О "русском князе Бравлине"
Эпизод о «русском князе Бравлине" содержится в житии святого Стефана, епископа Сурожского. «По смерти же святого мало лет мину, - пишет древнерусский составитель жития, переработавший греческий оригинал, - прииде рать велика русская из Новаграда, князь Бравлин, силен зело». Разорив все крымское побережье от Корсуня до Керчи, его войско подступило к Сурожу (греческая Сугдея, нынешний Судак). После десятидневной осады город пал, жилища горожан и христианские храмы подверглись дикому грабежу. Но когда Бравлин захотел поживиться золотой церковной утварью и пышным покрывалом с гробницы св. Стефана, на него напал столбняк; болезнь отступила лишь после того, как князь выразил желание покаяться и креститься. Набег на Сурож имел место, вероятнее всего, где-то в самом конце VIII в.
В своей исторической части житие святого Стефана признано ценным источником по древнерусской истории*. Нас, естественно, прежде всего, должен заинтересовать «Новаград», откуда пришел со своей ратью князь Бравлин. Этим городом никоим образом не может быть Новгород на Волхове, который тогда попросту не существовал. Весьма вероятно, что Новаград князя Бравлина находился где-то поблизости от Сурожа. Возможно, правы те историки, которые в этой связи указывают на Neapolis (Новый город), нанесенный на карты средневековых генуэзских и венецианских купцов неподалеку от нынешнего Симферополя. В самом деле, люди средневекового Запада часто буквально переводили названия славянских городов: Старград - Мекленбург, Велиград - Магнополис и т. д. Особую убедительность этой гипотезе придает то обстоятельство, что по соседству с помянутым Неаполисом/Новгородом находились местечко Россофар и гавань Варанголимен.
* О достоверности исторических сведений жития св. Стефана Сурожского см., напр.: Карташев А. В. История Русской Церкви. М., 2000. Т. 1. С. 78-82.
Можно указать и на другой - дунайский - Новгород, лежащий по соседству со средневековой «Русамаркой» (ныне - венгерская область Ноград, севернее Будапешта).
Впрочем, житие святого Стефана даёт ещё одну, - этнографическую, - привязку местонахождения разбойных русов Бравлина к Таврии. Это - человеческие жертвоприношения, которыми захватившая Сурож языческая русь, по словам автора, возобновила кровавые жертвы, некогда приносимые древними тавроскифами на алтарь Артемиды. Византийские авторы связывали обычай ритуального убийства только с таврами и Тавридой; в основе этой давней традиции лежал миф об Ифигении, в котором между прочим говорится, что жители Тавра приносят в жертву иностранцев, пристававших к их берегу. Русы представлялись грекам прямыми потомками древних тавров, сохранившими кровавый обычай своих прадедов. Михаил Хониат (втор. пол. XII в.) писал к одному из своих друзей: «Страшит меня лежащая на той стороне пролива Тавроскифия, да не перейдет из нее на тебя злой обычай чужеземцев». Стало быть, по представлениям составителя жития святого Стефана, Новаград князя Бравлина находился где-то в таврических областях.
Обратимся теперь к имени «русского князя». Для нашего уха оно звучит довольно непривычно, и среди древнеславянских имен ничего похожего мы не найдем; не случайно, в менее исправных списках жития св. Стефана князь Бравлин переделан древнерусскими переписчиками в «бранливого», то есть «воинственного», князя. Однако для «русского» именослова его можно считать характерным. В договоре Игоря с греками 944 г. встречаются имена киевских русов со схожим окончанием: Устин, Фрастен, Фурстен.
В своё время Н.Т.Беляев остроумно предлагал производить имя Бравлин от города Бравалла (в северном Готланде), где ок. 770 г. произошла знаменитая скандинавская «битва народов», которая помогла шведам покончить с гегемонией данов [Беляев Н. Т. Рорик ютландский и Рюрик Начальной летописи.//Сборник статей по археологии и византиноведению, Прага, 1929. Т. 3. С. 220]. По мысли историка, имя Бравлин было прозвищем одного из знатных участников сражения, подобно тому как князь Александр Ярославич прозывался Невским, Суворов - Рымникским, Румянцев - Задунайским и т. д. Такое объяснение звучит привлекательно: ведь источники свидетельствуют, что многочисленные отряды поморских славян-вендов приняли участие в сражении на стороне победителей - шведов и, следовательно, с полным правом могли называть себя «бравальцами». К тому же средняя продолжительность активной жизни «бравальца» укладывается во временной промежуток приблизительно с 770 до 810 г., что дает ему теоретическую возможность отправиться грабить Сурож. Единственная слабость данной гипотезы Беляева (впрочем, как и других предположений этого варяговеда) состоит в том, что она парит над грудой молчащих источников. У нас нет доказательств того, что в период раннего средневековья полководцы и воины Северной Европы действительно носили прозвища, образованные от названий местностей, где им случалось одержать победу. И уж тем более невозможно всерьёз говорить о викингской активности в Черноморско-Азовском регионе в описываемое время.
Другое, более приемлемое объяснение происхождения имени «Бравлин», на мой взгляд, состоит в следующем. Церковный писатель VII в. Исидор Севильский в одном из своих сочинений упомянул везеготского епископа Браулинона [см. В. Васильевский. Русско-византийские исследования. Вып. 2. Спб., 1893 г. с. CXLIII]. Надо полагать, имя это принадлежало к готскому именослову и вполне могло войти в именной фонд ругов (будущих русов) в период их подчинения готам (II-IV вв.). Лингвистическая правдоподобность переделки готского Браулинона/Бравлинона в славянского Бравлина достаточно очевидна.
Исходя из вышесказанного, «русский князь» Бравлин мог быть:
1. Правителем местных «таврических» русов, которые представляли собой, вероятно, довольно разноплемённую общность, но с преобладанием славянского элемента.
2. Предводителем ватаги, пришедшей из «Дунайской Руси», а, может быть, и вождём поморско-рюгенских русов, освоивших европейский путь «из варяг в греки» (Балтика - Одер (Эльба) - Дунай - Чёрное море). Не случайно ведь, по сообщению Бертинских анналов, в 839 г. рюгенский «каган русов» уже вёл с Византией дипломатические переговоры…
P.S. Имя Бравлин не может служить доказательством готского происхождения "русского князя". Источники сохранили свидетельства о непримиримой вражде ругов (русов) и готов, поэтому представить этнического гота во главе дружин русов едва ли возможно.
В своей исторической части житие святого Стефана признано ценным источником по древнерусской истории*. Нас, естественно, прежде всего, должен заинтересовать «Новаград», откуда пришел со своей ратью князь Бравлин. Этим городом никоим образом не может быть Новгород на Волхове, который тогда попросту не существовал. Весьма вероятно, что Новаград князя Бравлина находился где-то поблизости от Сурожа. Возможно, правы те историки, которые в этой связи указывают на Neapolis (Новый город), нанесенный на карты средневековых генуэзских и венецианских купцов неподалеку от нынешнего Симферополя. В самом деле, люди средневекового Запада часто буквально переводили названия славянских городов: Старград - Мекленбург, Велиград - Магнополис и т. д. Особую убедительность этой гипотезе придает то обстоятельство, что по соседству с помянутым Неаполисом/Новгородом находились местечко Россофар и гавань Варанголимен.
* О достоверности исторических сведений жития св. Стефана Сурожского см., напр.: Карташев А. В. История Русской Церкви. М., 2000. Т. 1. С. 78-82.
Можно указать и на другой - дунайский - Новгород, лежащий по соседству со средневековой «Русамаркой» (ныне - венгерская область Ноград, севернее Будапешта).
Впрочем, житие святого Стефана даёт ещё одну, - этнографическую, - привязку местонахождения разбойных русов Бравлина к Таврии. Это - человеческие жертвоприношения, которыми захватившая Сурож языческая русь, по словам автора, возобновила кровавые жертвы, некогда приносимые древними тавроскифами на алтарь Артемиды. Византийские авторы связывали обычай ритуального убийства только с таврами и Тавридой; в основе этой давней традиции лежал миф об Ифигении, в котором между прочим говорится, что жители Тавра приносят в жертву иностранцев, пристававших к их берегу. Русы представлялись грекам прямыми потомками древних тавров, сохранившими кровавый обычай своих прадедов. Михаил Хониат (втор. пол. XII в.) писал к одному из своих друзей: «Страшит меня лежащая на той стороне пролива Тавроскифия, да не перейдет из нее на тебя злой обычай чужеземцев». Стало быть, по представлениям составителя жития святого Стефана, Новаград князя Бравлина находился где-то в таврических областях.
Обратимся теперь к имени «русского князя». Для нашего уха оно звучит довольно непривычно, и среди древнеславянских имен ничего похожего мы не найдем; не случайно, в менее исправных списках жития св. Стефана князь Бравлин переделан древнерусскими переписчиками в «бранливого», то есть «воинственного», князя. Однако для «русского» именослова его можно считать характерным. В договоре Игоря с греками 944 г. встречаются имена киевских русов со схожим окончанием: Устин, Фрастен, Фурстен.
В своё время Н.Т.Беляев остроумно предлагал производить имя Бравлин от города Бравалла (в северном Готланде), где ок. 770 г. произошла знаменитая скандинавская «битва народов», которая помогла шведам покончить с гегемонией данов [Беляев Н. Т. Рорик ютландский и Рюрик Начальной летописи.//Сборник статей по археологии и византиноведению, Прага, 1929. Т. 3. С. 220]. По мысли историка, имя Бравлин было прозвищем одного из знатных участников сражения, подобно тому как князь Александр Ярославич прозывался Невским, Суворов - Рымникским, Румянцев - Задунайским и т. д. Такое объяснение звучит привлекательно: ведь источники свидетельствуют, что многочисленные отряды поморских славян-вендов приняли участие в сражении на стороне победителей - шведов и, следовательно, с полным правом могли называть себя «бравальцами». К тому же средняя продолжительность активной жизни «бравальца» укладывается во временной промежуток приблизительно с 770 до 810 г., что дает ему теоретическую возможность отправиться грабить Сурож. Единственная слабость данной гипотезы Беляева (впрочем, как и других предположений этого варяговеда) состоит в том, что она парит над грудой молчащих источников. У нас нет доказательств того, что в период раннего средневековья полководцы и воины Северной Европы действительно носили прозвища, образованные от названий местностей, где им случалось одержать победу. И уж тем более невозможно всерьёз говорить о викингской активности в Черноморско-Азовском регионе в описываемое время.
Другое, более приемлемое объяснение происхождения имени «Бравлин», на мой взгляд, состоит в следующем. Церковный писатель VII в. Исидор Севильский в одном из своих сочинений упомянул везеготского епископа Браулинона [см. В. Васильевский. Русско-византийские исследования. Вып. 2. Спб., 1893 г. с. CXLIII]. Надо полагать, имя это принадлежало к готскому именослову и вполне могло войти в именной фонд ругов (будущих русов) в период их подчинения готам (II-IV вв.). Лингвистическая правдоподобность переделки готского Браулинона/Бравлинона в славянского Бравлина достаточно очевидна.
Исходя из вышесказанного, «русский князь» Бравлин мог быть:
1. Правителем местных «таврических» русов, которые представляли собой, вероятно, довольно разноплемённую общность, но с преобладанием славянского элемента.
2. Предводителем ватаги, пришедшей из «Дунайской Руси», а, может быть, и вождём поморско-рюгенских русов, освоивших европейский путь «из варяг в греки» (Балтика - Одер (Эльба) - Дунай - Чёрное море). Не случайно ведь, по сообщению Бертинских анналов, в 839 г. рюгенский «каган русов» уже вёл с Византией дипломатические переговоры…
P.S. Имя Бравлин не может служить доказательством готского происхождения "русского князя". Источники сохранили свидетельства о непримиримой вражде ругов (русов) и готов, поэтому представить этнического гота во главе дружин русов едва ли возможно.