Юдович против Пентагона: дело века
Уже давно я публикую то, что присылает мне по рассылке Ирина Юдович. Обычно это или анекдоты, или смешные истории. По ходу дела я о ней немного рассказывала: ей уже 80+, в мае этого года мы отмечали её алмазную свадьбу, она с мужем живёт в центре Берлина, в прекрасной большой квартире. Недавно к Ирине и Льву присоединилось очаровательное кошачье существо по имени Кутик Юдович. В Германию Ирина и Лев приехали давным-давно, оба - специалисты с высшим образованием и знанием языков. Лев Юдович был в Москве адвокатом, правозащитником, он представлял в судах интересы диссидентов, за что и пришлось семье расплатиться по-крупному: разрешение на выезд дали Ирине, а Льву отказали. Они пошли на эту разлуку, но рук не опустили, боролись за воссоединение семьи, и через год Ирина встречала Льва в аэропорту: его выпустили под напором критики в западных СМИ. В Германии их судьба сложилась сначала удачно, их взяли на работу в американский Институт по изучению Восточной Европы. Ирина преподавала русский на английском, Лев был в научно-аналитическом отделе. После десяти лет работы в немецкий филиал этого американского учреждения приехал какой-то тупой перец из Пентагона и, пролистав личные дела сотрудников, заявил, что "тут у вас работают одни евреи". Как говорится, "С добрым утром, тётя Хая, вам посылка из Шанхая". Зав. Институтом тоже "не подкачал", и Ирина со Львом, незадолго до того получившие всяческие почётные грамоты за успешную работу, были уволены. Но Пентагон не знал, что такое советские диссиденты! Конечно, для Юдовичей это был удар ниже пояса. Конечно, они оба были уже не так молоды, и долгая жизнь в СССР подточила их здоровье. Но когда в демократической стране с ними произошёл такой казус, они мобилизовали свою диссидентскиую закалку. На собственные сбережения они без малого два года вели процесс "Юдович И. и Юдович Л. против Пентагона". Как вы думаете, чем этот процесс кончился? Вы никогда не поверите, но Юдовичи выиграли! Да, такое возможно, с картонным мечом против Змей-Горыныча - и победили. Дело в том, что их поддержали коллеги по работе. Они открыто заявили начальнику, что считают увольнение Юдовичей несправедливым. Они согласились ездить на заседания суда в Америку и давать там показания. Конечно, Ирине и Льву пришлось оплачивать им билеты. Все их деньги были вложены в этот процесс. У Иры началось нервное расстройство. К нему добавился онкологический диагноз. Суд чуть не стоил им жизни. В случае проигрыша оба подумывали о добровольном уходе...
Но вот в один прекрасный день, когда они почти в бессознательном состоянии ожидали судебного решения, которое запаздывало по всем срокам, их домашний факс с бумагой на ролике вдруг пискнул и начал выдавать текст. Рулоны завалили весь пол. Потом ролик кончился, а факс сердито мигал: Дайте мне бумаги, я ещё не всё вам напечатал!
Суд признал все требования семьи Юдович: восстановить на работе, извиниться, выплатить зарплату, возместить стоимость процесса, медицинских расходов, связанных с лечением и плюс к этому - деньги за причинённые страдания. Сам процесс вошёл в реестр прецедентных дел, на которые рекомендуется опираться судам при вынесении вердиктов. У этой записи в реестре есть номер, Ирина показывала мне толстенный том, где это всё опубликовано. А юзер bpkosh нашёл и Интернет-публикацию, за что ему большое спасибо: http://va.findacase.com/research/wfrmDocViewer.aspx/xq/fac.%5CFDCT%5CEVA%5C1993%5C19931227_0000178.EVA.htm/qx
Я познакомилась со Львом и с Ириной через свою любимую московскую подругу Ирочку Каменскую, вот она:
Сейчас "моя" Ирочка живет в Денвере. Ирина Юдович была её учительницей английского в какой-то суперской московской школе. До сих пор обе Ирины - лучшие подруги, которые ждут - не дождутся ежегодной встречи в сентябре, когда Ира Каменская заезжает в Берлин по пути в Москву.
А нынешний текст от Иры Юдович я публикую потому, что в нём идёт речь о самом главном - что и в старости можно быть счастливой. Недавно мы говорили на эту тему с юзером Iguanart, замечательным художником, работающим со стариками в солнечном Израиле. Он их учит рисовать, документировать прожитую жизнь, рассказывать средствами рисунка, скульптуры или резьбы о себе, о своих чувствах. В Берлине у Саши была выставка. О ней и о нашем разговоре напишу в следующий раз. А сейчас - текст из рассылки от Ирины Юдович:
________________________________________________________________________________________
Недавно я получил письмо от своей американской знакомой Филлис Шлоссберг. Впрочем, она больше чем знакомая, ведь мы встретились лет пятнадцать тому назад. Дружил же я с ее мужем Джеком, ветераном Второй мировой. Он пошел воевать семнадцати лет, бежал от бедности, от приютов, где его оставили родители-алкоголики, бежал, чтобы участвовать в <<хорошей войне>>. Стал летчиком-истребителем, полетал славно, потом служил во Франции, где научился понимать в винах и женщинах. Вернулся в Нью-Йорк, воспользовался законом, который давал большие льготы ветеранам, желавшим учиться, стал дипломированным бухгалтером, затем и адвокатом. Он был типичным продуктом Нью-Йорка: чуть жестковатым, чуть нагловатым, любителем хороших сигар, красивых женщин и вовремя выпитой стопочки виски. Но, кроме того, у Джека был врожденный вкус -- он точно и тонко чувствовал живопись и театр, читал много и глубоко. Невысокого роста, на очень худых ногах, с щелочками почти всегда смеющихся голубых глаз и чуть рыжеватыми волосами (он красил их по настоянию жены), Джек Шлоссберг был человеком необыкновенно уютным. Пишу <<был>>, потому что в августе прошлого года он внезапно скончался, оставив дыру в моем сердце. Но дело не в этом, а в письме, которое прислала мне Филлис. Она пишет:
<<Моя давняя подруга написала мне о своей старости, и я задумалась: стара ли я? Тело мое иногда говорит: да, стара... но сердце не соглашается!!! И я бы тоже не хотела вернуться в свои молодые годы. По-моему, это ее письмо очень точно подводит итог жизни>>.
Вот оно, это письмо:
<<На днях одно юное существо спросило меня, каково быть старой. Я несколько растерялась, поскольку не считаю себя старой. Увидев мою реакцию, существо страшно смутилось, но я сказала, что вопрос интересный, что я обдумаю его и сообщу свои выводы.
Старость, решила я, это дар. Сегодня я, пожалуй, впервые в жизни стала тем человеком, которым всегда хотела быть. Нет, речь не о моем теле, конечно! Иногда это тело вызывает у меня отчаяние -- морщины, мешки под глазами, пятна на коже, отвислый зад. Часто меня шокирует старуха, которая обосновалась в моем зеркале, -- но переживаю я недолго.
Я бы никогда не согласилась обменять моих удивительных друзей, мою замечательную жизнь, мою обожаемую семью на меньшее количество седых волос и на плоский подтянутый живот. По мере того как я старею, я
стала к себе добрее, менее критичной. Я стала себе другом. Я себя не корю за то, что съела лишнее печеньице, за то, что не убрала постель,за то, что купила эту идиотскую цементную ящерицу, в которой я
абсолютно не нуждаюсь, но которая придает такой авангардный оттенок моему саду. Я имею право переедать, не убирать за собой, быть экстравагантной. Я была свидетелем того, как многие -- слишком многие -- дорогие друзья слишком рано покинули этот мир, еще не поняв, не испытав великую свободу, которую дарует старость.
Кому какое дело, если я читаю до четырех часов утра и сплю до полудня? Я сама с собой танцую, слушая замечательные мелодии пятидесятых годов, и, если мне иногда хочется поплакать над ушедшей любовью, что ж, поплачу. Я пройдусь по пляжу в купальнике, который еле удерживает располневшее тело, если захочу, я кинусь в океанскую волну, несмотря на полные жалости взгляды со стороны юных существ, одетых (раздетых?) в бикини. Они тоже состарятся.
Иногда я бываю забывчивой, это правда. Впрочем, не все в жизни достойно запоминания -- а о важном я вспомню. Конечно, за эти годы мое сердце было разбито не раз. Как может не разбиться сердце, если ты
потерял любимого, или когда страдает ребенок, или даже когда любимую собаку сбивает машина? Но разбитые сердца и есть источник нашей силы, нашего понимания, нашего сострадания. Сердце, которое никогда не было разбито, стерильно и чисто, оно никогда не познает радости несовершенства.
Судьба благословила меня, дав мне дожить до седых волос, до времени, когда мой юный смех навсегда отпечатался глубокими бороздами на моем лице. Ведь сколько же людей никогда не смеялось, сколько умерло раньше, чем смогли покрыться инеем их волосы? Я могу сказать <<нет>> абсолютно искренне. Я могу сказать <<да>> абсолютно искренне. По мере того как ты стареешь, все легче быть искренним. Ты меньше заботишься о том, что другие думают о тебе. Я больше не сомневаюсь в себе. Я даже заработала право ошибаться.
Итак, в ответ на твой вопрос, могу сказать: мне нравится быть старой. Старость освободила меня. Мне нравится тот человек, которым я стала. Я не буду жить вечно, но, пока я здесь, я не стану терять времени на переживания по поводу того, что могло случиться, но не случилось, я не стану переживать по поводу того, что может еще случиться.
И я буду есть сладкое на третье каждый божий день>>>
Но вот в один прекрасный день, когда они почти в бессознательном состоянии ожидали судебного решения, которое запаздывало по всем срокам, их домашний факс с бумагой на ролике вдруг пискнул и начал выдавать текст. Рулоны завалили весь пол. Потом ролик кончился, а факс сердито мигал: Дайте мне бумаги, я ещё не всё вам напечатал!
Суд признал все требования семьи Юдович: восстановить на работе, извиниться, выплатить зарплату, возместить стоимость процесса, медицинских расходов, связанных с лечением и плюс к этому - деньги за причинённые страдания. Сам процесс вошёл в реестр прецедентных дел, на которые рекомендуется опираться судам при вынесении вердиктов. У этой записи в реестре есть номер, Ирина показывала мне толстенный том, где это всё опубликовано. А юзер bpkosh нашёл и Интернет-публикацию, за что ему большое спасибо: http://va.findacase.com/research/wfrmDocViewer.aspx/xq/fac.%5CFDCT%5CEVA%5C1993%5C19931227_0000178.EVA.htm/qx
Я познакомилась со Львом и с Ириной через свою любимую московскую подругу Ирочку Каменскую, вот она:
Сейчас "моя" Ирочка живет в Денвере. Ирина Юдович была её учительницей английского в какой-то суперской московской школе. До сих пор обе Ирины - лучшие подруги, которые ждут - не дождутся ежегодной встречи в сентябре, когда Ира Каменская заезжает в Берлин по пути в Москву.
А нынешний текст от Иры Юдович я публикую потому, что в нём идёт речь о самом главном - что и в старости можно быть счастливой. Недавно мы говорили на эту тему с юзером Iguanart, замечательным художником, работающим со стариками в солнечном Израиле. Он их учит рисовать, документировать прожитую жизнь, рассказывать средствами рисунка, скульптуры или резьбы о себе, о своих чувствах. В Берлине у Саши была выставка. О ней и о нашем разговоре напишу в следующий раз. А сейчас - текст из рассылки от Ирины Юдович:
________________________________________________________________________________________
Недавно я получил письмо от своей американской знакомой Филлис Шлоссберг. Впрочем, она больше чем знакомая, ведь мы встретились лет пятнадцать тому назад. Дружил же я с ее мужем Джеком, ветераном Второй мировой. Он пошел воевать семнадцати лет, бежал от бедности, от приютов, где его оставили родители-алкоголики, бежал, чтобы участвовать в <<хорошей войне>>. Стал летчиком-истребителем, полетал славно, потом служил во Франции, где научился понимать в винах и женщинах. Вернулся в Нью-Йорк, воспользовался законом, который давал большие льготы ветеранам, желавшим учиться, стал дипломированным бухгалтером, затем и адвокатом. Он был типичным продуктом Нью-Йорка: чуть жестковатым, чуть нагловатым, любителем хороших сигар, красивых женщин и вовремя выпитой стопочки виски. Но, кроме того, у Джека был врожденный вкус -- он точно и тонко чувствовал живопись и театр, читал много и глубоко. Невысокого роста, на очень худых ногах, с щелочками почти всегда смеющихся голубых глаз и чуть рыжеватыми волосами (он красил их по настоянию жены), Джек Шлоссберг был человеком необыкновенно уютным. Пишу <<был>>, потому что в августе прошлого года он внезапно скончался, оставив дыру в моем сердце. Но дело не в этом, а в письме, которое прислала мне Филлис. Она пишет:
<<Моя давняя подруга написала мне о своей старости, и я задумалась: стара ли я? Тело мое иногда говорит: да, стара... но сердце не соглашается!!! И я бы тоже не хотела вернуться в свои молодые годы. По-моему, это ее письмо очень точно подводит итог жизни>>.
Вот оно, это письмо:
<<На днях одно юное существо спросило меня, каково быть старой. Я несколько растерялась, поскольку не считаю себя старой. Увидев мою реакцию, существо страшно смутилось, но я сказала, что вопрос интересный, что я обдумаю его и сообщу свои выводы.
Старость, решила я, это дар. Сегодня я, пожалуй, впервые в жизни стала тем человеком, которым всегда хотела быть. Нет, речь не о моем теле, конечно! Иногда это тело вызывает у меня отчаяние -- морщины, мешки под глазами, пятна на коже, отвислый зад. Часто меня шокирует старуха, которая обосновалась в моем зеркале, -- но переживаю я недолго.
Я бы никогда не согласилась обменять моих удивительных друзей, мою замечательную жизнь, мою обожаемую семью на меньшее количество седых волос и на плоский подтянутый живот. По мере того как я старею, я
стала к себе добрее, менее критичной. Я стала себе другом. Я себя не корю за то, что съела лишнее печеньице, за то, что не убрала постель,за то, что купила эту идиотскую цементную ящерицу, в которой я
абсолютно не нуждаюсь, но которая придает такой авангардный оттенок моему саду. Я имею право переедать, не убирать за собой, быть экстравагантной. Я была свидетелем того, как многие -- слишком многие -- дорогие друзья слишком рано покинули этот мир, еще не поняв, не испытав великую свободу, которую дарует старость.
Кому какое дело, если я читаю до четырех часов утра и сплю до полудня? Я сама с собой танцую, слушая замечательные мелодии пятидесятых годов, и, если мне иногда хочется поплакать над ушедшей любовью, что ж, поплачу. Я пройдусь по пляжу в купальнике, который еле удерживает располневшее тело, если захочу, я кинусь в океанскую волну, несмотря на полные жалости взгляды со стороны юных существ, одетых (раздетых?) в бикини. Они тоже состарятся.
Иногда я бываю забывчивой, это правда. Впрочем, не все в жизни достойно запоминания -- а о важном я вспомню. Конечно, за эти годы мое сердце было разбито не раз. Как может не разбиться сердце, если ты
потерял любимого, или когда страдает ребенок, или даже когда любимую собаку сбивает машина? Но разбитые сердца и есть источник нашей силы, нашего понимания, нашего сострадания. Сердце, которое никогда не было разбито, стерильно и чисто, оно никогда не познает радости несовершенства.
Судьба благословила меня, дав мне дожить до седых волос, до времени, когда мой юный смех навсегда отпечатался глубокими бороздами на моем лице. Ведь сколько же людей никогда не смеялось, сколько умерло раньше, чем смогли покрыться инеем их волосы? Я могу сказать <<нет>> абсолютно искренне. Я могу сказать <<да>> абсолютно искренне. По мере того как ты стареешь, все легче быть искренним. Ты меньше заботишься о том, что другие думают о тебе. Я больше не сомневаюсь в себе. Я даже заработала право ошибаться.
Итак, в ответ на твой вопрос, могу сказать: мне нравится быть старой. Старость освободила меня. Мне нравится тот человек, которым я стала. Я не буду жить вечно, но, пока я здесь, я не стану терять времени на переживания по поводу того, что могло случиться, но не случилось, я не стану переживать по поводу того, что может еще случиться.
И я буду есть сладкое на третье каждый божий день>>>