Ручьи, реки и потоки.
Мое отношение к музыке наверно мало отличается от отношения большинства людей. Удобна как фон, и иногда под настроение слушаешь нечто особое. Но лет ...дцать назад это сломалось. Приелось все, что раньше слушал под настроение, и попробовал поискать новое в классике. Слушал и не понимал или скорее не принимал. Пока не услышал третью симфонию Бетховена. Я был поражен последней частью симфонии. Был поражен насколько близки могут быть переживания разных людей. Стал покупать и записывать симфонии и сонаты Бетховена. И все это слушал вероятно в надежде найти еще столь же близкое. И видимо перекушал. Постепенно перестал слушать музыку воообще и окунулся на несколько лет в тишину. Иногда были попытки вернуться к музыке, но интерес не просыпался, а как фон терпеть музыку совсем не мог.
А с последней недавней попытки я "попал". Отремонтировал lp проигрыватель и стал слушать ранний pink floyd. Первых два альбома. Похоже это был удачный выбор. Я начал с очень простой, но в тоже время очень искренней музыки. Отторжение не возникло, и проснулся легкий интерес. После того как послушал то се из эстрады, обратился опять к Бетховену, благо есть сборник симфоний с советских времен. Но теперь и третья и пятая симфония прошли мимо, намного ближе оказались четные симфонии, а шестая меня поразила. Точнее первая сторона пластинки.
Я совершенно ничего не понимаю в музыке. Но я однозначно чувствую то, что за ней скрывается в глубине, которое запросто только мое, но предполагаю, что и общего там хватает.
Первая часть симфонии это для меня рассказ о человеке, о его становлении, о научении обитать в этом мире. Мир диктует и человек подстраивается под эту диктовку. Учится обитать и в спокойном и в бурном течении жизни. Учится согласованности с миром. Обучается балансу.
А вторая часть это становление души человека. Человек научился обитать в мире и теперь это почти всегда автоматизм. И сознание уже меньше глушится внешним миром. И появляются вопросы без конкретной адресации. Которые очень похожи на первые шаги малыша. Первый... второй... еще один... еще... и вот появляется тихий и краткий ответ, который быть может и не сразу замечен. Но позже замечается точно. И опять начинается обучение согласованности, но теперь человек инициатор и ответственность за дальнейшее только на нем. И он аккуратен. И все получается. От робких запросов и ответов, до первых редких совместных шагов. А позже уверенная поступь, которая переходит в танец. И под финал, это живое обретенное, проявляет активность уже без явных запросов.
Я помню как "попал" на танец из фильма о Гурджиеве, который сблизил меня с мистическим. Танец о потерянной душе. История мешающей и ненужной души. А в этой симфонии история противоположная. История обретения души и соединения ее с человеком.
Я конечно знаю как назвал Бетховен эти части, и знаю как принято воспринимать это. Но я уверен, что это рассказы о декорациях, которые нужны для того, чтоб развернулось главное. Вот, например, слова Бетховена: "Ни один человек не может любить сельскую жизнь так, как я, ибо дубравы, деревья, скалистые горы откликаются на мысли и переживания человека." Что это значит относительно гор? Как они откликаются на мысли и переживание человека? И почему он уверен, что больше ни один человек не может? Ведь это явно не пустые и не голословные утверждения.
Но хорошо, можно забыть о сложном, взять только декорации и смотреть на них.
Вот, да, музыка рисует ветер, тени, солнечные пятна, все это есть, но есть еще также нечто, что вплетается в это природное неживое движение. Это или бабочки или стрекозы. Это нечто уступающее природной силе, но при любой возможности проявляющее себя отлично от природного движения. И ближе к концу это уже явно звучит в птичьем пении.
То есть это так же повествование о симбиозе. О самом мире и о чем-то живом в нем, обладающем собственной волей и силой. И на протяжении всей второй части есть эта тихая и нежная тема, которая часто просто не слышна на фоне динамичного движения. Я думаю это любовь как она есть, сам феномен любви. Это то, что наделяет волей и силой живое. И это то что способен творить и человек.
Слова Бетховена о переживаниях человека, на которые отзывается мир очень точный эпиграф к переживаниям, которыми делится Даниил Андреев в "Розе мира". Приведу одно, которое тоже можно было бы назвать сценой у ручья:
"Тихо дыша, откинувшись навзничь на охапку сена, я слышал, как Нерусса струится не позади, в нескольких шагах за мною, но как бы сквозь мою собственную душу. Это было первым необычайным. Торжественно и бесшумно в поток, струившийся сквозь меня, влилось все, что было на земле, и все, что могло быть на небе. В блаженстве, едва переносимом для человеческого сердца, я чувствовал так, будто стройные сферы, медлительно вращаясь, плыли во всемирном хороводе, но сквозь меня; и все, что я мог помыслить или вообразить, охватывалось ликующим единством. Эти древние леса и прозрачные реки, люди, спящие у костров, и другие люди - народы близких и дальних стран, утренние города и шумные улицы, храмы со священными изображениями, моря, неустанно покачивающиеся, и степи с колышущейся травой - действительно все было во мне тою ночью, и я был во всем. Я лежал с закрытыми глазами. И прекрасные, совсем не такие, какие мы видим всегда, белые звезды, большие и цветущие, тоже плыли со всей мировой рекой, как белые водяные лилии. Хотя солнца не виделось, было так, словно и оно тоже текло где-то вблизи от моего кругозора. Но не его сиянием, а светом иным, никогда мною не виданным, пронизано было все это, - все, плывшее сквозь меня и в то же время баюкавшее меня, как дитя в колыбели, со всеутоляющей любовью."
А с последней недавней попытки я "попал". Отремонтировал lp проигрыватель и стал слушать ранний pink floyd. Первых два альбома. Похоже это был удачный выбор. Я начал с очень простой, но в тоже время очень искренней музыки. Отторжение не возникло, и проснулся легкий интерес. После того как послушал то се из эстрады, обратился опять к Бетховену, благо есть сборник симфоний с советских времен. Но теперь и третья и пятая симфония прошли мимо, намного ближе оказались четные симфонии, а шестая меня поразила. Точнее первая сторона пластинки.
Я совершенно ничего не понимаю в музыке. Но я однозначно чувствую то, что за ней скрывается в глубине, которое запросто только мое, но предполагаю, что и общего там хватает.
Первая часть симфонии это для меня рассказ о человеке, о его становлении, о научении обитать в этом мире. Мир диктует и человек подстраивается под эту диктовку. Учится обитать и в спокойном и в бурном течении жизни. Учится согласованности с миром. Обучается балансу.
А вторая часть это становление души человека. Человек научился обитать в мире и теперь это почти всегда автоматизм. И сознание уже меньше глушится внешним миром. И появляются вопросы без конкретной адресации. Которые очень похожи на первые шаги малыша. Первый... второй... еще один... еще... и вот появляется тихий и краткий ответ, который быть может и не сразу замечен. Но позже замечается точно. И опять начинается обучение согласованности, но теперь человек инициатор и ответственность за дальнейшее только на нем. И он аккуратен. И все получается. От робких запросов и ответов, до первых редких совместных шагов. А позже уверенная поступь, которая переходит в танец. И под финал, это живое обретенное, проявляет активность уже без явных запросов.
Я помню как "попал" на танец из фильма о Гурджиеве, который сблизил меня с мистическим. Танец о потерянной душе. История мешающей и ненужной души. А в этой симфонии история противоположная. История обретения души и соединения ее с человеком.
Я конечно знаю как назвал Бетховен эти части, и знаю как принято воспринимать это. Но я уверен, что это рассказы о декорациях, которые нужны для того, чтоб развернулось главное. Вот, например, слова Бетховена: "Ни один человек не может любить сельскую жизнь так, как я, ибо дубравы, деревья, скалистые горы откликаются на мысли и переживания человека." Что это значит относительно гор? Как они откликаются на мысли и переживание человека? И почему он уверен, что больше ни один человек не может? Ведь это явно не пустые и не голословные утверждения.
Но хорошо, можно забыть о сложном, взять только декорации и смотреть на них.
Вот, да, музыка рисует ветер, тени, солнечные пятна, все это есть, но есть еще также нечто, что вплетается в это природное неживое движение. Это или бабочки или стрекозы. Это нечто уступающее природной силе, но при любой возможности проявляющее себя отлично от природного движения. И ближе к концу это уже явно звучит в птичьем пении.
То есть это так же повествование о симбиозе. О самом мире и о чем-то живом в нем, обладающем собственной волей и силой. И на протяжении всей второй части есть эта тихая и нежная тема, которая часто просто не слышна на фоне динамичного движения. Я думаю это любовь как она есть, сам феномен любви. Это то, что наделяет волей и силой живое. И это то что способен творить и человек.
Слова Бетховена о переживаниях человека, на которые отзывается мир очень точный эпиграф к переживаниям, которыми делится Даниил Андреев в "Розе мира". Приведу одно, которое тоже можно было бы назвать сценой у ручья:
"Тихо дыша, откинувшись навзничь на охапку сена, я слышал, как Нерусса струится не позади, в нескольких шагах за мною, но как бы сквозь мою собственную душу. Это было первым необычайным. Торжественно и бесшумно в поток, струившийся сквозь меня, влилось все, что было на земле, и все, что могло быть на небе. В блаженстве, едва переносимом для человеческого сердца, я чувствовал так, будто стройные сферы, медлительно вращаясь, плыли во всемирном хороводе, но сквозь меня; и все, что я мог помыслить или вообразить, охватывалось ликующим единством. Эти древние леса и прозрачные реки, люди, спящие у костров, и другие люди - народы близких и дальних стран, утренние города и шумные улицы, храмы со священными изображениями, моря, неустанно покачивающиеся, и степи с колышущейся травой - действительно все было во мне тою ночью, и я был во всем. Я лежал с закрытыми глазами. И прекрасные, совсем не такие, какие мы видим всегда, белые звезды, большие и цветущие, тоже плыли со всей мировой рекой, как белые водяные лилии. Хотя солнца не виделось, было так, словно и оно тоже текло где-то вблизи от моего кругозора. Но не его сиянием, а светом иным, никогда мною не виданным, пронизано было все это, - все, плывшее сквозь меня и в то же время баюкавшее меня, как дитя в колыбели, со всеутоляющей любовью."