит: " У нас ведь есть нечего. Сейчас я его убью." Я стала просить не убивать - видишь, какой он хороший, смешной. И убедила. Над обрывом верховья Гейзерной, как мы назвали эту реку, под конусом Савича стали лагерем, заночевали. А ночью нас накрыл густой туман и продержался неделю. Из еды у нас был чай, соль, сухой лук и несколько небольших плиток гречневой каши - порция на одного человека, даже сухарных крошек не осталось. Крупенин меня упрекал - вот, не дала убить оленя, теперь сиди голодная, и я с тобой вместе... Когда чуть разносило туман, Крупенин пытался подняться на Кихпиныч за бараном, вскоре был вынужден спускаться, все затягивало туманом. Наконец, через неделю туман поднялся, и внизу мы увидели медведя. Крупенин решительно заявил - пойду, убью его, а я уж помалкивала. От лагеря в бинокль видела, как он застрелил медведя одним выстрелом. Накормил досыта собаку, взял один окорок и лапы, остальное пришлось бросить. Позже рассказывал, что в комке жира под желудком медведя была пуля из карабина. Все же нашла его, беднягу, насильственная смерть. Наварили мы полную кастрюлю мяса и съели, не отходя от костра. Наварили вторую кастрюлю назавтра и с утра двинулись в путь. На базе заповедника я рассказала о наших достижениях. Аверин послал телеграмму в Управление заповедников в Москву. Ответ пришел неожиданный: научную работу прекратить, Устинову уволить, директор не вернется, Аверин остается за директора и обязан во всем соблюдать строжайшую экономию, началась война. Было не до гейзеров.По окончании войны мне еще раз пришлось побывать в долине. Прислали нового директора, он дал нам трех лошадей и мы поехали в долину втроем: Аверин, Крупенин и я. В те поры мы уже знали путь в долину через Узон и не нуждались в снежнике. Пробыли мы в долине дольше. Все перепроверили, сделали детальную схему, описали, сфотографировали, набрали воды на анализы.
У меня всегда болела душа за "мою" Гейзерную, за долину с крутыми склонами, сложенными глиной, размягченной выходами вулканических газов. На ней легко оставляет следы даже прошедший человек. В свое время заповедник был на несколько лет ликвидирован и понес страшный урон. Неорганизованные массы туристов избезобразили Долину, поотбивали минеральные отложения, окружающие выходы горячей воды. Были выбиты тысячные стада оленей, военные побили с вертолетов труднодоступных горных баранов. Позже заповедник был восстановлен, а Долина гейзеров сейчас оборудована для показа людям на уровне мировых стандартов. 3 июня 2007 года на Долину обрушилась другая беда, на этот раз стихийная. Гигантский грязекаменный поток за несколько минут изменил вид каньона Гейзерной, уничтожив половину российских гейзеров, в том числе мой любимый Первенец. Как геолог, я понимаю, что такого рода катастрофы в горной вулканической местности неизбежны. Что поделаешь. Но сердцу больно. Я продолжаю любить ту Долину, которую я впервые увидела вместе с Крупениным в 1941 году.
Никому более не суждено созерцать долину в том великолепном виде, какой она была до 3 июня 2007 года. Прежняя долина осталась в памяти людей, на фотографиях, кинокадрах. Человеческая память с годами будет истончаться, все меньше будет оставаться людей, побывавших на берегах Гейзерной до того, как она была перегорожена оползнем. Но останутся документальные и художественные свидетельства. Одно из таких свидетельств - фотокнига инспектора охраны заповедника Игоря Шпиленка - в ваших руках.
Т. И. Устинова, Ванкувер, Канада,
май 2008 года.