Мастер-класс С. Логинова и Е. Лукина на ИПК-2010, часть IV

May 10, 2011 00:01

Ну а пока интересности, имевшие место позавчера, пребывают в состоянии оцифрованных колебаний воздуха, вот вам очередной фрагмент с прошлогоднего мастер-класса, озакорюченного мною большей частью до удобочитаемых букв :)

6

С. Логинов: Так, М*** А***. М***, расскажите о себе.

(...)

С. Логинов: А у меня вопрос: вы любите рассказы Александра Шалимова?

М.А.: Не знаю (?).

С. Логинов: А я вот сидел и думал: боже мой - ну перечиталась автор рассказов Александра Ивановича Шалимова. Перечиталась. "Окно в бесконечность", и так далее, и так далее. Учёный - старый, которого, разумеется, все зовут "Старик"; эксперимент, который, разумеется, кончается ужасающим срывом; продолжение эксперимента какими-то теми или иными методами - или же наоборот: не-продолжение, умение отказаться от эксперимента... - это были любимейшие темы и любимейшие приёмы Александра Шалимова.

А. Кубатиев: "Место для памятника"...

С. Логинов: "Место для памятника" - это Гранин.

А. Кубатиев: ...чуть позже. Я и говорю: Гранин. Чуть другой поворот...

С. Логинов: Честно говоря, это перед нами рассказ 60-х - начала 70-х годов прошлого века и прошлого тысячелетия. Мы с вами всё-таки в другом тысячелетии. Самое забавное, что и язык очень похож на "среднеусреднённый" - если можно так выразиться - отредактированный язык фантастики 60-х. Там каждое произведение проходило через вот эти самые редакторские сита и так далее, и в результате очень тяжело автору было сохранить свою индивидуальность. Какого автора ни открой - ляпов чудовищных нет (ну разве что редактор, корректор нечаянно пропустил), но и особых примет индивидуального стиля тоже найти невозможно. И вот этот рассказ кажется таким.

Но зато имеют место некоторые ляпы. Я долго думал: что это? какая-то альтернативка?.. Наш Старик...

Е. Лукин: Альтернативка.

С. Логинов: ...был 1938-го года рождения - но при этом выясняется, что дело ещё задолго до революции, потому что: имеет место черта осёдлости...

Е. Лукин: ОсЕдлости.

С. Логинов: ...осЕдлости, хорошо! (смех в аудитории) - то есть без буквы "ё" пишется. А я люблю букву "ё" и вставляю её там, где нЁ надо.

Е. Лукин: Ну и люби.

Из аудитории: ..."осЁл на пол"?

Е. Лукин: "Медленно осёл на пол", совершенно верно.

С. Логинов: (продолжая начатое до разговора о букве "ё") ...что он является евреем-выкрестом... О каких выкрестах может быть речь, о какой черте осЁдлости (а также осЕдлости) может идти речь в 38-м году? Ну и так далее, и так далее. Радикальные политические взгляды, и прочее, и прочее, и прочее. Это - что? Это действительно альтернативка? - но тогда в остальном-то дальше рассказе, в его идеях, в его целях мы не встречаем ничего, что могло бы решаться методами альтернативной истории. То есть: единственное, что мы видим, альтернативное - это биографию Якова Матвеевича Ковалёва.

Е. Лукин: "Потянулись в Москву, кто на пневмоэлектричках, кто на личных прыгалках" - это что, наш мир? "Личная прыгалка" - это что?

С. Логинов: Так вот, у меня поначалу было ощущение, что действие происходит где-то в конце XXI века, недалёкое будущее, когда уже не на "Тойотах", а на личных прыгалках. И в этом плане глубокий старик - этот самый учёный 1938-го года рождения - оказывается уж очень он глубоким стариком. А потом, когда вдруг отбрасывают его ещё в дореволюционное прошлое, то тут... у меня лично создалось впечатление, что автор просто так и не поняла - о каком времени и о каком мире пишет.

Е. Лукин: (большей частью неразборчиво, что-то возражает).

С. Логинов: Дай бог, чтобы поняла. Тогда надо сделать так, чтобы читатель тоже это понял.

Ну а потом, оказывается, делается некий эксперимент, как всегда опасный, как всегда чего-то там, так сказать, долбануло... ну да, как всегда - не вынесли всё это за пределы, чтобы не погибли окружающие люди... Разумеется, Старик погиб, а его ученица собирается, с одной стороны, продолжать его дело - а с другой стороны... Видите ли, Старик её спросил за кормлением уток (кстати, очень хорошая, красивая сцена, когда назавтра идти... то ли взорвёмся, то ли не взорвёмся, а пока посидим и покормим уток - это действительно красиво выглядит)... И он начинает спрашивать: "Как вы думаете, наши имена будут запомнены или нет?" - и здесь вытаскивается... как это?.. в России три вопроса: "что делать?", "кто виноват?" и третий - еврейский вопрос. Его, оказывается, нельзя запомнить, потому что он выкрест, и настоящее его имя, там, тэ-тэ-тэ-тэ-тэ...

Хорошо. Но рассказ-то ведь не об этом. Не о тяжёлой судьбе выкрестов или не о тяжёлой судьбе, там, фольксдойче или ещё кого-то. Надо, наверное, было вам чётко понять: о чём рассказ - и тогда уж писать либо о взрывах и необходимости продолжать / не продолжать эксперимент, либо о противостоянии этих самых товарищей... как бишь, подобрать-то слова... великодержавных шовинистов, которые вынуждены, скрипя всем, что у них там внутри скрипит, давать возможность работать невеликодержавным, так сказать, товарищам... Но потом уж, когда он взорвётся и погибнет, - уж тут-то мы тебя загнобим окончательно, засекретим, чтоб памяти от тебя не осталось! Вот либо об одном, либо о другом. Либо большую повесть, в которой комплексно всё сделано. А пока что у меня осталось ощущение непонятности.

Ну и первое ощущение непонятности, когда я здесь уже начинаю смотреть: с одной стороны (не разобрал слово), с другой стороны там Лига Наций поминается и чёрт знает что ещё - знаем мы, когда Лига Наций прекратила своё существование... Уже начинаю сбрасывать всё это на некую бессвязность повествования.

Может быть, сочинитель Евгений Лукин понял лучше и объяснит лучше.

Е. Лукин: Дело в том, что перед героиней рассказа... вернее, она стоит перед выбором: либо согласиться с тем, что во всём виноват Старик, и, так сказать, вычеркнуть его имя из анналов истории и продолжить его дело; либо сказать, что он ни в чём не виноват, но если он ни в чём не виноват - проект закрывают. Вот такая дилемма. Это то, что понял я.

С. Логинов: "Всегда передо мной дилемма: / Читать Немцова или Лема?" (смех в аудитории).

Е. Лукин: Перед тем, как спросить автора, я выскажу тоже своё предположение. Мне показалось, что это альтернативная история, и дело там не только в этих пневмоэлектричках и личных прыгалках, дело даже не в том, что человек родился в 38-м и становится выкрестом, будучи по рождению евреем, - а дело в том, что там существует ещё Российская империя, как я понял, там Октябрьской революции-то не было... как и Февральской. Вот в чём дело. И поэтому, как ни странно, вот эта вот атмосфера 60-х годов - она имеет право возникнуть и на том фоне. (...) Другое дело, что это не совсем прописано, не выпячено, то есть читателя не взяли и не ткнули носом вот в эти вот...

М.А.: (что-то говорит, совершенно неразборчивая запись).

Е. Лукин: (отвечает М.А.) А они как-то, вот эти подробности, свидетельства этой альтернативки, - они всё-таки даже для меня проскальзывают, хотя я сразу заподозрил, что тут что-то не то, что не ближайшее это будущее и не настоящее. Что это что-то такое параллельное. То есть - что же тут не вышло, я пытаюсь понять.

А. Кубатиев: Щепетнева вспомни. Есть просто уже более удачное решение... (неразборчивый фрагмент) ...становится очевидно, что всё это, так сказать, вуалечка такая бледненькая.

Е. Лукин: Вот, вот, вспомнил, с чем сравнить: была у нас удачная миниатюрка о том, как инопланетянин явился на бал-маскарад и нарядился бухгалтером - и ему не дали первую премию. А за что? Пришлось ему разоблачаться и вылетать в трубу с вихрем искр, обиженному. Вот я боюсь, что здесь произошло то же самое.

С. Логинов: Нарядили вашу альтернативку бухгалтером.

Е. Лукин: Да. Альтернативка получилась, наверное, бухгалтером - и вот как-то она серенько, невыпукло прошла. Вот мне кажется так.

(Продолжение следует.)

мастер-классы

Previous post Next post
Up