1.
На развилке у Назрани мы простояли недолго. Не успела моя подруга Вика взмахнуть рукой, как рядом притормозила черная иномарка с заветным регионом 95 на номере. Из нее вышел высокий молодой чеченец и гостеприимно распахнул багажник:
- Полезайте!
Потом улыбнулся:
- Да шучу я, шучу. Давайте ваши рюкзаки.
- Не бойтесь, ребята! - отозвался его приятель с переднего сиденья, когда мы удобно разместились, сдвинув вешалки с дорогими костюмами. - Сезон сбора черемши окончен, рабы нынче не нужны, так что никто вас здесь не тронет.
Так, с шутками и прибаутками, мы отправились в Чечню.
- Только имейте в виду, - предупредила Вика. - Нам на посту сказали, что сегодня в Ингушетии была перестрелка.
- Тоже мне проблема! - усмехнулся водитель. - Женился, наверное, кто-то. Из пистолетов пару раз стрельнули, вот федералы и набежали.
Однако далеко уехать не удалось. Дорога на Чечню оказалась блокирована, навстречу нам потянулась вереница БТРов и грузовиков с солдатами.
- Нда, это не свадьба, - задумчиво сказал водитель. - Похоже, кто-то уже никогда не женится.
Он крутанул баранку и резко свернул в ближайший проулок. Вскоре, петляя между домов, мы объехали пост и выбрались на перекрытую трассу.
- Это не опасно? - спросила Вика.
- Ну вы даете, ребята, - удивился водитель. - В Чечню едете и жить хотите! Конечно, опасно! Но мы любим рисковать.
Вскоре машина притормозила у небольшого здания с солдатами. На черной доске мелом был написаны номера угнанных машин.
- Пост "Кавказ", - пояснил друг водителя, пока тот отдавал документы на проверку. - Во время войны страшное было место. Очень здесь любили издеваться и унижать. Заставляли идти на четвереньках, а можно было и просто исчезнуть.
Всю оставшуюся дорогу они рассказывали нам про местные обычаи:
- Чеченцу неприемлем мат. Даже если не на меня, просто в общественном месте, в присутствии моей сестры кто-то выругается - я его поставлю на место.
Но и сама сестра могла получить от брата пулю, если бы вышла замуж за иноверца.
Говорили ребята на русском почти без акцента, это была речь хорошо образованных людей. Вскоре мы привыкли к их своеобразному чувству юмора, да и наш интерес к вайнахской культуре не оставил спутников равнодушными. Хотя им было не по пути, они нас довезли до нужного города и, выйдя из машины, пожали на прощание руки, как принято в Чечне. Граница, похожая на государственную, осталась далеко позади. Мы были в центре республики, и уже поняли, что путешествие будет интересным.
2.
Грозный похож на гигантскую поздравительную открытку - красивый, глянцевый, с витиеватыми изъявлениями благодарности. В самом центре, над куполом шапито, ночами горят огненные письмена - "Рамзан, спасибо за Грозный!" На огромном здании музея, среди стилизованных вайнахских башен - "Рамзан, спасибо за музей!" Рядом - мини-автобус патриотического клуба "Путин" с ликами вождя на каждой занавеске. Повсюду тройки портретов: Кадыров-отец, Кадыров-сын и президент России. Ахмат-хаджи - на фоне неба, где сияет его звезда героя, Рамзан - на фоне родной страны, с такой же звездой на лацкане, Путин - образца 2000 года, а может, еще моложе. На проспекте Путина целый квартал занимают жмущиеся одна к другой аптеки, которых там, наверное, несколько десятков. Страсть именовать улицы в честь живых правителей здесь свойственна не только городам, но и малым деревенькам, благо кавказцы уверены - такие дороги приводят в порядок самыми первыми. Ведь даже мысль об ухабах на улице президента попахивает крамолой. Проспект Путина сходится с проспектом Кадырова в центре, возле мечети "Сердце Чечни", похожей на Голубую мечеть в Стамбуле. Такие же мечети, только поменьше, есть в Гудермесе и небольшом селе, где, как нам объяснил водитель попутки, живет миллиардер и большой друг президента республики. Неподалеку - светящаяся реклама. Усатый боец в буденовке, сжимающий в руках винтовку, сурово наставляет на прохожих палец: "А ты купил квартиру в Грозном?"
Таксист привычно превышает скорость, его тормозит гаишник. Они долго беседуют и расстаются, словно лучшие друзья.
- Заплатил? - спрашиваю я.
- Ты что! Оказалось, мой дядя - его начальник!
Рынок бурлит жизнью. В огромных деревянных барабанах парятся манты, слоями, как блины на масленицу, лежат тонкие чеченские лепешки с творогом и тыквой. Над ларьком гордо синеет название: "Гюльчитай. Оптом и в розницу". Шкворчат галушки, нехотя вытекает из наклоненной банки густая сметана, вкуснее которой, кажется, и вовсе на свете нет.
- Подходи, красавица, - завлекает Вику продавец из Баку. - Тебе грушу за двадцать рублей продам. А тебе, парень, только за тридцать!
Зато женщины в платочках по соседству щедро угощают меня огурцами и квашеной капустой - просто так, на удачу.
Вечер. Когда бродишь по ярко освещенным улицам, любуясь на высотные здания, кажется, что находишься в благополучной стране где-то на юге Западной Европы, и даже вооруженные до зубов полицейские, стоящие на бульваре через каждые 50 метров, лишь слегка подтачивают иллюзию. Тепло, ветки колышет легкий ветерок. В отель "Грозный Сити" пускают совершенно свободно, даже не проверив рюкзаки. Румяный повар проводит нас через кухню, и мы выходим сквозь окно на крышу. Внизу один за другим вспыхивают огни, переливаются многоцветьем фонтаны, на вершинах минаретов "Сердца Чечни" пульсируют красные лампочки.
В крохотном парке возле мечети степенно гуляют супружеские пары. Мужчины с кобурами на поясе, дамы в платочках. Уже одиннадцать вечера, но вокруг резвятся дети. На лицах - радостные, беспечные улыбки. Страха нет, кругом мир и покой.
Поддавшись всеобщему настроению, мы бродим по ночному городу, а когда устаем, обращаемся в мечеть, и ученики медресе провожают нас в дом доброй бабушки, которая сдает двухместную комнату за двести рублей. На тумбочке нас ждет подарок - полное блюдо маленьких эклеров. Такую же порцию она приносит нам утром, к завтраку.
3.
В охотничьем магазине Урус-Мартана - набор оружия, которым остался бы доволен даже герой голливудского боевика. Посередине - загадочная табличка "Пистолеты на масаж не просить пожалуйста". Билайн вместо всероссийского длинноволосого хипаря с голой грудью рекламирует кавказец в балахоне. Неподалеку - социальная реклама со строгой блондинкой и надписью: "Налоги - это цена, которую мы платим за возможность жить в цивилизованном обществе". На вывеске магазина исламской одежды - женщины в хиджабах со смазанными до неузнаваемости лицами и броский слоган: "Европейский стиль, европейское качество!"
А совсем рядом молодая чеченка в короткой юбке и без платка командует рабочими, укрепляющими на здании вывеску студии красоты "Эгоистка". Если у тебя есть подходящие знакомства, можно и здесь одеваться, как на курорте где-нибудь во Франции. Я пытаюсь ее сфотографировать, и Вика испуганно шепчет мне на ухо: "Смотри, кто сзади. Только не очень резко". Я поворачиваюсь и встречаюсь взглядами с двумя спортивными ребятами, у каждого из которых на поясе аж по два пистолета. Киваю им, они улыбаются в ответ, и мы с Викой уходим. Через минуту я выхожу из ступора и с воплем: "Какой кадр упустил!" бегу обратно разыскивать живописных братков, но их уже и след простыл.
4.
Очередной попутчик везет нас из города в город, небрежно бросив на заднее сиденье, рядом со мной, кобуру с пистолетом.
- Я вообще не понимаю этих разговоров - кто хуже, кто лучше. Все нации равны. В войну, еще ребенком, я в Грозном по трупам ходил. Потом лет десять в себя прийти не мог. Как мог народ на народ пойти? Будь ты русский, чечен или папуас - всех Аллах создал. Вот если бы мы вылупились от обезьян, тогда другое дело. Но вы ведь в эту чушь не верите? У вас в России, я знаю, безбожников полно. Говоришь, здесь тоже Россия? Ты это постовым объясни. Почему они меня останавливают на границе республики, словно я в другую страну еду? Да, говорят, ты россиянин. Но ты еще и чеченец...
5.
До озера Казеной Ам мы добираемся с молодым парнем на белоснежной Ауди Кваттро. Роскошная машина недовольно ворчит на рассохшемся серпантине, словно принцесса, которую заставили идти за плугом. Камни скребут днище, вырывая с корнем мелкие детали, полусорванный бампер жалобно болтается, мы хором убеждаем водителя, что доберемся сами, но джигит непреклонен:
- Ребята, что вы! Это не ради вас. Я сам хочу на озеро посмотреть.
Возле Казеной Ам он высаживает нас перед опешившим пастухом, перегоняющим отару овец, и тут же уезжает. Он опаздывает на поминки - восемнадцатилетний двоюродный брат сбежал из дома и отправился воевать в Сирию на стороне повстанцев, где почти сразу был убит. Все семейство в горе и ярости. Сами они - сторонники президента Асада.
- Можно у вас купить сыр? - спрашиваем мы пастуха.
- Какой купить? - обижается он, с трудом подбирая русские слова. - Только подарок! Вы же гости!
В избушке, пока мы запиваем сыр горячим чаем, бородатый крестьянин неожиданно извлекает из-под кровати балалайку и, ловко перебирая струны, затягивает печальную чеченскую песню, тон которой отчаянно контрастирует с его лукавым прищуром.
- Скучно здесь, вот и выучился играть, - поясняет он после импровизированного концерта.
Обратно нас везет на раздолбанном Камазе просветленный водитель, недавно беседовавший с самим президентом республики.
- Отправил я СМСку на телефон в его инстаграме, чтобы нам детский сад и дороги сделали, - вещает он под гул мотора, то и дело хлопая дверцей со сломанным замком. - Не прошло и получаса, как Кадыров мне сам позвонил. Сколько, мол, у вас жителей? Я отвечаю: "Самое меньшее - две тысячи". А он - "Из всех этих людей ты один со мной связался. Тебе и отвечу. Детский сад, дороги - все сделаем. Подождите, до вас очередь еще не дошла". И добавил напоследок: "Обращайся, если что. А хочешь - приезжай сюда, поговорим с глазу на глаз". Я ему: "Не могу, мне работать надо". Он только рассмеялся. "Красавчик, - говорит. - Уважаю тех, кто работает".
И снова - добрая бабушка, и чай, и телевизор, в котором уполномоченный по правам ребенка объясняет внимательному бородачу, какие опасности грозят российским детям в Соединенных Штатах. Звонит водитель потрепанной Ауди - убедиться, что мы благополучно добрались до ночлега.
- Видишь, - с гордостью говорит мне сын доброй хозяйки, - Сейчас все искренние и порядочные люди приезжают в Чечню. Ты, адвокат Павел Астахов...
6.
Блестящая иномарка, слегка подрагивая, обгоняет Лады и Волги простых жителей республики. Кажется, на Северный Кавказ уходит чуть ли не вся продукция отечественного автопрома. На роскошном хайвее скорость почти не чувствуется, и Вика, поглядев на спидометр, не сразу верит глазам:
- 190 километров в час?
- Нет, - успокаивает ее коротко стриженый водитель, с трудом ворочая сломанной челюстью.
- Не 190, а 210! - заканчивает он, вжимая в пол педаль газа.
Вскоре мы тормозим на посту. Полицейский берет под козырек и басит:
- Нарушаете Кодекс Российской Федерации?
- Разумеется! - водитель улыбается так широко, насколько позволяет перелом.
- Ваши права!
- Подожди, друг. Они у меня под задницей, лень доставать. Мы же у себя дома. Зачем злишься? Я только подвезу ребят и сразу же вернусь. Хорошо?
Полицейский отходит, и мы летим дальше.
7.
Аргунское ущелье - наверное, самое прекрасное в республике. Вступаешь на крохотный мостик с низкими перилами, будто бы перекинутый через небольшую ямку - и видишь внизу полускрытый листьями головокружительный провал в пару сотен метров. Неподалеку из скалы выступают две древние родовые башни. Одну из них расстреляли во время войны российские танкисты. Теперь она восстановлена.
- Мы на срочников не в обиде, - говорит водитель, начальник местной охраны. - Солдатики, что с них взять. Сами были не рады сюда угодить. А вот среди контрактников попадались разные...
Внучка льнет к деду с курчавой седой бородой и добрыми лучиками в уголках глаз. Мы сидим за столом, и семья угощает нас скромной, но удивительно вкусной деревенской едой. Я тыкаю вилкой в желток, похожий на крохотное живое солнце, а дед степенно рассказывает о своей жизни, пчелах, хозяйстве, и лишь вскользь сетует, что до войны они жили куда богаче. Потом пришлые люди сожгли и дом, и живую скотину прямо в хлеву.
- Кто все это сделал? - спрашиваю я.
Но он не отвечает, переводя разговор на другую тему.
- Знай, - говорит дед на прощание. - В наших горах можешь смело приходить в любой дом. Везде будут и ночлег, и чай. А где у нас чай, там и голодным не останешься. Мы рады каждому гостю.
Он провожает нас до трассы и помогает остановить машину. Жужжат ленивые пчелы, кони жуют траву, облака набухают дождем над пышно цветущими склонами гор, и невозможно представить здесь войну - ни будущую, ни прошлую.
8.
А еще были девушки в хиджабах, певшие хором:
У крыльца высокого
Встретила я сокола,
Встретила, поверила,
На любовь ответила.
И была новая огромная библиотека, по детским залам которой нас вели увлеченные сотрудницы с горящими глазами, и лезгинка на окраине Грозного, которую я танцевал с местной красавицей под выстрелы проезжающих водителей. И было веселье, и счастье, и так много прекрасных светлых лиц, что иногда и за целый год столько не встретишь. Чечня, словно радушная хозяйка, стремилась показать себя гостям с лучшей стороны, спрятав грязное белье и поломанные вещи по дальним чуланам. В конце концов, была весна, и мало где этот праздник жизни чувствуется так щемяще-остро, как на Кавказе. Но настала пора возвращаться.
Обратно нас вез бритоголовый задумчивый рыбак с длинной черной бородой.
- Люди - как пять пальцев, - говорил он. - С виду похожие, на самом деле разные. Исчезнем без следа, только запомнит кто-то и скажет потом - хороший человек был. Или плохой. Мне сейчас ничего не надо, только бы детей вырастить, чтоб говорили про них: "Хорошие люди. Должно быть, и отец их таким же был".
Зачем здесь теперь так много людей с автоматами? Полиция есть, ОМОН для чрезвычайных случаев. Боевиков почти не осталось. Так, бегают по лесам три инвалида. Я бы, чем все эти гвардии создавать, накупил за те же деньги комбайнов, тракторов и - сеять, сеять, сеять... Тут такая земля! Такие сады были! Раньше наши фрукты по всей России продавали.
Мы тогда, в Южной Осетии, думали, что если выживем, все хорошо будет. Батальон Восток. Может, слышал?
Слышал, конечно. Детище опального клана братьев Ямадаевых, командир которого, Сулим Ямадаев, менее чем через год был убит в Арабских Эмиратах.
Водитель, тем временем, продолжал:
- За неделю до войны нам оставили по 4 рожка с патронами. Наши позиции обстреливали грузинские танки, а приказа все не было. Так и держались три дня, пока войска не подошли. А на боевые меня потом кинули. Российские ребята уже давно получили свои полтора миллиона. У них - Москва, Путин. Достойный мужик. Американцы своих шпионов везде понатыкали, даже среди депутатов, но он все видит. Может одернуть, может и пальцем под ребро. Мы с товарищами денег так и не дождались, подали в суд. Потом приходит отец, говорит - во дворе тебя спрашивают. Я выхожу, а там две черные Приоры. Сразу все понял. Дети, говорят, у тебя есть? Вот и расти их, сиди на заднице и не выпендривайся. Так и сижу с тех пор. Я бы на эти деньги бычков купил, землю. Яблони бы посадил, а что осталось - братьям раздал. Зачем все эти небоскребы? На них наживается лишь кучка людей. Надо сажать сады, и все у нас будет хорошо...
Мы давно миновали деревню, в которую он направлялся, но рыбак довез нас до самого поста "Кавказ".
- Так мне спокойней, - коротко пояснил он.
Я предложил ему заходить в гости, когда будет в Москве, но он со смехом отказался:
- Никогда я не попаду в вашу Москву...
И уехал.
Мы уже привычно предъявили документы на границе, так похожей на государственную, пересекли ее и уселись в траве ждать попутки. Вечерело. Вскоре от поста отделилась дюжая фигура и приблизилась к нам. В свете заходящего солнца она казалась почти черной.
- Ребята, вы, наверное, голодные, - смущенно произнес солдат. - Вот, держите. Я вам пирожки принес. Со сгущенкой...