Белый ворон
Смирнова-поэта открыла Рубцова. Как Тамара ни настаивала, как ни старалась привнести в его стихи понятные ей интонации, как ни вмешивалась с правкой, сломать Андрея все равно не смогла - он остался при своем слоге. Смирнов- фотограф объявился прошлым летом. Внезапно и по большому счету случайно - если бы я не зашел на его страницу «В контакте», то, наверное, снимки до сих пор были бы достоянием сетевых друзей, а так и музеефикация уже не за горами.
Поэт и фотограф, живущие в Андрее, мне более понятны, чем его третья творческая ипостась - художническая. Стихи, хоть и замысловатые по своей архитектуре, кажутся уже слишком ясными - со словом мне все-таки разобраться гораздо проще, чем с набором линий. Те кадры... Ну да, это тоже отчасти моя Юрга - дряхлеющая, больная, немощная, рассыпающаяся на глазах, но сохраненная в его фотографике.
Со Смирновым-художником все гораздо сложнее. Эти образы менее объяснимы, более личные, тщательнее зашифрованы от разгадок. Здесь нет знакомых сюжетов, сюда не придут на помощь, с целью все объяснить, слова, а автор сознательно не дает подсказок. Я попытался с ним побеседовать на эту тему, но за прошедшие десять лет, как видно, мало что изменилось - говорить о творчестве он по-прежнему не считает нужным, отдавая свои работы в объятия зрительской фантазии.
Если бы у меня была возможность, я бы нигде не указывал своего авторства. По мне - лучше так. | Личный архив
Будем пытаться соблюдать хронологию - а начиналось все у Смирнова именно со стихотворений. В девяностых в городе набирала свои обороты литературно-краеведческая студия «Свеча» - уникальное во всех смыслах культурное образование, через которое прошли, в общем-то, все поэты в Юрге. Тамара Рубцова собрала вокруг себя множество талантливых детей, результат этой ее деятельности сегодня говорит сам за себя - появилась плеяда новых литераторов, известных далеко за пределами региона. Разумеется, Андрей не мог не оказаться среди «свечовцев».
«Я тогда учился в лицее, а Тамара Ильинична вела там литературную студию. И Ирина Сухова, знавшая о том, что я пробую писать стихи, меня туда за руку и притащила. ...Я не то, чтобы этого стеснялся, но мне до сих пор не по себе от словосочетания „поэт Андрей Смирнов“. А в „Свече“ увидел, что люди занимаются тем же делом, и не только серьезно к этому относятся, но главное - обсуждают. Мне стало в определенной мере уютнее, что ли - просто было видно, что попал в компанию понимающих меня людей. Ну, или по крайней мере пытавшихся понять».
В «Свече», однако, Андрей надолго не задержался - все-таки это своего рода определенная творческая работа, но главное - поддержку - он оттуда вынес. И, как ни странно, лучшие его стихотворения были написаны уже после расставания со студией и с городом. Почти все они уже прошли через печатный станок - ни один из поэтических сборников не обходился без строк Смирнова. Но за последние десять лет новых вспышек, подобных по мощности тем, из начала нулевых, у него не происходило.
«Иногда и сегодня приходит что-нибудь в голову, но работа, звонки, какая-то суета идею вымывают настолько, что потом просто невозможно восстановить ее в первозданном виде. Раньше, когда не существовало всей этой беды - телефонов, интернета, - наверное, было проще; мысли могли быть только почти о творчестве».
Вслед за поэтом проснулся и художник. Понятно, что в детстве так или иначе пытаются рисовать все - от уроков никчемного изо мало кому удавалось отвертеться. Более способных родители всегда отдавали в художественную школу, но Андрея и эта участь обошла стороной; не всегда талант проявляется в очерченные психологами-теоретиками годы, для его раскрытия иногда нужно серьезное вмешательство извне.
«Да, в школе рисовал постоянно - были исписаны все тетради. Естественно, сейчас к этому нельзя серьезно относиться. А осмысленно заниматься графикой я начал в Томске. К этому подтолкнула даже не среда исторического факультета, а конкретные люди».
Результирующей оказались порядка двадцати работ - карандашом и шариковой ручкой, на обрывках картона и ватмана, но тщательно прописанные; в них каждый миллиметр жил своей жизнью. Тогда я как раз собирал молодых художников города на выставочный проект «Ю-art», и удивлять своим творчеством, честно говоря, у них получалось плохо. Кто-то брал излишней декоративностью и дороговизной материалов, а кто-то - развалом композиции и наивностью сюжетов. Смирнов в экспозицию очень хорошо вписался. Не только ярко выраженным почерком художника-графика, по сути своей он оказался почти единственным художником-мыслителем. Олег Новиков, тоже дебютировавший на той выставке и тогда лишь вынашивавший идею создания в городе независимого галерейного поля, впоследствии оформившегося в «АРТ-пропаганду», с Андреем быстро нашел общий язык.
«Помнишь, как раньше выглядела моя комната? (Как домашняя мастерская - Д.Ш.) И когда я в первый раз пришел к Олегу, то увидел похожесть атмосфер. Хотя там все постоянно менялось, придумывалось что-то новое - его черта не стоять на месте дает о себе знать. При этом - состояние удивительной свободы, когда в творческом плане ты предоставлен только себе. За те пару лет, проведенных в „АРТ-пропаганде“, и оказались сделаны большинство работ».
Художника сменил фотограф. Вернее, появился фотохудожник, делающий тонкие слепки с реальности. Кому-то его работы нравятся аж до визга, кто-то же наоборот, уставший от реальности, не понимает, зачем лишний раз сохранять печальные свидетельства современности. И они, бесспорно признающие за Андреем яркий талант, хотели бы применить его по-другому, направляя снимать лишь искусственную красоту. Но таковых певцов в городе, на мой взгляд, и так достаточно, но от художников в них - всего-ничего.
«Не хочется опускаться до пошлостей типа: „Я хожу с фотоаппаратом, стараюсь передать все интересное, что увидел...“ Все совсем не так. Техника, конечно, почти всегда при мне, но момент съемки появляется сам собой. Просто понимаешь, что именно это нужно... оставить. В снимке, в памяти. В себе».
Хранить только в себе - тоже нельзя. Рубцова это прекрасно понимала, и подарила в свое время Андрею билет в творческое будущее. Потому что работа, отправленная в стол, иногда тормозит автора, произведению, как созданию на самом деле живому, необходимо внимание избирательного числа глаз. Он, как мне кажется, абсолютно спокойно пережил и публикации и выставки - они послужили лишь хорошим стимулом, чтобы продолжать двигаться в ранее выбранном направлении. Которое для меня кажется ясным и понятным - реализовываться, не оглядываясь на возможные мнения, делать то, что хочется.
«И стихи, и фотография, и рисунки - по большому счету, это все единое целое. Жалею, что у меня слуха нет; хотел бы научиться играть на трубе. Я получаю одинаковое удовольствие и выбрать что-то одно - не знаю даже... Хотя, если бы у меня была такая возможность, вообще бы нигде не указывал своего авторства, чтобы ни имени ни фамилии не упоминалось. По мне - лучше так».
Пожелание оказалось неуслышанным - все-таки я противник анонимности в любом ее проявлении. В том медийном потоке, когда картинки сегодня меняются чаще, чем секунды, имена авторов и вправду запоминаются плохо. Еще хуже отпечатываются на сетчатке результаты их работы, а здесь все совсем иначе. Есть набор сильных строк, давно разобранных на цитаты, не менее ярких фотографий, показывающих подлинную жизнь, мощных реализаций в живописи и в графике. И имя есть тоже. И упомянуть его лишний раз совсем не помешает.
Без названия. |20х30, бум., акв., тушь, 2001 г., собственность автора.
Без названия. | 20х30, бум., тушь, цв. кар., акв., 2004 г., собственность автора.
Без названия. | 22x28, бум., тушь, гуашь, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 20х15, бум., гел. ручка, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 10х15, бум., тушь, 1999 г., собственность автора.
Без названия. | 25х40, бум., шар. ручка, гуашь, 2005 г., собственность автора.
Без названия. | 30х20, бум., маркер, акв., воск, 2005 г., частное собрание.
Без названия. | 50х20, ДВП, гуашь, лак, эмаль, 2002 г., частное собрание.
«Юрга Достоевского». | 21х15, к., шар. ручка, 2000 г., частное собрание.
Без названия. | 29х21, бум., акв., тушь, гуашь, 2003 г., частное собрание.
Без названия. | 21х30, бум., тушь, акв., гуашь, 2001 г., собственность автора.
Без названия. | 29х21, бум., акв., тушь, 1999 г., собственность автора.
Без названия. | 21х15, бум., гуашь, акв., 1999 г., собственность автора.
«Башню сорвало». | 20х27, ДВП, м., коллаж, 2001 г., собственность автора.
«Многоклеточное». | 29х21, бум., гуашь, тушь, акв., 2004 г., собственность автора.
Без названия. | 35х50, бум., акв., гуашь, к., гел. ручка, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 35х25, бум., тушь, гуашь, акв., коллаж, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 20х30, тон. бум. (кофе), шар. ручка, 2003 г., собственность автора.
Прямая речь | И это все о нем
Художник Елена Платунова: «Первое, что пришло в голову, когда я увидела работы Андрея, были строки из Кинчева: „Черно-красный мой цвет, / Но он выбран, увы, не мной. / Кто-то очень похожий на стены / Давит меня собой“. А приглядевшись уже повнимательнее, понимаешь, что это результат мощного поиска, что ему не все равно - не наплевать на окружающий мир, что у него свой взгляд, свое восприятие реальности. Хотя видно, что он не варится в собственном соку - в работах заметно влияние тех же Мунка и Дали, на уровне минимальных цитат, но это чувствуется все равно.
Очень интересно, кстати, что они почти все не имеют названия - возможно, это такой сознательный ход, но каждый человек, который будет смотреть, станет плавать в своих ассоциациях, не нагруженный авторскими стереотипами.
То есть как с большинством работ тут не получится - посмотрел и забыл, больше никогда не вспомнится. А здесь можно не только смотреть, но еще и думать к тому же. Просто Андрей создает сложные и запоминающиеся образы, которые на фоне всех этих успешно выставляющихся и продающихся пейзажей и натюрмортов, стоят особняком. Понятно, что они рассчитаны совсем не на широкий круг - у него своя ниша».
Галерист, художник art_propaganda: «С Андреем я заочно познакомился через газету „Ю“, прочитав там не только статью о нем, но и его стихи. И это заинтересовало - подобное творчество выделяется из той массы, к которой привыкли в Юрге. Потом был „Ю-art“ - там знакомство стало уже реальным, начали общаться, работать вместе.
На самом деле в Андрее живет одна из немногих родственных мне душ, и мне очень легко о нем говорить.
Он действительно большой художник, и это касается всего. Я бы не сказал, что его стихи сильно отличаются от его фотографий или рисунков - их темы достаточно сильно переплетены, все это нужно воспринимать целостно. Андрей человек очень сложный, больше предпочитающий слушать, нежели чем говорить, так вот в своем творчестве он высказывается по полной.
В его работах, помимо множества заложенных смыслов, мне нравится та „сделанность“, когда человек может на маленьком кусочке бумаги создать целый бесконечный мир. То есть кто-то делает один мощный штрих, а Андрей погружается в атомы, ему интереснее внутренняя природа.
Но я чувствую, что его очень сильно угнетают местный социум, местная атмосфера. И если ему создать нормальные условия, это выльется в массу интересных работ. А так они у него получаются с внутренним надрывом, видна загнанность. И я никоим образом не склонен в этом обвинять Андрея, я склонен списывать это на атмосферу города. Беречь таких людей нужно, помогать им, охранять от негатива. Только тогда мы станем иметь результаты творческого труда, над которыми будет приятно подумать».
Художник zh_g_fedorova: «Андрей очень самобытный автор. Ярко индивидуален, непростой. Его работы подкупают меня именно своей сложностью, мне интересен его стиль. Он смешивает свой эмоциональный мир с реальным, видно, что у него очень богатое внутреннее содержание. Чувствуются динамика, противоречия, конфликт, борьба с самим собой - об этом говорят цвета, обилие линий, контрастов. И очень хорошо, что это выплескивается в фотографиях, в стихах, в живописи. Зрителю, созерцающему его работы, тоже будет над чем подумать относительно себя.
Как мне кажется, Андрей все же в поиске, по-прежнему ищет новые формы. Хотя у него уже выработался свой узнаваемый почерк, и можно смело сказать, что как художник он состоялся».
Педагог, художник Ирина Щербинина: «Не будучи лично знакомой с Андреем, с его творчеством встречи имела. И это как раз тот исключительный случай, когда отсутствие профессионального образования не мешает. Талантливые дилетанты, не зная правил, порой разрушают застывшие каноны. Не буду говорить „за все изобразительное искусство“, но в Юрге в условном, абстрагированном направлении так никто не работает. У Андрея, несмотря на сложность композиций, нет нарочитой „накрученности“, чем грешат многие. Для него такой способ выражения естественен, потому и работы его интересны».
Поэт и фотограф, живущие в Андрее, мне более понятны, чем его третья творческая ипостась - художническая. Стихи, хоть и замысловатые по своей архитектуре, кажутся уже слишком ясными - со словом мне все-таки разобраться гораздо проще, чем с набором линий. Те кадры... Ну да, это тоже отчасти моя Юрга - дряхлеющая, больная, немощная, рассыпающаяся на глазах, но сохраненная в его фотографике.
Со Смирновым-художником все гораздо сложнее. Эти образы менее объяснимы, более личные, тщательнее зашифрованы от разгадок. Здесь нет знакомых сюжетов, сюда не придут на помощь, с целью все объяснить, слова, а автор сознательно не дает подсказок. Я попытался с ним побеседовать на эту тему, но за прошедшие десять лет, как видно, мало что изменилось - говорить о творчестве он по-прежнему не считает нужным, отдавая свои работы в объятия зрительской фантазии.
Если бы у меня была возможность, я бы нигде не указывал своего авторства. По мне - лучше так. | Личный архив
Будем пытаться соблюдать хронологию - а начиналось все у Смирнова именно со стихотворений. В девяностых в городе набирала свои обороты литературно-краеведческая студия «Свеча» - уникальное во всех смыслах культурное образование, через которое прошли, в общем-то, все поэты в Юрге. Тамара Рубцова собрала вокруг себя множество талантливых детей, результат этой ее деятельности сегодня говорит сам за себя - появилась плеяда новых литераторов, известных далеко за пределами региона. Разумеется, Андрей не мог не оказаться среди «свечовцев».
«Я тогда учился в лицее, а Тамара Ильинична вела там литературную студию. И Ирина Сухова, знавшая о том, что я пробую писать стихи, меня туда за руку и притащила. ...Я не то, чтобы этого стеснялся, но мне до сих пор не по себе от словосочетания „поэт Андрей Смирнов“. А в „Свече“ увидел, что люди занимаются тем же делом, и не только серьезно к этому относятся, но главное - обсуждают. Мне стало в определенной мере уютнее, что ли - просто было видно, что попал в компанию понимающих меня людей. Ну, или по крайней мере пытавшихся понять».
В «Свече», однако, Андрей надолго не задержался - все-таки это своего рода определенная творческая работа, но главное - поддержку - он оттуда вынес. И, как ни странно, лучшие его стихотворения были написаны уже после расставания со студией и с городом. Почти все они уже прошли через печатный станок - ни один из поэтических сборников не обходился без строк Смирнова. Но за последние десять лет новых вспышек, подобных по мощности тем, из начала нулевых, у него не происходило.
«Иногда и сегодня приходит что-нибудь в голову, но работа, звонки, какая-то суета идею вымывают настолько, что потом просто невозможно восстановить ее в первозданном виде. Раньше, когда не существовало всей этой беды - телефонов, интернета, - наверное, было проще; мысли могли быть только почти о творчестве».
Вслед за поэтом проснулся и художник. Понятно, что в детстве так или иначе пытаются рисовать все - от уроков никчемного изо мало кому удавалось отвертеться. Более способных родители всегда отдавали в художественную школу, но Андрея и эта участь обошла стороной; не всегда талант проявляется в очерченные психологами-теоретиками годы, для его раскрытия иногда нужно серьезное вмешательство извне.
«Да, в школе рисовал постоянно - были исписаны все тетради. Естественно, сейчас к этому нельзя серьезно относиться. А осмысленно заниматься графикой я начал в Томске. К этому подтолкнула даже не среда исторического факультета, а конкретные люди».
Результирующей оказались порядка двадцати работ - карандашом и шариковой ручкой, на обрывках картона и ватмана, но тщательно прописанные; в них каждый миллиметр жил своей жизнью. Тогда я как раз собирал молодых художников города на выставочный проект «Ю-art», и удивлять своим творчеством, честно говоря, у них получалось плохо. Кто-то брал излишней декоративностью и дороговизной материалов, а кто-то - развалом композиции и наивностью сюжетов. Смирнов в экспозицию очень хорошо вписался. Не только ярко выраженным почерком художника-графика, по сути своей он оказался почти единственным художником-мыслителем. Олег Новиков, тоже дебютировавший на той выставке и тогда лишь вынашивавший идею создания в городе независимого галерейного поля, впоследствии оформившегося в «АРТ-пропаганду», с Андреем быстро нашел общий язык.
«Помнишь, как раньше выглядела моя комната? (Как домашняя мастерская - Д.Ш.) И когда я в первый раз пришел к Олегу, то увидел похожесть атмосфер. Хотя там все постоянно менялось, придумывалось что-то новое - его черта не стоять на месте дает о себе знать. При этом - состояние удивительной свободы, когда в творческом плане ты предоставлен только себе. За те пару лет, проведенных в „АРТ-пропаганде“, и оказались сделаны большинство работ».
Художника сменил фотограф. Вернее, появился фотохудожник, делающий тонкие слепки с реальности. Кому-то его работы нравятся аж до визга, кто-то же наоборот, уставший от реальности, не понимает, зачем лишний раз сохранять печальные свидетельства современности. И они, бесспорно признающие за Андреем яркий талант, хотели бы применить его по-другому, направляя снимать лишь искусственную красоту. Но таковых певцов в городе, на мой взгляд, и так достаточно, но от художников в них - всего-ничего.
«Не хочется опускаться до пошлостей типа: „Я хожу с фотоаппаратом, стараюсь передать все интересное, что увидел...“ Все совсем не так. Техника, конечно, почти всегда при мне, но момент съемки появляется сам собой. Просто понимаешь, что именно это нужно... оставить. В снимке, в памяти. В себе».
Хранить только в себе - тоже нельзя. Рубцова это прекрасно понимала, и подарила в свое время Андрею билет в творческое будущее. Потому что работа, отправленная в стол, иногда тормозит автора, произведению, как созданию на самом деле живому, необходимо внимание избирательного числа глаз. Он, как мне кажется, абсолютно спокойно пережил и публикации и выставки - они послужили лишь хорошим стимулом, чтобы продолжать двигаться в ранее выбранном направлении. Которое для меня кажется ясным и понятным - реализовываться, не оглядываясь на возможные мнения, делать то, что хочется.
«И стихи, и фотография, и рисунки - по большому счету, это все единое целое. Жалею, что у меня слуха нет; хотел бы научиться играть на трубе. Я получаю одинаковое удовольствие и выбрать что-то одно - не знаю даже... Хотя, если бы у меня была такая возможность, вообще бы нигде не указывал своего авторства, чтобы ни имени ни фамилии не упоминалось. По мне - лучше так».
Пожелание оказалось неуслышанным - все-таки я противник анонимности в любом ее проявлении. В том медийном потоке, когда картинки сегодня меняются чаще, чем секунды, имена авторов и вправду запоминаются плохо. Еще хуже отпечатываются на сетчатке результаты их работы, а здесь все совсем иначе. Есть набор сильных строк, давно разобранных на цитаты, не менее ярких фотографий, показывающих подлинную жизнь, мощных реализаций в живописи и в графике. И имя есть тоже. И упомянуть его лишний раз совсем не помешает.
Без названия. |20х30, бум., акв., тушь, 2001 г., собственность автора.
Без названия. | 20х30, бум., тушь, цв. кар., акв., 2004 г., собственность автора.
Без названия. | 22x28, бум., тушь, гуашь, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 20х15, бум., гел. ручка, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 10х15, бум., тушь, 1999 г., собственность автора.
Без названия. | 25х40, бум., шар. ручка, гуашь, 2005 г., собственность автора.
Без названия. | 30х20, бум., маркер, акв., воск, 2005 г., частное собрание.
Без названия. | 50х20, ДВП, гуашь, лак, эмаль, 2002 г., частное собрание.
«Юрга Достоевского». | 21х15, к., шар. ручка, 2000 г., частное собрание.
Без названия. | 29х21, бум., акв., тушь, гуашь, 2003 г., частное собрание.
Без названия. | 21х30, бум., тушь, акв., гуашь, 2001 г., собственность автора.
Без названия. | 29х21, бум., акв., тушь, 1999 г., собственность автора.
Без названия. | 21х15, бум., гуашь, акв., 1999 г., собственность автора.
«Башню сорвало». | 20х27, ДВП, м., коллаж, 2001 г., собственность автора.
«Многоклеточное». | 29х21, бум., гуашь, тушь, акв., 2004 г., собственность автора.
Без названия. | 35х50, бум., акв., гуашь, к., гел. ручка, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 35х25, бум., тушь, гуашь, акв., коллаж, 2003 г., собственность автора.
Без названия. | 20х30, тон. бум. (кофе), шар. ручка, 2003 г., собственность автора.
Прямая речь | И это все о нем
Художник Елена Платунова: «Первое, что пришло в голову, когда я увидела работы Андрея, были строки из Кинчева: „Черно-красный мой цвет, / Но он выбран, увы, не мной. / Кто-то очень похожий на стены / Давит меня собой“. А приглядевшись уже повнимательнее, понимаешь, что это результат мощного поиска, что ему не все равно - не наплевать на окружающий мир, что у него свой взгляд, свое восприятие реальности. Хотя видно, что он не варится в собственном соку - в работах заметно влияние тех же Мунка и Дали, на уровне минимальных цитат, но это чувствуется все равно.
Очень интересно, кстати, что они почти все не имеют названия - возможно, это такой сознательный ход, но каждый человек, который будет смотреть, станет плавать в своих ассоциациях, не нагруженный авторскими стереотипами.
То есть как с большинством работ тут не получится - посмотрел и забыл, больше никогда не вспомнится. А здесь можно не только смотреть, но еще и думать к тому же. Просто Андрей создает сложные и запоминающиеся образы, которые на фоне всех этих успешно выставляющихся и продающихся пейзажей и натюрмортов, стоят особняком. Понятно, что они рассчитаны совсем не на широкий круг - у него своя ниша».
Галерист, художник art_propaganda: «С Андреем я заочно познакомился через газету „Ю“, прочитав там не только статью о нем, но и его стихи. И это заинтересовало - подобное творчество выделяется из той массы, к которой привыкли в Юрге. Потом был „Ю-art“ - там знакомство стало уже реальным, начали общаться, работать вместе.
На самом деле в Андрее живет одна из немногих родственных мне душ, и мне очень легко о нем говорить.
Он действительно большой художник, и это касается всего. Я бы не сказал, что его стихи сильно отличаются от его фотографий или рисунков - их темы достаточно сильно переплетены, все это нужно воспринимать целостно. Андрей человек очень сложный, больше предпочитающий слушать, нежели чем говорить, так вот в своем творчестве он высказывается по полной.
В его работах, помимо множества заложенных смыслов, мне нравится та „сделанность“, когда человек может на маленьком кусочке бумаги создать целый бесконечный мир. То есть кто-то делает один мощный штрих, а Андрей погружается в атомы, ему интереснее внутренняя природа.
Но я чувствую, что его очень сильно угнетают местный социум, местная атмосфера. И если ему создать нормальные условия, это выльется в массу интересных работ. А так они у него получаются с внутренним надрывом, видна загнанность. И я никоим образом не склонен в этом обвинять Андрея, я склонен списывать это на атмосферу города. Беречь таких людей нужно, помогать им, охранять от негатива. Только тогда мы станем иметь результаты творческого труда, над которыми будет приятно подумать».
Художник zh_g_fedorova: «Андрей очень самобытный автор. Ярко индивидуален, непростой. Его работы подкупают меня именно своей сложностью, мне интересен его стиль. Он смешивает свой эмоциональный мир с реальным, видно, что у него очень богатое внутреннее содержание. Чувствуются динамика, противоречия, конфликт, борьба с самим собой - об этом говорят цвета, обилие линий, контрастов. И очень хорошо, что это выплескивается в фотографиях, в стихах, в живописи. Зрителю, созерцающему его работы, тоже будет над чем подумать относительно себя.
Как мне кажется, Андрей все же в поиске, по-прежнему ищет новые формы. Хотя у него уже выработался свой узнаваемый почерк, и можно смело сказать, что как художник он состоялся».
Педагог, художник Ирина Щербинина: «Не будучи лично знакомой с Андреем, с его творчеством встречи имела. И это как раз тот исключительный случай, когда отсутствие профессионального образования не мешает. Талантливые дилетанты, не зная правил, порой разрушают застывшие каноны. Не буду говорить „за все изобразительное искусство“, но в Юрге в условном, абстрагированном направлении так никто не работает. У Андрея, несмотря на сложность композиций, нет нарочитой „накрученности“, чем грешат многие. Для него такой способ выражения естественен, потому и работы его интересны».