Как мы ездили в Луганск.

Feb 05, 2015 09:58

Этим летом в мою жизнь вошла война.



До этого война была в книгах, в рассказах бабушек, в последней фотографии деда перед отправкой на фронт, в каких-то далеких странах и телевизионных сюжетах. Этим летом война для меня стала реальностью, совершенно невозможной, непредставимой и не укладывающейся в голове. Как могла случиться война война в моей жизни?! Могла ли я представить, предположить, допустить возможность, что она может быть на Украине? На границе с Россией? Как я не верила до последнего, даже когда уже были бои под Луганском мне все казалось, что это ненадолго, что все закончится. Как уезжали мои друзья из города, как замирало сердце, пока в фейсбуке не появлялись скупые строчки «мы в безопасности».
Моему папе 75 лет, маме - 72, они живут в Луганске. Они никогда не хотели уехать и не хотят теперь: у них там дом, построенный своими руками, свой сад, полянка ландышей под черешней, у них там вся их жизнь. Им слишком много лет, чтобы начинать заново и слишком слабое здоровье, чтобы пережить это все.

Сначала исчез интернет и перестал работать домашний телефон. Потом пропало электричество и следом за ним не стало воды, но сохранялась мобильная связь, пусть и плохая, пусть только где-то на чердаке: снарядами повередило вышки. Тогда же начались сильные бои за стратегическую высоту недалеко от дома родителей. А потом окончательно исчезла мобильная связь, это произошло в июле, следующий раз я смогу поговорить с родителями 30 сентября, потом связи не будет еще месяц. Каждый день, каждый божий день я буду начинать с чтения военных сводок, я буду смотреть на разрушенный Луганск и бояться увидеть дом, и читать сотни сообщений о попаданиях снарядов, о раненых, убитых и попавших в плен, я буду жить войной.

15 ноября 2014 года мы сестрой olga_podolska вылетели в Ростов-на-Дону. Мы отдавали себе отчет, что это опасно, что мы едем на войну, но там были наши родители, без денег и без лекарств. И еще мы хотели их увидеть и обнять, война не щадит никого и второго шанса может не быть. Наш план был не привлекая к себе пристального внимания, добраться до Ростова, а оттуда уже как-нибудь в Луганск, довольно туманно себе представляя, как именно. В очереди на регистрацию мы были как Штирлиц с парашютом за на улицах Берлина: красная и фиолетовая куртки среди черной одежды, все люди в черном и тут такие мы, с маскировкой сложилось не очень. И одна сумка с лекарствами на двоих вместо багажа. Треть самолета занимали военные и один на них всех священник, все они потом в Ростове уехали на специальном автобусе прямо с летного поля, мы же отправились на автовокзал.

В Ростове явственно ощущается, что ты уже рядом с войной: вроде бы и магазины открыты, транспорт ходит, но напряжение разлито в воздухе, тревожно. Теоретически какой-то рейсовый автобус ходил с центрального автовокзала из Ростова в Луганск, выезжая около полуночи, но практически никто не мог сказать, есть этот автобус, поедет ли он и если поедет, то когда и куда приедет в Луганске. А в Луганске был комендантский час и находящиеся во внеурочное время на улице могли попасть в подвал к ополченцам, это было бы обидно. Некоторую надежду внушали личности с серыми лицами в камуфляжных штанах и черных куртках, выкрикивавшие в зале продажи билетов «Донецк!Донецк!», значит, в Луганск доберемся.

И нам начало везти и везло до самого конца - мы вернулись. Послонявшись с полчасика по автовокзалу я решила выйти покурить, почему-то на перрон, и тут прямо передо мной останавливается старый разбитый ПАЗик, из него выпрыгивает человек в камуфляже и уходит куда-то в недра вокзала, а водитель ставит табличку ЛУГАНСК под лобовое стекло. Я ловлю водителя и говорю, что нам очень надо в Луганск, он посылает в кассу за билетами, мы бежим в кассу, нам отвечают, что нет никакого автобуса, мы опять бежим к автобусу, нас опять отправляют в кассу, уже в другую, мы стоим в очереди и покупаем билеты, то есть это не билеты, а просто бумажки какие-то с написанными от руки номерами, грузимся в автобус. Тут же приходит кассирша и передает человеку в камуфляже деньги, которые мы только что заплатили за билеты в кассе. Доехать до Луганска стоит 1000 рублей. Человека в камуфляже зовут Дима, он ополченец, он сопровождает автобус и проведет нас через все блок-посты живыми и невредимыми.

Мы едем, автобус дребезжит и трясет, я сижу в самом конце, где-то между тюками чужих вещей, дует из окна и мерзнут ноги, сестра сидит в середине автобуса, там работает самопальная печка и очень душно. С нами в Луганск возвращаются пожилая супружеская пара и две семьи: родители с ребенком лет трех и многочисленное семейство, состоящее из молодой бабушки, юных родителей и трех маленьких детей, младшему 6 месяцев, они едут откуда-то из Омска. Общие настроения возвращенцев позитивные, объявлено перемирие, все считают, что самое страшное позади. При этом все также знают, что война продолжается, все обсуждают с Димой, в каких районах города наиболее неспокойно, где сейчас проходит линия фронта. Мы с сестрой отмалчиваемся, нас может выдать акцент. Отделываемся скупыми фразами, что едем к родителям.

На таможне в Изварино мы заполняем иммиграционные карты, начальница смены требует вытащить из автобуса все сумки для досмотра, приходит пограничник с собакой, но посовещавшись с коллегами уходит, тащим сумки обратно. Через несколько километров - украинская таможня, бывшая украинская, Дима говорит: «Добро пожаловать в ЛНР! Тут я дома!». Я пишу последнюю смс-ку и отключаю телефон. Темнота, света нигде нет, Дима берет пакет с сигаретами и водкой и идет проведать таможенников ЛНР, мы проезжаем. Теперь мы едем по территории ЛНР, здесь нет электричества и выбоины на дороге, мы проезжаем какие-то села, все черно, не горят окна в домах, не горят фонари. Изредка встречаются открытые магазины, точнее, маленькие окошки, через которые производится обмен деньги-товар, там призрачный свет от аккумуляторов, встречных машин нет. Казачий блок-пост, в бочке горит бревно, человек с автоматом заглядывает в автобус - «Все местные?», Дима уверяет, что все, вручает пару блоков сигарет, это ходовая валюта в ЛНР, я на всякий случай прячусь за занавеской, но нас отпускают и мы едем дальше.

Луганск. Все та же темень. Город, в котором когда-то было 600 тысяч населения укрыт темнотой, ни одного горящего фонаря, ни одного светофора, нет машин, нет людей. Странное, нереальное, тягучее ощущение как в фильмах по Кингу: сейчас ничего не происходит, но ты понимаешь, что в кошмаре. Черные окна, черные дома, кое-где виден слабый свет, потом я узнаю, что местные жители приспособили к автомобильным аккумуляторам лампочки, в ноябре темнеет рано, а так можно даже книжку почитать, такая конструкция есть у моих родителей, и еще керосинка. Дима созванивается с «ребятами», уточняет ситуацию. Первыми мы завозим людей на Вергунку (район города), там рядом бои и к нарушителям комендантского относятся без снисхождения, потом везут остальных, ночная экскурсия по городу, везде темно, я почти не узнаю знакомые места. В полнейшей темноте все еще горит Вечный Огонь - в городе есть газ. Последние остаемся мы с сестрой, едем в отдаленный район, где живут наши родители. Курим, разговариваем, Дима избегает говорить, кем он был до войны. Сейчас он возит людей, его уважают и он «тут всех знает», радуется, что им (ЛНР) помогает Россия, говорит, что если бы не русское оружие и русские военные их бы давно завоевали «нацики», тут же обижается на Украину, что теперь сложно ездить на Киев: автобусы из Луганска очень придирчиво досматривают на украинской территории и вообще относятся как-то недоброжелательно, он на Киев поэтому не ездит. Мы выходим на повороте к поселку и дальше идем пешком, родители нас ждут позже, мы добрались к ним неожиданно быстро.

Дом цел, в доме тепло - есть газ, но нет электричества и воды, к нашему приезду родители на последние остававшиеся деньги купили на рынке селедки, продукты есть, но дорого, конечно. Родители худые, но счастливые - они с нами уже прощались, когда начались сильные обстрелы. Уверяют нас, что это не от голода, а от нервов, правда, мяса не ели с лета и от кусочка курицы маме становится плохо. С гордостью показывают, как здорово обустроили подвал: они там провели три месяца, сейчас вот иногда позволяют себе переночевать в доме, сейчас спокойно - линия фронта в пятнадцати километрах. Я пью наливку, моя мама делает чудесные, лучшие в мире наливки, и хожу курить на улицу, постоянно слышно минометы, родители не обращают внимания - далеко. Все время, что мы проведем в Луганске, минометы будут работать не переставая, фоном. Периодически начинает работать Град, бьет из Камброда куда-то в сторону Счастья. Когда работает Град слышно в доме, дом стоит высоко и войну можно наблюдать в окно. Родители говорят, что ополченцы воевать не умеют, воюет русская армия и с украинской. Собственно, это нам будут говорить все, с кем мы там общались, вне зависимости от взглядов. Поздно ночью, когда мы легли спать, заработал Ураган, дом содрогается и слышен сильный грохот, траекторию снарядов видно в окно, в небе зарево, все как в кино, только намного страшнее, бьет из города по украинским позициям. Это перемирие. Однажды в сильные обстрелы, еще летом, над мамой разорвалась мина, осколки посыпались вокруг, но маму каким-то чудом не задело, осколки родители бережно собрали, чтобы потом показать нам, но соседи сказали не хранить: подобное притягивает подобное, так что осколков мы не увидели, такие сувениры были в каждом доме, утром нам все это покажут в лицах и на местности, где стояла, как свистело…



Утром опять стреляет Град, уже светло и видно облачка взрывов, видно сожженные поля, сколько хватает глаз - черная земля, расслаблено бумкают минометы. Мы идем на поселок за водой, в парке - воронки от мин, на детской площадке играют дошколята, под звуки войны мамы качают детей на качельках. Видны попадания снарядов в дома, обвалившиеся балконы, во многих квартирах нет стекол, окна затянуты пленкой или забиты фанерой, там, где стекла еще есть - заклеены бумагой крест на крест, чтобы не вылетали от взрывов. Вот выбоина в асфальте у остановки, сюда попала мина, погибло семь человек. Вот бывший магазин, стены посечены осколками, вот сгоревшие остовы продуктовых палаток. Маленький местный супермаркет работает, там есть генератор и слабое освещение. На заборе бывшего рынка намалевано ЛНР черной краской, на некоторых домах - желто-голубые флажки и надписи «Луганьск - це Украина!», потом на выезде из города я увижу, что такую надпись переписали на «Луганск - это Россия!» и рядом триколор.

Луганск живет по законам военного времени. Все, что нужно армии самопровозглашенной ЛНР - экспроприируется, все автосалоны разгромлены, видно, что это не попадание снарядов: крыши и балки целы, разбиты только витрины, у частных лиц хорошие машины тоже отбирают, введен налог на тех, у кого еще сохранился свой бизнес. У одного соседа был довольно большой участок у пруда, он там устроил базу отдыха: несколько домиков, мангалы, шашлык, развел в пруду рыбу. Сначала к нему ополченцы ездили просто отдохнуть, потом забрали все на нужды новой республики, эти соседи новую власть не любят. Ополчение вообще неоднородно, там есть и те, кто за идею, и те, кто просто пользуется случаем.

Про симпатии к Украине стоит молчать, вот история с соседней улицы: в поддержке «нациков» был уличен сосед, к нему приехали и за предательство приговорили к повешению, жена умоляла не вешать мужа. Его застрелили, ее повесили.
Всей информацией обмениваются на рынке, все слухи и события там. Говорят вот про Луганский аэропорт, что когда его окружили и выбили почти всех украинских солдат, оставшихся загнали в подвал, им было предложено сдаться. Они отказались, подвал замуровали, солдаты остались в нем. И нет конца этим историям… И про украинскую армию тоже рассказывают, как они забирают у местных еду и одеяла, да, осенью холодно, но те, кто попал между двумя армиями не любит никого и ничего не хочет, лишь бы только это все прекратилось, прекратилась война.
Следующим утром мы уезжаем. Ехать в сторону Киева, как мы собирались сначала, очень опасно, там идут сильные бои. Сосед отвозит нас на место сбора, автобус сопровождает все тот же ополченец Дима. Дима живет моментом, сейчас он нужен и по-своему счастлив, но не понимает, почему не хотят уезжать наши родители и не понимает, зачем люди возвращаются, не верит в будущий мир, да ему и незачем. Еще одна экскурсия по городу, теперь при свете дня. Опять нереальное ощущение, я вижу идущих в школу детей, в смешных шапках и с ранцами, где-то стреляет Град, люди идут на работу. Я вижу места своей юности, следы от попаданий снарядов на домах, закрытые магазины.



Мы выезжаем из города, окраины разрушены больше центра. Стоят неубраные подсолнухи, потом начинается выжженная земля, вся в воронках от снарядов. Огромные такие ямы, вывороченное нутро земли, следы войны. Полей больше нет, деревья в посадках посечены осколками, а кое-где остались только пеньки. Нас трясет на ухабах - дорога тоже пострадала, мы долго едем по Луганщине и везде видна война, она смотрит на нас окнами брошеных домов, разлетевшейся на куски остановкой, черным пеплом полей.
Изварино. При свете дня таможня выглядит живенько, везде люди в новой форме с шевронами Новоросии и с автоматами, внимательно проверяют у всех документы и иммиграционки.



Форма российских таможенников сшита из той же ткани, что и у новороссийских. Россия встречает нас недобро, два часа стоим на таможне, в автобусе собачий холод, выходить нельзя, в итоге все же въезжаем.
Потом сидим в аэропорту, ждем рейса и нервно ржем, в самолете заболеваем то ли от переохлаждения в автобусе, то ли от увиденного. Шереметьево встречает огнями, пряный чай в Старбаксе, совсем другой мир. Мир, который не знает про войну.

Эта война забирает наших с сестрой родителей. Это войну разожгла и питает Россия, своей пропагандой, добровольцами, наемниками и своими военными, своей техникой, своим оружием и боеприпасами. Не делайте вид, что войны нет.

P.S: Фотографии Луганска разрушенного взяты с сайта http://informator.lg.ua Скажу честно, я фотографировать боялась. Но эти дома я видела. Лично. Фотографии шеврона "Новороссии" взяты из открытого источника, кстати, купить его в Москве за 170 руб. может любой желающий.

Previous post
Up