19 августа 1991 года, Москва: НАШЕСТВИЕ ДИНОЗАВРОВ.
19-го августа 1991 года - один из самых знаменательных дней в моей жизни. Я приехала ровно на неделю из Кёльна в Москву, по институтским делам. За два дня до путча. В Германии я тогда ещё не жила, в Кёльне получила годичную стипендию. 19-го августа в 7 часов утра меня вырвал из объятий глубокого сна грубый телефонный звонок. Это сейчас у нас на трубках стоят пипикалки, а в те времена и телефоны были размером побольше, и звонок был как бухенвальдский набат. Я подскочила как укушенная, в голове забрезжила мысль: «Лоис приехала». Лоис - моя американско-немецкая подруга. Она спит по 4-5 часов в сутки, просыпается самое позднее в 6 утра, в полной уверенности что весь подлунный мир уже давно на ногах. На русских друзей и знакомых мое подозрение никоим образом не падало. Но голос в трубке был галин. Галя - дочь моей подруги Вики Чаликовой. Не сказав даже с Добрым утром, Галя прокричала: «Лариса, включайте скорее телевизор, в Кремле переворот, Горбачёва арестовали!» И Галя отключилась, наверно, спешила оповестить всех родных и близких. Я протёрла глаза и выглянула в окно. И не увидела в нашем внутреннем дворе ничего особенного - двор пустой, магазин ПРОДУКТЫ пока не открылся, все машины на месте, в том числе и моя, которую психованный сосед-афганец грозил разнести на мелкие кусочки за то, что я её якобы паркую на «его» месте. Причём «его» места были везде, в каком бы углу я её не поставила.
Телевизора я не имела ещё с советских времён. Нет, в 1986 г. я его купила, чтобы смотреть перестроечные передачи, но в связи с отъездом на год в Кёльн уступила настойчивым просьбам друзей и продала им свой ящик, с безумными усилиями притащенный аж из Брюсселя. Так что ничего-то я не видела, и Лебединое озеро меня не осенило своей неземной благодатью. В дверь постучали - это были мои соседки напротив, две пожилые женщины нелёгкой судьбы, мать и дочь, которых можно было счесть за сестёр-близнецов, так мало они друг от друга отличались: обе седые, с длинными космами и безумными очами. Та, которая дочь, была тяжело больна, она теряла память, слабела и таяла как свеча. Её отец, муж матери, был министром в первом ленинском правительстве. На старинных фотографиях из семейного архива Нина сидит на подоконнике их правительственной квартиры в здании отеля Метрополь и смотрит на площать Революции. Сама Нина неземной красоты хрупкая юная дворяночка, с балетной фигурой, густыми вьющимися волосами и ангельским личиком. Их отца в 30-х гг арестовали и расстреляли, а сами они получили ссылку как семья врага народа. Когда они вернулись в Москву и почему оказались в этом доме на Дмитровке, я уже не помню. Расстреляный отец был в 50-х полностью реабилитирован. У них обеих на всю жизнь и в мозгах, и в костях остался страх. Они сидели в своей квартире тихо-тихо, как мышки, кроме меня ни с кем в доме не общались. Я пошла к ним посмотреть телевизор. Вид ГКЧПистов привёл меня к однозначному выводу: чемодан-аэропорт-Кёльн. Я уложила вещи, но тут позвонили друзья и коллеги с работы. Они все уже были на ногах и провели телефонную информационную разведку. Я узнала, что и поезда, и авиация работают по обычному расписанию, вокзалы, телеграф и банки не взяты мятежниками под контроль. Т.к. Институт мой был «при дворе» (см. фильм «Отдел»), то были неформальные каналы информации и смычка с теми самыми властными кругами. Прогноз коллег был - пока что ситуация неопределённая, бежать сломя голову не обязательно, и вообще - встречаемся в Институте, сегодня же присутственный день...
Я решила по дороге в Ин-т всё же заехать в авиакассы и сделать себе рейс на завтра или на послезавтра. Приняла ванну, позавтракала, подумав, взяла с собой чемодан и закинула его в багажник. И выехала на Бутырку. Было уже пол-одиннадцатого. На проезжей части творилось что-то несусветное. Машины разворачивались во всех направлениях прямо на полосах, зависали задом на разделительном бортике, а капотом уже на проезжей части, на другой стороне. На Бутырке пробка. Я пристроилась за наглым таксистом и сильно продвинулась вперёд, пока всё шоссе стояло. И вдруг, оглянувшись налево, я увидела рядом сплошной зелёный лист металла. На нём были какие-то закрашенные заплатки, привинченные болтами. Высунула гололву - в полуметре от меня танк. И впереди танк. И так насколько хватает глаз - на левой полосе, вплотную со мной ползут танки. Они похожи на динозавров. Их пушки-шеи заканчиваются небольшим утолщением - безмозглой динозаврьей головкой...
(Продолжение следует, срочно бегу на концерт, у нас тут проходит мой любимый музыкальный фестиваль Euroclassics)
Телевизора я не имела ещё с советских времён. Нет, в 1986 г. я его купила, чтобы смотреть перестроечные передачи, но в связи с отъездом на год в Кёльн уступила настойчивым просьбам друзей и продала им свой ящик, с безумными усилиями притащенный аж из Брюсселя. Так что ничего-то я не видела, и Лебединое озеро меня не осенило своей неземной благодатью. В дверь постучали - это были мои соседки напротив, две пожилые женщины нелёгкой судьбы, мать и дочь, которых можно было счесть за сестёр-близнецов, так мало они друг от друга отличались: обе седые, с длинными космами и безумными очами. Та, которая дочь, была тяжело больна, она теряла память, слабела и таяла как свеча. Её отец, муж матери, был министром в первом ленинском правительстве. На старинных фотографиях из семейного архива Нина сидит на подоконнике их правительственной квартиры в здании отеля Метрополь и смотрит на площать Революции. Сама Нина неземной красоты хрупкая юная дворяночка, с балетной фигурой, густыми вьющимися волосами и ангельским личиком. Их отца в 30-х гг арестовали и расстреляли, а сами они получили ссылку как семья врага народа. Когда они вернулись в Москву и почему оказались в этом доме на Дмитровке, я уже не помню. Расстреляный отец был в 50-х полностью реабилитирован. У них обеих на всю жизнь и в мозгах, и в костях остался страх. Они сидели в своей квартире тихо-тихо, как мышки, кроме меня ни с кем в доме не общались. Я пошла к ним посмотреть телевизор. Вид ГКЧПистов привёл меня к однозначному выводу: чемодан-аэропорт-Кёльн. Я уложила вещи, но тут позвонили друзья и коллеги с работы. Они все уже были на ногах и провели телефонную информационную разведку. Я узнала, что и поезда, и авиация работают по обычному расписанию, вокзалы, телеграф и банки не взяты мятежниками под контроль. Т.к. Институт мой был «при дворе» (см. фильм «Отдел»), то были неформальные каналы информации и смычка с теми самыми властными кругами. Прогноз коллег был - пока что ситуация неопределённая, бежать сломя голову не обязательно, и вообще - встречаемся в Институте, сегодня же присутственный день...
Я решила по дороге в Ин-т всё же заехать в авиакассы и сделать себе рейс на завтра или на послезавтра. Приняла ванну, позавтракала, подумав, взяла с собой чемодан и закинула его в багажник. И выехала на Бутырку. Было уже пол-одиннадцатого. На проезжей части творилось что-то несусветное. Машины разворачивались во всех направлениях прямо на полосах, зависали задом на разделительном бортике, а капотом уже на проезжей части, на другой стороне. На Бутырке пробка. Я пристроилась за наглым таксистом и сильно продвинулась вперёд, пока всё шоссе стояло. И вдруг, оглянувшись налево, я увидела рядом сплошной зелёный лист металла. На нём были какие-то закрашенные заплатки, привинченные болтами. Высунула гололву - в полуметре от меня танк. И впереди танк. И так насколько хватает глаз - на левой полосе, вплотную со мной ползут танки. Они похожи на динозавров. Их пушки-шеи заканчиваются небольшим утолщением - безмозглой динозаврьей головкой...
(Продолжение следует, срочно бегу на концерт, у нас тут проходит мой любимый музыкальный фестиваль Euroclassics)