С праздником!
Есть такой замечательный человек - Ульяна Меньшикова. Она регент, она православный писатель, она - она много что она, но пока для не знакомых с ней - вот эти два понятия, а кто знаком, тому и рассказывать не имеет смысла - и так все знаете. :)
Сегодня прочитала у нее чудесный рассказ про Сретенскую службу. Не могу не поделиться.
С праздником, дорогие мои!
Лет десять назад, накануне Сретенской литургии, глубокой ночью раздался звонок.
- Меньшикова, выручай, у нас утром на литургии архиерей, а у меня регент рожать на две недели раньше уехала, отец диакон сейчас позвонил, супруг ее. Приезжай, а? Выручи.. Я машину за тобой уже отправил.
- Слушай, отец Сергий, у меня же утром две литургии, ранняя и поздняя, молебен, меня кто отпустит с двунадесятого праздника?
- Меньшикова... Не добивай меня, машина в пути. Престол. Архиерей. Регент в роддоме. А я в реанимацию уеду, так вижу.
И положил трубку. Хороший ход. Правильный. У него там горе, а жестоковыйная Меньшикова сидит в своей Москве и в ус не дует. Плюет на друзей с высокой колокольни.
Перезваниваю.
- Певчие-то хоть у тебя есть? Или тоже все в роддоме?
- Приедешь?! Ты приедешь?!
- Приеду. Не каждый день регенты рожают в престольный праздник. Давай по делу - кто поёт, сколько человек, ноты есть? Во сколько начало?
Связь обрывается на полуслове. Набираю еще и еще раз. Не музыкальный ровный голос сообщает мне, что абонент временно не доступен.
Поднимаюсь, кое-как привожу себя в порядок. Набираю номер своей певчей, умеющей регентовать.
- Оля, прости, что среди ночи. Меня не будет сегодня на службе, проведи сама, пожалуйста, ноты в шкафу, в синей папке.
Сонная Ольга, зная меня не первый год, зевает.
- Что - то случилось? Или просто опять спасаем человечество?
- Типа того, потом расскажу. Случилось и спасаем.
- Слава Богу, ничего нового. Проведу. Что настоятелю сказать?
- Расскажи про человечество. Ну и про спасение, если не забудешь.
- Принято, позвони, как всех спасешь. С праздником, дорогая.
- И тебя, сестра, с праздником. Досыпай.
Начинаю метаться по дому в поисках хоть каких-то нот. Что брать? Двухголосие? У них там поющих, в последний мой приезд, было две с половиной бабушки... Да нет, поди к празднику наскребли денег хотя бы на квартет из московских певчих... Хотя... Хватаю ноутбук, принтер, все вместе упаковываю в сумку. На месте разберемся, напечатаю, если что, на флешках полно материала для любых составов.
Звонок, машина у подъезда. Пять утра. За рулем помощник батюшки во всех делах, не молодой уже "старче Анатолий", как в шутку называет его настоятель, а с ним и весь его немногочисленный приход.
Анатолий из бывших военных. Боевой офицер, прошедший не одну "горячую точку". Такой сплав богатыря и "дядьки Черномора". Громадного роста, с белоснежной бородой-он производит неизгладимое впечатление. Мне каждый раз хочется нарядить его в красный кафтан и шапку, вручить мешок с подарками, и сразу же начать отмечать Новый год, независимо от сезона.
- Ты к нам насовсем?,- Анатолий берет у меня из рук здоровенную сумку.
- До последней исполати точно.
Садимся в машину.
- Ну, с Богом! Матушка, Пресвятая Богородица, благослови! Пристегивайся, Ульяна, с ветерком поедем, чтобы не опоздать.
Я истово крещусь, призывая на помощь всех святых, зная уже, что значит безобидное "с ветерком" из уст Анатоля и мы мчимся по еще не проснувшейся Москве, третьему кольцу и, наконец, оказываемся на шоссе, ведущем на север.
За час, "с ветерком" уносимся на сто с лишним километров от города. Подъезжаем к храму, навстречу нам, "каравеллой по волнам" бежит батюшка в развевающейся на ветру рясе.
- Слава Богу, дождался! Живая? А я на радостях, что ты едешь телефон из рук выронил, да он об пол тотчас и разбился, пол-то у нас каменный.
Идем в дом причта, по - скору меня угощают чаем. Узнаю обстановку. Певчие приглашенные, кто и откуда отец - настоятель не знает. Регент обещала сюрприз и, надо сказать, преуспела в этом.
- Состав хоть какой, знаете? Смешанный? Однородный? Мужчины? Женщины?
- Да не допрашивай ты меня. Говорю-же, не знаю. Сюрприз был. (Вздыхает) ..
- Ладно, отец, пойдем на клирос, посмотрим, что там есть.
Клирос встречает нас девственной чистотой пультов. Я потихоньку завожусь.
- Ты как себе это представляешь, отец?! С кем поем - не знаем, что поем - не ведомо. Я могу хоть сейчас всю службу распечатать, но пока я не пойму, с кем мне тут время коротать - я ничего не могу сделать. Ты же сам регент, не мне тебе тонкости объяснять.
Батюшка встаёт, широким крестом благословляет меня и вместо привычного "Бог благословит", произносит: "Ты - сильная, ты справишься!", и шустро убегает.
Сижу я возле своей сумы, полной бесполезной электронной техники и скорбно молюсь, причитая, как водится.
- Матушка, Пресвятая Богородица! Вот за что мне это все?! В Москве состав родненький, все впето-отрепетировано. Всенощную вчера так хорошо спели... Спи и пой. Все под рукой. Что я тут буду делать? Что петь? А вдруг архиерей строгий?
Но, причитай, не причитай, дело делать надо. Достаю аппаратуру, начинаю печатать последование архиерейской литургии. Печатаю и сама себя накручиваю.
- Как мне "встречу" петь одной? На глас? Читком? Мелодию на октаву ниже? Да что ж я такая дурында, почему не отказалась?
Мимо меня туда-сюда бегают беззаботные пономари, диакон, батюшка. На меня никто не обращает внимания. Стою красноносым Робинзоном на хорах, как на необитаемом острове, жду Пятниц, уже хоть каких - нибудь, хоть столетних, хоть неумелых, лишь бы не одной.
Отцы, приехавшие на праздничную службу чинно облачаются, выходят по одному из алтаря, ко мне снисходит архиерейский протодиакон, приехавший чуть раньше, чтобы все подготовить к служению преосвященнейшего.
- С праааздником, матушка! О, чего это у нас глаза на мокром месте? Исповедалась от души перед праздником?, - смеется диакон?
- Или боитесь? Не переживайте, владыка очень добрый, и певчих любит. Вы не волнуйтесь, пойте бодренько-празднично, только не кричите и все хорошо пройдет. Давайте договоримся, как и кто тропари по входе будет петь.
А я уже от тембра диаконского еще больше завяла. Там не голос, там голосище! Богатый, густой. Если он вполголоса говорит, а паникадило уже раскачивается, как же он служить-то будет? Что я ему противопоставлю на ектениях? Сипелку - жалейку свою одинокую? Ангел-хранитель, миленький, унеси меня отсюда! Да хоть даже и туда, где "ни печали, ни воздыхания", мне уже все равно!
Но... Никто меня никуда не унес, записали мы с отцом диаконом на поминальном листочке кто что поёт и опять я осталась одна. Смотрю на часы. До приезда архиерея уже считанные минуты. Никого нет. Клирос пуст, хладен и тих, как могила. Музыкальная могила, в которую я сама себя притащила.
Что остается делать в такой ситуации? Рвать шали и волосы? Посыпать голову кадильным пеплом и панихидным песочком? Нет. Неправильно. Правильно - положиться на волю Божию. Что я и поспешила сделать. Потому, что сил на качественное страдание уже не осталось, а страдать в пол-ноги не мой стиль.
И только я начала мечтать, как красиво умру на запричастном концерте, во время исполнения "Ныне отпущаеши раба твоего Владыко"..., как с колокольни раздался праздничный трезвон и диакон мощным басом провозгласил: "Прээээмууудрооость".
Сердце мое трижды остановилось, трижды перевернулось, я набрала воздуха, как перед погружением в озеро Байкал и запела "От восток солнца до запад" и дальше по последованию. Такой импровизации, такого мощного в своей непредсказуемости смешения стилей и мелодий стены того, трехсотлетнего храма точно не слышали.
Византийский и столповой распевы чередовались с залихватским партесом и монастырскими подобнами, Шмелькова плавно переходила в Чайковского (о, этот героический напев "Трисвятого", кто перед ним устоит?), Чесноков вплетался в Калинникова и Львова, болгарский роспев боролся с киевским, уходя в кадансах в почаевские умилительные доминанты.
Старалась, как могла. Ноты-то не успела распечатать. Только текст перед глазами.
Тем временем владыку переоблачили и он подошел молиться к иконам Спасителя и Богородицы, стоящих аккурат параллельно клиросу. Его преосвященство внимательно посмотрел на мое натруженное вокалом лицо, улыбнулся и благословил мое одиночное клиросное стояние.
Отец протодиакон, правда, то ли от восторга, то ли от желания сделать службу более торжественной, вопиял прошения так зычно и громко (а я-то помню, что он просил хор не кричать! Я всеее помню!), что для того, чтобы поддержать хоть какой-то наш с ним вокальный баланс, мне пришлось вспомнить все уроки вокала от первого и до последнего академического часа и тоже вопиять ко Господу на двух форте.
Так мы с ним шли дуэтом до "Трисвятого". А трисвятое на архиерейской поется антифонно (попеременно), там целая схема, где начинает хор, потом подхватывает священство, потом опять хор.
Чувствую-не потяну я антифонно с алтарем. Не те у меня возможности пятнадцать здоровых мужчин перепеть. Выглядываю из-за иконы, маячу прихожанам, мол, подпевайте! Не бойтесь. Пою-запеваю дальше и вдруг понимаю, что народ поет не хуже, а где-то даже и лучше и священства и меня (хотя с меня там какой уж спрос, с одинокой ивушки). Я аж замолчала. А в народном хоре такая гармония и сладкоголосие образовались, что, хоть впору сумочку с принтером под мышку и домой-домой. Без меня споют.
И тут, когда я вторично попыталась высунуть нос из-за иконы, которая закрывала клирос, любопытного носа моего коснулось (черное ангельское крыло) что-то темное, шуршащее и пахнущее хорошим ладаном. Одно, второе, третье, четвертое, пятое...
На клирос во время возглашения прокимна взошли пять ангелов в монашеских облачениях и одновременно, как по команде сделали передо мной земной поклон.
- Матушка, прости, машина сломалась в поле!
(Я быстро сообразила, что этот ангельский черноризный отряд и есть тот сюрприз, который страдающая ныне в роддоме регентша хотела преподнести своему настоятелю и прихожанам)
- Отцы, вставайте, петь надо, нот нет, матушки вашей нет, рожать уехала. Есть я и мы сейчас с вами все будем петь по памяти.
Но ангелы они на то и ангелы, чтобы приносить благие вести. Ноты у них были с собой, правильные, хорошо подобранные, отлично отрепетированные и мне оставалось только задавать тон и чуть контролировать динамику, чтобы "не кричали", как просил отец протодиакон.
И когда на запричастном братия-монаси запели "Ныне отпущаеши" Давидовского, с соло баритона, я и взаправду чуть не умерла, как и собиралась в начале службы, только уже не от ужаса и безысходности, а от того молитвенного умиления, которое возносит в мир горний, где "ни печали, ни воздыхания", а только покой и радость.
Солист не солировал, он молился, не пережимая звук, не атакуя, пел просто, именно так, как и нужно петь это песнопение, чтобы не превратить его в романс.
Потом мы спели молебен, сходили крестным ходом вокруг храма, где священнический и клиросно-иноческий хор насоревновались в громкости на славу.
А в конце службы владыка сказал замечательную проповедь. О празднике, как и положено и еще о том, что и "один в поле воин" и что, отринув страх и свою самость с вечными: "Я сам, я сама" и положившись на волю Господа, возможно все, вплоть до личной встречи с ним на ступенях храма. Главное - верить. И ждать. И все случится так, как и должно случиться, как бы ты не бежал и как бы не рвал свое сердце.
А в конце проповеди владыка подарил мне огромный букет цветов и попросил, чтобы я одна, без братии, "под крест", спела запевы Сретения .
"Богородице Дево, упование Христианом, покрый, соблюди и спаси на Тя уповающих". А отцы и всечестные иноки тихонечко мне подпевали.
С праздником Сретения Господня! С уважением,Ульяна Меньшикова.
(с)
Сегодня прочитала у нее чудесный рассказ про Сретенскую службу. Не могу не поделиться.
С праздником, дорогие мои!
Лет десять назад, накануне Сретенской литургии, глубокой ночью раздался звонок.
- Меньшикова, выручай, у нас утром на литургии архиерей, а у меня регент рожать на две недели раньше уехала, отец диакон сейчас позвонил, супруг ее. Приезжай, а? Выручи.. Я машину за тобой уже отправил.
- Слушай, отец Сергий, у меня же утром две литургии, ранняя и поздняя, молебен, меня кто отпустит с двунадесятого праздника?
- Меньшикова... Не добивай меня, машина в пути. Престол. Архиерей. Регент в роддоме. А я в реанимацию уеду, так вижу.
И положил трубку. Хороший ход. Правильный. У него там горе, а жестоковыйная Меньшикова сидит в своей Москве и в ус не дует. Плюет на друзей с высокой колокольни.
Перезваниваю.
- Певчие-то хоть у тебя есть? Или тоже все в роддоме?
- Приедешь?! Ты приедешь?!
- Приеду. Не каждый день регенты рожают в престольный праздник. Давай по делу - кто поёт, сколько человек, ноты есть? Во сколько начало?
Связь обрывается на полуслове. Набираю еще и еще раз. Не музыкальный ровный голос сообщает мне, что абонент временно не доступен.
Поднимаюсь, кое-как привожу себя в порядок. Набираю номер своей певчей, умеющей регентовать.
- Оля, прости, что среди ночи. Меня не будет сегодня на службе, проведи сама, пожалуйста, ноты в шкафу, в синей папке.
Сонная Ольга, зная меня не первый год, зевает.
- Что - то случилось? Или просто опять спасаем человечество?
- Типа того, потом расскажу. Случилось и спасаем.
- Слава Богу, ничего нового. Проведу. Что настоятелю сказать?
- Расскажи про человечество. Ну и про спасение, если не забудешь.
- Принято, позвони, как всех спасешь. С праздником, дорогая.
- И тебя, сестра, с праздником. Досыпай.
Начинаю метаться по дому в поисках хоть каких-то нот. Что брать? Двухголосие? У них там поющих, в последний мой приезд, было две с половиной бабушки... Да нет, поди к празднику наскребли денег хотя бы на квартет из московских певчих... Хотя... Хватаю ноутбук, принтер, все вместе упаковываю в сумку. На месте разберемся, напечатаю, если что, на флешках полно материала для любых составов.
Звонок, машина у подъезда. Пять утра. За рулем помощник батюшки во всех делах, не молодой уже "старче Анатолий", как в шутку называет его настоятель, а с ним и весь его немногочисленный приход.
Анатолий из бывших военных. Боевой офицер, прошедший не одну "горячую точку". Такой сплав богатыря и "дядьки Черномора". Громадного роста, с белоснежной бородой-он производит неизгладимое впечатление. Мне каждый раз хочется нарядить его в красный кафтан и шапку, вручить мешок с подарками, и сразу же начать отмечать Новый год, независимо от сезона.
- Ты к нам насовсем?,- Анатолий берет у меня из рук здоровенную сумку.
- До последней исполати точно.
Садимся в машину.
- Ну, с Богом! Матушка, Пресвятая Богородица, благослови! Пристегивайся, Ульяна, с ветерком поедем, чтобы не опоздать.
Я истово крещусь, призывая на помощь всех святых, зная уже, что значит безобидное "с ветерком" из уст Анатоля и мы мчимся по еще не проснувшейся Москве, третьему кольцу и, наконец, оказываемся на шоссе, ведущем на север.
За час, "с ветерком" уносимся на сто с лишним километров от города. Подъезжаем к храму, навстречу нам, "каравеллой по волнам" бежит батюшка в развевающейся на ветру рясе.
- Слава Богу, дождался! Живая? А я на радостях, что ты едешь телефон из рук выронил, да он об пол тотчас и разбился, пол-то у нас каменный.
Идем в дом причта, по - скору меня угощают чаем. Узнаю обстановку. Певчие приглашенные, кто и откуда отец - настоятель не знает. Регент обещала сюрприз и, надо сказать, преуспела в этом.
- Состав хоть какой, знаете? Смешанный? Однородный? Мужчины? Женщины?
- Да не допрашивай ты меня. Говорю-же, не знаю. Сюрприз был. (Вздыхает) ..
- Ладно, отец, пойдем на клирос, посмотрим, что там есть.
Клирос встречает нас девственной чистотой пультов. Я потихоньку завожусь.
- Ты как себе это представляешь, отец?! С кем поем - не знаем, что поем - не ведомо. Я могу хоть сейчас всю службу распечатать, но пока я не пойму, с кем мне тут время коротать - я ничего не могу сделать. Ты же сам регент, не мне тебе тонкости объяснять.
Батюшка встаёт, широким крестом благословляет меня и вместо привычного "Бог благословит", произносит: "Ты - сильная, ты справишься!", и шустро убегает.
Сижу я возле своей сумы, полной бесполезной электронной техники и скорбно молюсь, причитая, как водится.
- Матушка, Пресвятая Богородица! Вот за что мне это все?! В Москве состав родненький, все впето-отрепетировано. Всенощную вчера так хорошо спели... Спи и пой. Все под рукой. Что я тут буду делать? Что петь? А вдруг архиерей строгий?
Но, причитай, не причитай, дело делать надо. Достаю аппаратуру, начинаю печатать последование архиерейской литургии. Печатаю и сама себя накручиваю.
- Как мне "встречу" петь одной? На глас? Читком? Мелодию на октаву ниже? Да что ж я такая дурында, почему не отказалась?
Мимо меня туда-сюда бегают беззаботные пономари, диакон, батюшка. На меня никто не обращает внимания. Стою красноносым Робинзоном на хорах, как на необитаемом острове, жду Пятниц, уже хоть каких - нибудь, хоть столетних, хоть неумелых, лишь бы не одной.
Отцы, приехавшие на праздничную службу чинно облачаются, выходят по одному из алтаря, ко мне снисходит архиерейский протодиакон, приехавший чуть раньше, чтобы все подготовить к служению преосвященнейшего.
- С праааздником, матушка! О, чего это у нас глаза на мокром месте? Исповедалась от души перед праздником?, - смеется диакон?
- Или боитесь? Не переживайте, владыка очень добрый, и певчих любит. Вы не волнуйтесь, пойте бодренько-празднично, только не кричите и все хорошо пройдет. Давайте договоримся, как и кто тропари по входе будет петь.
А я уже от тембра диаконского еще больше завяла. Там не голос, там голосище! Богатый, густой. Если он вполголоса говорит, а паникадило уже раскачивается, как же он служить-то будет? Что я ему противопоставлю на ектениях? Сипелку - жалейку свою одинокую? Ангел-хранитель, миленький, унеси меня отсюда! Да хоть даже и туда, где "ни печали, ни воздыхания", мне уже все равно!
Но... Никто меня никуда не унес, записали мы с отцом диаконом на поминальном листочке кто что поёт и опять я осталась одна. Смотрю на часы. До приезда архиерея уже считанные минуты. Никого нет. Клирос пуст, хладен и тих, как могила. Музыкальная могила, в которую я сама себя притащила.
Что остается делать в такой ситуации? Рвать шали и волосы? Посыпать голову кадильным пеплом и панихидным песочком? Нет. Неправильно. Правильно - положиться на волю Божию. Что я и поспешила сделать. Потому, что сил на качественное страдание уже не осталось, а страдать в пол-ноги не мой стиль.
И только я начала мечтать, как красиво умру на запричастном концерте, во время исполнения "Ныне отпущаеши раба твоего Владыко"..., как с колокольни раздался праздничный трезвон и диакон мощным басом провозгласил: "Прээээмууудрооость".
Сердце мое трижды остановилось, трижды перевернулось, я набрала воздуха, как перед погружением в озеро Байкал и запела "От восток солнца до запад" и дальше по последованию. Такой импровизации, такого мощного в своей непредсказуемости смешения стилей и мелодий стены того, трехсотлетнего храма точно не слышали.
Византийский и столповой распевы чередовались с залихватским партесом и монастырскими подобнами, Шмелькова плавно переходила в Чайковского (о, этот героический напев "Трисвятого", кто перед ним устоит?), Чесноков вплетался в Калинникова и Львова, болгарский роспев боролся с киевским, уходя в кадансах в почаевские умилительные доминанты.
Старалась, как могла. Ноты-то не успела распечатать. Только текст перед глазами.
Тем временем владыку переоблачили и он подошел молиться к иконам Спасителя и Богородицы, стоящих аккурат параллельно клиросу. Его преосвященство внимательно посмотрел на мое натруженное вокалом лицо, улыбнулся и благословил мое одиночное клиросное стояние.
Отец протодиакон, правда, то ли от восторга, то ли от желания сделать службу более торжественной, вопиял прошения так зычно и громко (а я-то помню, что он просил хор не кричать! Я всеее помню!), что для того, чтобы поддержать хоть какой-то наш с ним вокальный баланс, мне пришлось вспомнить все уроки вокала от первого и до последнего академического часа и тоже вопиять ко Господу на двух форте.
Так мы с ним шли дуэтом до "Трисвятого". А трисвятое на архиерейской поется антифонно (попеременно), там целая схема, где начинает хор, потом подхватывает священство, потом опять хор.
Чувствую-не потяну я антифонно с алтарем. Не те у меня возможности пятнадцать здоровых мужчин перепеть. Выглядываю из-за иконы, маячу прихожанам, мол, подпевайте! Не бойтесь. Пою-запеваю дальше и вдруг понимаю, что народ поет не хуже, а где-то даже и лучше и священства и меня (хотя с меня там какой уж спрос, с одинокой ивушки). Я аж замолчала. А в народном хоре такая гармония и сладкоголосие образовались, что, хоть впору сумочку с принтером под мышку и домой-домой. Без меня споют.
И тут, когда я вторично попыталась высунуть нос из-за иконы, которая закрывала клирос, любопытного носа моего коснулось (черное ангельское крыло) что-то темное, шуршащее и пахнущее хорошим ладаном. Одно, второе, третье, четвертое, пятое...
На клирос во время возглашения прокимна взошли пять ангелов в монашеских облачениях и одновременно, как по команде сделали передо мной земной поклон.
- Матушка, прости, машина сломалась в поле!
(Я быстро сообразила, что этот ангельский черноризный отряд и есть тот сюрприз, который страдающая ныне в роддоме регентша хотела преподнести своему настоятелю и прихожанам)
- Отцы, вставайте, петь надо, нот нет, матушки вашей нет, рожать уехала. Есть я и мы сейчас с вами все будем петь по памяти.
Но ангелы они на то и ангелы, чтобы приносить благие вести. Ноты у них были с собой, правильные, хорошо подобранные, отлично отрепетированные и мне оставалось только задавать тон и чуть контролировать динамику, чтобы "не кричали", как просил отец протодиакон.
И когда на запричастном братия-монаси запели "Ныне отпущаеши" Давидовского, с соло баритона, я и взаправду чуть не умерла, как и собиралась в начале службы, только уже не от ужаса и безысходности, а от того молитвенного умиления, которое возносит в мир горний, где "ни печали, ни воздыхания", а только покой и радость.
Солист не солировал, он молился, не пережимая звук, не атакуя, пел просто, именно так, как и нужно петь это песнопение, чтобы не превратить его в романс.
Потом мы спели молебен, сходили крестным ходом вокруг храма, где священнический и клиросно-иноческий хор насоревновались в громкости на славу.
А в конце службы владыка сказал замечательную проповедь. О празднике, как и положено и еще о том, что и "один в поле воин" и что, отринув страх и свою самость с вечными: "Я сам, я сама" и положившись на волю Господа, возможно все, вплоть до личной встречи с ним на ступенях храма. Главное - верить. И ждать. И все случится так, как и должно случиться, как бы ты не бежал и как бы не рвал свое сердце.
А в конце проповеди владыка подарил мне огромный букет цветов и попросил, чтобы я одна, без братии, "под крест", спела запевы Сретения .
"Богородице Дево, упование Христианом, покрый, соблюди и спаси на Тя уповающих". А отцы и всечестные иноки тихонечко мне подпевали.
С праздником Сретения Господня! С уважением,Ульяна Меньшикова.
(с)